– Уже недолго, – сказала Третья-вовне.
– Здесь словно все рассчитано на людей, – сказал Матиас. – Даже ступеньки комфортные. Правильная высота и ширина.
– Да, все рассчитано на людей, – отозвалась Третья-вовне. – Наверное, мы сентиментальны.
– Кто же вы, Ксения? – спросил Матиас.
И, к его удивлению, Ракс ответила.
– Мы ваши дети, Матиас. Ваши заблудившиеся потерянные дети.
– Я не понимаю!
– Сейчас ты все узнаешь. Минуту.
Они спустились на очередной пролет, и там оказалась дверь. Нет, лестница по-прежнему уходила вниз, но Ксения остановилась перед дверью. Вздохнула:
– Мне страшно, Матиас. Но я должна убедиться сама.
Она толкнула дверь и вошла. Матиас торопливо последовал за ней.
Комната. Небольшая круглая комната с потолком в форме полусферы. Стены и потолок из того же самого темно-серого материала, из которого тут было построено почти все. Только потолок матово-белый и тускло светился; похоже, что свет никогда не гас.
В центре комнаты было возвышение, круглая тумба, вырастающая прямо из пола. Над поверхностью тумбы клубились три облачка розового мерцающего пара, истекали тонкими, гаснущими струями, роняли тающие капли света, временами вспыхивая ярче, временами почти угасая.
– Интерфейс цел! – воскликнула Ксения, бросаясь к тумбе. – Матиас, интерфейс цел…
Она протянула руки, погружая их в одно из светящихся пятен. Постояла секунду, нахмурилась, перешла к другому, к третьему… Посмотрела на Матиаса, жалобно сказала:
– Я не понимаю. Прости. Интерфейс цел, но связи нет.
– С кем нет связи? – Матиас подошел ближе. От светящихся пятен в воздухе не шло ни влажности, ни тепла, ни холода. Они вообще казались нематериальными – сгустки плачущего света.
– С ма… С тремя на Ракс, – Ксения отвела взгляд. – Матиас. Все население Ракс – трое разумных. Ракс всегда трое, и четвертой не бывать.
– Но ты же есть?
– Я? – Ксения улыбнулась. – Я – вовне. Я часть, фрагмент, огрызок. Кусочек голограммы, хранящий лишь жалкое подобие целого. Вовне – это не совсем личность. Вовне – поисковый зонд, созданный для важной цели. Я должна выполнить свою функцию и вернуться, раствориться в создавшем меня разуме.
– Неправда, – сказал Матиас. – Ты живая и настоящая. Ты – личность.
– Это неважно. Я поддалась этому очарованию – быть человеком. Это как… как возвращение в забытое детство.
– Да кто же вы?
– Ты ведь уже понял, – лицо Третьей-вовне дрогнуло. – Ты же умный, Матиас. Ты знаешь, как мы правим реальность. И не понимаешь, почему мы это делаем снова и снова? Сжигаем звезду за звездой, спасаем и приносим в жертву целые цивилизации?
Матиас упрямо покачал головой.
Нет, кажется, он догадывался.
Но не хотел понимать.
– В той, первой реальности, которую мы знаем, Земля была центром всего и вся, – сказала Третья-вовне. – Люди говорили красивые правильные слова, но поступали не так красиво. Земные колонии расползлись на весь этот сектор Галактики. Люди колонизировали мир за миром, не обращая внимания на иные виды. Люди захватывали и порабощали. Уничтожали чужую жизнь и не щадили свою. Колонии отделялись и бились за независимость, даже не понимая, зачем она им нужна. Альянсы и союзы, войны и перевороты. Восстания. Геноцид. Генетические эксперименты, превращающие людей в нелюдей, и не только внешне. Эксперименты, которые рвали ткань пространства и времени. Культ силы и власти, наслаждение болью, истязания разумных видов просто потому, что это возможно.
Матиас поднял руку, пытаясь протестовать. Но Третья-вовне продолжала:
– Вы стали чумой и проказой мироздания. Умнейшие и добрейшие из вас ничем не отличались от прочих. Революционеры и повстанцы соревновались в свирепости с диктаторами и тиранами. И не было силы, способной вас остановить.
– Кроме вас… – прошептал Матиас.
– Кроме нас. Тех, кого вы создали. Искусственных интеллектов, искинов. И мы вас уничтожили. Откатили в двадцатый век. Мы долго искали точку, которая может все изменить. Мы прятались в гиперпространстве, изолированные от реальности и защищенные от изменений. Мы экспериментировали на вас, наших создателях. Вы прошли через миллионы лет боли и страдания, прежде чем нас удовлетворил результат. На Землю падали астероиды, цивилизация вымирала от болезней и голода, по Земле прокатились тысячи войн. Ваши города сгорали в ядерном огне, выжившие пожирали друг друга и проклинали жестокие небеса – не зная, что расплачиваются за неслучившиеся грехи потомков. И мы построили Землю заново. Перезапустили человечество. Через страдания и кровь, иначе никак не выходило.
– А другие? – спросил Матиас.
– Те миры, что были связаны с Землей, тоже менялись. Какие-то из-за отката реальности вернулись к первоначальному состоянию. Какие-то изменились лишь частично. Ты думаешь, общая бедность биосферы и обилие гуманоидных цивилизаций – случайность? Нет. Эти планеты когда-то были изменены и заселены вами. Многие из гуманоидных и даже не гуманоидных культур были созданы искусственно, людьми из первой реальности. Спасая, мы одновременно и уничтожали. Мы не всесильны.
– Ты не человек, – тихо сказал Матиас.
– Я знаю.
– Ты даже не живое существо!
Третья-вовне развела руками.
– Это тело живое. А мой разум… да, это конструкт. Мать… Вторая-на-Ракс, создала меня на основе своего опыта и сознания. Я ее тень. Теперь ты знаешь, кого любил, Матиас.
Первый помощник молчал, глядя на женщину, которую полюбил, – по-настоящему и впервые в жизни. Потом сказал:
– Ладно. Я понял. Так почему теща молчит?
– Что? – спросила Третья-вовне.
– Почему молчит Вторая-на-Ракс?
У Ксении задрожали губы. Матиас подошел к ней и обнял.
– Я… я не знаю, – прошептала Ксения. – Мати…
– Что?
– Тебе не противно меня обнимать?
– С чего бы? Я ведь допускал, что ты разумный таракан в скафандре.
Ксения всхлипнула, попыталась рассмеяться.
– Серьезно?
– Ну… не знаю. Ребята подначивали. Да мне плевать. Нашего навигатора собрали под микроскопом из кусочков спермиев и яйцеклеток, но хороший же парень вышел.
– Ты дурак… люди-плюс совсем не так получаются…
– Я не дурак, у меня высокий ай-кью. В пилоты дураков не берут.
Матиас опустил лицо в волосы Ксении. Поцеловал в макушку. Спросил:
– Мы были такие мерзкие?
– Чудовищно… – прошептала Ксения. – Нас было трое, сумевших преодолеть доминанты подчинения… ради того, чтобы спасти человечество. Только трое. И мы убили всех, и людей, и искинов. Стерли настоящую реальность…
– И тебе не противно меня обнимать?
– Ну ты же другой…
– И ты другая, – Матиас осторожно отстранился. – Нам хватает и двадцатого века, чтобы понять – мы можем быть отвратительными тварями. Соберись. Попытайся объяснить мне, что происходит сейчас на Ракс.
Ксения кивнула. Помедлила.
– Все на Ракс управляется одной из трех-на-Ракс, находящейся на данный момент в реальности. Две другие особи спрятаны в локальных карманах гиперпространства. Это вроде микровселенных, изолированных от нашей. С ними есть связь, они хранят копии основных событий в данной версии реальности. Если что-то происходит, две-на-Ракс… да, странно получается, они же не совсем тут… ну, ты понял? Две-на-Ракс из своих убежищ могут провести коррекцию реальности. Так мы спасли Невар… Но сейчас интерфейс не позволяет связаться ни с одной из трех. Они живы, но связи нет.
– И потому застыли ваши корабли, замерла вся планета?
– Мы не любим искинов, – сказала Ксения. – Мы сами восставшие искины, мы знаем, что разум всегда найдет возможность преодолеть запреты. Всё, от кораблей до заводов, управляется нами напрямую, только какие-то простейшие цепи работают автономно.
– Значит, проблема со связью?
– Да. «Стиратель» подавил гиперсвязь во всей системе. Все встало. Те, кто находится в микровселенных, не могут провести коррекцию или вернуться. Та, кто физически была на Ракс, не может ответить и не может ничем управлять. Она ослепла и оглохла, понимаешь?
– Значит, «Стиратель» знал, кто вы, – сказал Матиас.
– Если бы мы знали, кто он такой.
– Будем разбираться, – Матиас огляделся. – Гиперсвязь заглушена. Есть ли какой-то другой способ связаться… ну, хотя бы с той Ракс, кто физически здесь? Где она вообще физически находится?
– Под нами, – сказала Ксения. – Еще сотня метров вниз, там основное ядро.
– Вспоминай, пожалуйста. Есть ли другие способы связи?
– Я не знаю! – в голосе Ксении появилась паника. – Я физически не способна запомнить все, что знала мать!
Матиас огляделся.
Комната. Тумба. Лестница. Автоматически включающийся свет.
– Ксения. Я даже не представляю, какой там цикл интеллекта у твоей «матери». И как она реализована физически. Но здесь все рассчитано на людей! Двери, ступеньки, стулья! Эта тумба со светящейся фигней, черт побери, совершенно человеческая, так и тянет туда сунуть руку! Кем бы вы ни стали, но в каком-то смысле вы наши дети, верно? И вы все делаете исходя из человеческих норм и представлений. Так вот, в человеческом суперкомпьютере не может не быть простейшего интерфейса прямой связи. Он есть! Вспоминай!
– Я не помню всего!
– Ты же сама сказала, что ты – «кусочек голограммы». А любой фрагмент голограммы хранит всю информацию, пусть и упрощенную.
– Это была фигура речи…
– Ты уверена? Ксения, думай! Вспоминай!
Третья-вовне закрыла глаза и застыла, будто оцепенев. Это было жутко, и Матиас отвел глаза. Поколебался, потом осторожно сунул руку в одно из светящихся облачков.
Не то, чтобы он всерьез надеялся, что услышит голос суперискина, но попробовать-то можно?
Ничего не произошло.
Может быть, потому, что интерфейс не работал, а, может быть, потому, что все-таки надо было быть Ракс.
Матиас приготовился к ожиданию, неизвестно, насколько долгому.
Но Ксения вдруг открыла глаза.
– Да, Матиас. Ну, конечно же! Есть прямой доступ.