– Ты помнишь гигантский корабль? – осторожно спросила Анге.
– Конечно. Он не местный, разумеется. Кто-то еще, кто-то пришедший из других миров. Куда более развитый, чем мы или пони. Анге, это будет не просто контакт! Это сенсация! Это рывок наших миров в развитии! Это то, что все перевернет, все смоет…
– Что смоет?
– Наше бегство. Гибель Лерии и ее людей. На фоне такого контакта наша история превратится в малозначительный эпизод.
– Да ты интриган, – восхищенно сказала Анге.
– Скорее, политик, – поправил кот. – Впрочем, это одно и то же.
Анге кивнула. Посмотрела на разорванный челнок. Открытый огонь уже почти исчез, дым тоже. Дул ровный ветер, и запах сгоревших тел, который, конечно же был, уносило к морю. Чистый утренний воздух, ярко-голубое небо – все было мирным и спокойным. Адиан и Ян о чем-то разговаривали, стоя в стороне.
– А они?
– Можем предложить лететь с нами, – кот ухмыльнулся. – Это тоже в нашу пользу. Не просто высадились, а вернулись с дружественной делегацией.
Вернуться.
Снова увидеть родную планету. Родителей. Друзей, сколько бы их ни было. Анге вдруг ощутила робкую надежду.
Да, это были безумные и кровавые дни. Они не исчезнут, но могут превратиться в дурной сон. Надо лишь рискнуть.
– Ты считаешь… лететь не опасно? Этот корабль…
– Наши ученые думают, что разум, так далеко ушедший в развитии, не должен быть агрессивным, – осторожно сказал Криди. – Мы для них не представляем опасности, завоевывать нас тоже особого смысла нет. Да и если бы он напал на «Дружбу» – мы бы это увидели даже с другой стороны планеты!
Анге почти уже была готова сказать «да». Но внезапно насторожившийся Криди заставил ее повернуться и поднять голову к небу.
Высоко в темном, едва посветлевшем небе, под редкими прозрачными облаками, летел самолет. Впрочем, Анге тут же поправила себя – для самолета у него были слишком короткие крылья при слишком пузатом корпусе.
– Это челнок, – сказал Криди. – Это космический челнок, и это не наш челнок.
– Но он пролетает мимо!
– Хорошо бы, – сказал Криди. – Но… смотри.
В небе, где-то между землей и челноком, вдруг вспух яркий, оранжевое с черным и белым, купол. Под куполом угадывалась темная точка. Потом открылся второй купол. Третий. Четвертый…
– Они высадятся рядом с нами, – сказал Криди. – Это не случайность.
– Думаешь, с того гигантского корабля? – спросила Анге.
– Было бы наивно предполагать, что тут обнаружился еще какой-то корабль! – очень логично и совершенно неправильно заявил Криди.
Купола продолжали раскрываться в небе, один за другим. Двенадцать ярких, контрастных парашютов. Челнок продолжал полет.
– Вот и не надо ничего решать, – Анге нервно рассмеялась. – Но знаешь: хорошо, что у них парашюты!
– Почему?
– Ну… значит, мы чем-то похожи.
– Какие-то вещи просто невозможно не изобрести, – сказал Криди. – Нож, колесо, паровую машину, лестницу, пуговицу, парашют…
Он опять же ошибался: первой торговой сделкой Халл-1 и Феол был обмен концепции лестницы на концепцию пуговицы.
Разум порой перешагивает через самые простые открытия, а потом упорно отказывается их видеть.
– Давай, давай! – кричал Горчаков, подтолкнув Двести шесть – пять в спину и совершенно неожиданно ощутив ладонью нечеловеческую анатомию чужого – лопатки у него были не раздельными, а соединялись гибким хрящом, накрывали спину единой пластиной.
Феолиец чуть помедлил перед открытой рампой, потом разбежался – и прыгнул, вслед за Матиасом, Бэзилом, Мэйли и Ксенией.
В десантном боте гулял ветер. Задняя аппарель теоретически вполне допускала штатное открытие в режиме полета – при десантировании с парашютами, при запуске дронов и прочих редких, но возможных операциях. Горчаков даже помнил тренировку на боте поменьше – тогда все шло очень гладко. Они запустили два дрона и десантировались сами.
На практике же откинувшаяся платформа не зафиксировалась и дребезжала в потоке воздуха, конец подпрыгивал сантиметров на десять-двадцать, будто чересчур гибкий трамплин после прыжка в бассейн. Матиас спрыгнул нормально, Бэзила и Мэйли слегка подбросило, Ксения просто нырнула руками вперед с середины трамплина. Феолиец бежал до самого конца и попал под рывок платформы – его подкинуло вверх и назад, слегка приложило головой о комингс люка, лишь после этого он унесся вниз.
Горчаков болезненно поморщился, спросил, повернув голову к микрофону в левой части шлема:
– Двести шесть?
– Жив, – отозвался тот.
Воздух вокруг уже не был в полном смысле корабельным – атмосфера планеты разбавляла его, размешивала, привносила едва-едва уловимые запахи чужого мира. Горчаков втянул этот почти чужой воздух полной грудью, искренне надеясь, что Соргос не станет одной из тех редчайших планет, чьи микробы и вирусы примутся пожирать иноземную плоть. Впрочем, стандартный тест на биоопасность проводили сразу после открытия планеты… теперь они невольно проведут углубленный.
Мимо, стуча ботинками, пробежала Мегер. Четко поймала ритм подпрыгивания аппарели и сиганула вниз.
Если отвлечься от всего происходящего, от чужого корабля и мятежа искина, от нарушения всех возможных пунктов Устава, от идущей на планете войны – то происходящее сейчас было красиво. Бот шел на минимальной скорости, делая едва ли больше трехсот километров в час. Он летел на запад, за ним как раз поднималась из-за горизонта горячая звезда Соргос, окрашивая небо в ярко-розовый цвет. Океан – огромный единственный океан планеты, казался бесконечным. Береговая линия извилистой полосой тянулась к северу от бота, к югу темной гористой кляксой лежал обитаемый материк. Горчаков поймал себя на идиотской мысли, что такую ситуацию надо закладывать в курсантский симулятор, только для зрелищности добавить еще багрово-огненный ядерный гриб над темным материком…
Спрыгнул Лев. Доктор не стал мудрить, подошел к люку вдоль стенки бота и спрыгнул, точнее свалился с бока аппарели. Вообще-то это было запрещено, но учитывая ситуацию… К тому же Соколовский четко все рассчитал и прыгнул с подветренного борта.
Следующим прыгнул Алекс, пройдя по колышущейся аппарели с четкостью, доступной лишь людям-плюс.
– Тедди, Лючия! – скомандовал Горчаков.
Пристегнутые друг к другу кадеты пошли к люку. К удивлению и одобрению Валентина ни девушка, ни мальчишка не испугались того, что им придется спускаться на одном парашюте.
– Командир… – Гюнтер тронул его за плечо.
– Не спорь, – сказал Горчаков. – Мы спрыгнем все, а так разумнее всего.
– Да я не о том… – Гюнтер помедлил мгновение, а потом, видимо решив не тратить время на объяснения, подбежал к кадетам, сгреб их и понес к люку. Учитывая, что богатырским телосложением оператор специальных систем не отличался, выглядело это необычно.
Ну, если не учитывать доступ Гюнтера к боевым коктейлям, кратковременно повышающим силу и скорость реакции.
Когда оружейник вместе с кадетами (Лючия все-таки не выдержала и пронзительно вскрикнула) скрылся за бортом, Валентин тихо выругался.
Наверное, Гюнтер был прав.
Но все-таки мог бы и объяснить, что собирается сделать.
– Капитан покидает судно последним! – проорал под ухом Уолр. – Обожаю этот земной обычай!
Кричал он так громко, что Горчаков вздрогнул.
– Кэвч эч цэгер мвин ду! – рявкнул он в ответ достойному представителю народа Халл-3.12
Уолр гулко захохотал и побежал по аппарели. На последних метрах он с размаху плюхнулся на толстую задницу и заскользил к краю, перебирая руками.
– Мэддвл ффицин ду! – донеслось до Горчакова уже из наушников.13
Горчаков надвинул на глаза очки и побежал к люку, искренне сожалея, что все его командирские права остались на потерянном корабле. Нет, команда-то его приказов слушаться будет. А вот ученые, тем более инопланетные, вряд ли.
Но об этом он подумает позже.
В прыжке он развернулся, бросив последний взгляд на бот. Тот удалялся томительно медленно, словно Валентин и сам принял боевого коктейля, ускорившего восприятие. Светящийся теплым светом десантный отсек, распахнутая дверь пилотской кабины, синеватый свет двигателей на крыльях…
Воздух ударил, подхватил, закрутил его, бот словно вздернуло вверх, к светлеющему небу и гаснущим звездам.
Он стал капитаном без корабля.
Горчаков сжался, выпрямил тело, ловя поток. Его повело головой вниз. Валентин вытянул руки, согнул ноги, стабилизируясь. Шепнул в микрофон:
– Купол.
За спиной хлопнул и унесся вверх вытяжной парашют. Внизу падали, кружась, темные точки.
– Группа, стабилизация, купол, – скомандовал Горчаков.
Точки под ним отрастили тонкие дрожащие хвостики вытяжных парашютов, на миг превратились в стайку бойких сперматозоидов, несущихся к яйцеклетке планеты – командир даже сам остолбенел от этой ассоциации. Потом Горчакова дернуло, подкинуло вверх, над ним раскрылся купол – и тут же купола начали распахиваться под ногами, распускаться черно-бело-оранжевыми разрывами, будто взрывы зенитных снарядов, пытавшихся достать нежданных пришельцев.
«Это снова пришло», – подумал Горчаков, медленно и тяжело. Мир вокруг был медленным и неспешным, мир вращался вокруг, полный тайных смыслов и неслучайных совпадений. Воздух, холодный и острый, обрел тысячи запахов и вкусов, небо стало чужим, и планета под ним чужой, и он сам не принадлежал себе – восемьдесят килограммов земной органики за сотню световых лет от Земли, ничтожный атом в бесконечной Вселенной, самонадеянный атом, пытающийся объять необъятное. «Это шок, это снова шок, – думал Горчаков, не испытывая ни страха, ни огорчения. – У меня психологическая неустойчивость, это следствие высадки в чужом мире, путешествия в чужую реальность, я не вправе руководить экспедицией…».
Горчаков медленно нащупал зубами язык – и прикусил его, до боли, до соленой крови во рту.