Горчаков подумал, что ему все больше и больше нравится этот примитивный корабль. Нет, он не был его командиром и не мог быть. И, конечно же, с радостью поменял бы «Дружбу» на самый устаревший земной корвет. Но в полете на «Дружбе» была своя прелесть, как в езде на допотопном автомобиле с бензиновым двигателем. Не имея множества доступных людям технологий, неварцы решали проблемы с грубоватым первобытным изяществом.
Вот, к примеру, как можно решить проблему искусственной гравитации? Допустим, на корабле в свободном полете ее может заменить вращающееся жилое кольцо. В разгоняющемся корабле – ускорение разгона. Но тогда при разгоне векторы ускорения и центробежной силы суммируются… и стены в каютах жилого кольца превратятся в пол. Да и оставить кольцо вращающимся при разгоне – это лишняя нагрузка на всю конструкцию.
Для маленького корабля с несколькими каютами это не беда. Можно закрепить мебель, зафиксировать предметы и потерпеть. А для большого, предназначенного для многодневных перелетов и многомесячной работы на орбите?
Неварцы поступили просто (хотя с точки зрения инженера-конструктора такая простота страшнее ада) – практически вся мебель (в которой присутствовали такие странные вещи, как мягкие диваны) смещалась по направляющим пазам. Любой отсек можно было «переформатировать» за считанные минуты.
В этих трогательных стараниях построить первый межзвездный корабль с максимальным комфортом, Горчакову виделся какой-то удивительный феномен Невара.
Не просто выйти в космос, а заселить всю систему. Причем, построить самые настоящие города, пригодные не для вахтового метода, а для нормальной жизни. Не просто соорудить звездолет и отправить его с парой пилотов «на испытания» к соседней звезде – а сразу забабахать экспедицию с геологами, астрономами, да едва ли не с художниками и поэтами!
Какой-то девятнадцатый век, честное слово. Максимум двадцатый. На Земле бы и в голову никому не пришло так поступать…21
Для создания квантовой нестабильности неварский корабль тратил чудовищное количество энергии, поэтому после разгона ему требовалось накапливать всю генерируемую реактором мощность. Валентина это не устраивало. Вместе с Ксенией и Криди они устроили совещание, после которого кот и Анге вывели реактор за пределы расчетной мощности («скорее всего, мы не взорвемся», пообещал Криди) и подключили два оставшихся челнока к энергосети корабля. В ангарах теперь ревела вентиляция и было нестерпимо жарко, но даже с потерями на отвод тепла накопление энергии шло прямо во время разгона. «Я давно думал о такой возможности, но мне бы никто не позволил» – сообщил Криди, посмеиваясь своим странным смехом.
И все-таки еще три часа после отключения маршевого двигателя корабль двигался по инерции, вливая всю мощность в сверхпроводящие катушки-накопители. Жилое кольцо вновь раскрутили, и настало время ожидания. Мегер и Алекс оставались в рубке с Криди, разбираясь в системах управления кораблем. Горчаков некоторое время бродил по кораблю, изучая конструкцию. Потом наткнулся на следы крови, которые они забыли убрать. Настроение испортилось, в чужую каюту идти не хотелось. Валентин выбрался в осевой коридор и завис там в невесомости, наслаждаясь редким аттракционом. Стометровая труба, освещенная тусклым светом, уходила вдаль. Ровный гул механизмов уже не казался чужим, он привыкал к чужому кораблю. Слабый поток теплого воздуха из вентиляции тащил его от носа к корме, к двигательным и агрегатным отсекам.
Сколько же пунктов Устава он нарушил?
Пожалуй, проще посчитать те, за которые его не подвергнут взысканию.
С космосом придется распрощаться. Валентин понял это неожиданно ясно. Какие бы обстоятельства ни вынудили его поступить так, а не иначе, но… Высадка на чужой планете, перестрелка с неварцами, убийство разумного существа. Потеря корабля. Десантирование на чужую планету – с парашютами, прости, Господи! Включая трех кадетов, двум из которых он велел спускаться на одном парашюте! Контакт, разглашение информации, причем перед аборигенами, бесконечно далекими от Соглашения. Захват неварского корабля и убийство экипажа… кто поручится, что превратившихся в зомби членов экипажа нельзя было спасти?
Нет, под суд его не отправят. В первую очередь, из-за того, что процесс выйдет слишком уж скандальным. Просто отставка, минимальная пенсия и запрет на разглашение случившегося.
Неварская «Дружба» – его последний корабль.
А инопланетный женский мундир, который он все же надел, его последняя форменная одежда.
Причем, вот же засада! – сидел мундир идеально, благодаря эластичности ткани даже на заднице не обвисал! И был куда более стильным, чем его форменный.
Горчаков взмахнул руками, переворачиваясь в воздухе. Оттолкнулся от стены и, закрыв глаза, поплыл в сторону рубки.
Внезапно накатила усталость, голова затуманилась. Ничего удивительного, конечно, сколько он уже не спал?
«Я словно в теплой реке», – подумал Горчаков. «Пусть эта река сама несет меня…»
Мысли были странные, мелкие, чужие.
Снова шок. Последствия высадки, психологическая травма. Забытые воспоминания. Он словно маленький мальчик, забывший, кто он есть, блуждающий в руднике забытых снов в поисках того, единственного, который поможет вспомнить, кто он такой…
Чья-то рука крепко взяла Горчакова за плечо. Он вздрогнул от неожиданности, дернулся, открывая глаза.
Доктор Соколовский испытующе смотрел на него. Одной ногой доктор умело цеплялся за скобу возле ведущего в рубку люка, что выдавало в нем человека немолодого, проходившего первые тренировки в далекую эпоху первых межзвездных полетов.
– Как самочувствие, командир? – спросил он. – Кстати, очень симпатичный мундир. Лучше, чем у Космофлота. Здесь были медали, да?
– Что-то вроде того, – вяло ответил Горчаков. – Я снял. Они чужие. Слушайте, Лев, как неварские женщины рожают с такими узкими бедрами?
– Я не вдавался в детали, но как-то ухитряются, – Лев усмехнулся. – У них вообще все очень непросто. У мужчин настолько крошечные…
– Доктор, избавьте меня от деталей.
– В общем, у них как у земных панд. Все очень сложно. Но рожают при этом двойни…
– Лев!
Доктор ухмыльнулся. Сказал:
– Ну вот, вы немного встряхнулись. Командир, с нас достаточно сбрендившего искина. Вам надо принять лекарство.
– Все лекарства остались на «Твене», – сообщил Горчаков.
– Я был бы плохим доктором, – возмутился Соколовский, – если бы с помощью наших инопланетных друзей не нашел лекарства на месте. Закройте глаза, командир, и откройте рот.
– К чему это?
– Я – доктор, вы обязаны мне подчиняться в случае психологической травмы. Вы ведь перебили экипаж этого корабля?
– Не я один, – ответил Горчаков. – Они утратили разум и стали агрессивны…
– Я понимаю, что вы это делали не из потаенного садизма. Закройте глаза!
Горчаков послушно закрыл глаза и открыл рот. Что там в уставе было о правах корабельного врача? Кажется, да. В случае обоснованных подозрений в неадекватности действий командира…
Рот обожгло. И в то же мгновение доктор Соколовский с неожиданной силой дернул командира на себя, так что жгучий жидкий пузырь успешно скользнул в пищевод.
– Док… доктор! – закричал Валентин, размахивая руками и вращаясь в воздухе. – Доктор, пся крев! Это же водка!
– Изначально – чистый этиловый спирт, водки у них нет, – хладнокровно ответил Соколовский, державший в руках пластиковую емкость. – Есть какие-то сладенькие ликерчики, я ими немного разбавил, для вкуса. Но в основе – хороший спирт. Использовался, вы не поверите, для прочистки контактов! Когда я его попробовал на вкус, у кота шерсть встала дыбом. Отсталая цивилизация!
Горчаков помотал головой. Спирт все-таки был разбавленным и всасывался где-то на уровне пищевода. Мир теперь кружился в разные стороны.
– А сейчас я вас отбуксирую в капитанскую каюту, – продолжал Лев. – Для варпа вы в рубке не нужны, простите. Наше юное дарование вместе с Мегер и Криди обещают доставить нас к Ракс очень быстро, но быстро – это суток двое. Можете спокойно отдыхать. Вы нам нужны бодрым и самоуверенным, но не сейчас.
– Только поляк мог подложить русскому командиру такую свинью, – возмущался Горчаков, вплывая в переход и цепляясь за лестничные скобы. Появилось слабое и фальшивое притяжение.
– Только поляк бы придумал, как уложить вас отдыхать, – с гордостью ответил Лев. – Матиас боится к вам подступиться, вы ходите и на всех зыркаете…
– Я не зыркаю. Я бдю и держу вид строгий и молодцеватый, – запротестовал Валентин, спускаясь и двигаясь вслед за доктором к капитанской каюте. – Это моя обязанность.
– Дорогой Валентин, позвольте не по уставу? – подталкивая его вперед, сказал Соколовский. – Я же человек немолодой, мне простительно. Тем более, я искренне вам признателен.
– За что?
– За то, что позвали за собой на «Твен». Я уж и не думал, что под конец службы поучаствую в подобном безобразии… знаете, сколько я не прыгал с парашютом? Тридцать три года! А теперь мы увидим Ракс. Мир, в котором никто не бывал. Нет, конечно, я бы с удовольствием повозился с правнуками, у меня прекрасная усадьба к северу от Трускавца, вы не представляете, какие там воды, всем полезно и вам тоже…
Он довел Валентина до койки, что было весьма правильно – мир кружился все быстрее.
– Еще, – мрачно попросил Горчаков.
Под бдительным взглядом доктора он еще раз глотнул самодельной водки и прилег на койку. Подушка была странная, похожая на узкий валик с углублением в центре, наверное – из-за отличий в анатомии. От постели приятно пахло цветами. Женщины…
– А теперь отдыхайте, – велел доктор. – Матиаса я тоже отправлю спать, но после входа в варп. Он как-то пободрее, не в обиду вам будет сказано.
– Я просто полежу немного, закрыв глаза, – сообщил Горчаков. – Кстати… вы соврали, Лев: командир не обязан слушаться врача, он должен лишь