— Встань на скамью, — хрипло прошептал мой спутник. — Коленями. Зад подними.
Я подчинилась. Край узкой скамьи уперся в мои обтянутые чулками голени, мышцы бедер запротестовали под непривычной нагрузкой. Мой любовник также поднялся, встал позади меня, закатал платье до талии. Теплый спертый воздух кабинки мягко струился по моим обнаженным ягодицам. Перегнувшись через меня, он запустил руки в декольте и вывалил мои груди на свободу, чтобы они болтались подо мной.
— О, — выдохнула я, чувствуя, как нарастает наслаждение. Он знал, как нравится мне роль рабыни в наших сексуальных играх.
Теперь я, должно быть, выглядела совсем как она в тот самый момент, когда металлическая крышка отошла в сторону, а комната осветилась розовым светом. Мы словно поменялись местами.
Тем временем мой любовник погладил своим членом, большим и горячим, мои ягодицы, затем чуть изменил позицию и его конец плавно вошел в меня, не встречая никакого сопротивления. Еще бы, моя «дырочка» давно уже жаждала этой встречи. Руки моего партнера уже гладили мои груди, пальцы тискали соски, а я извивалась под ним, изнемогая от удовольствия, любила его, любила то, что он со мной делал. Повернув голову я наблюдала за мастурбирующей женщиной и представляла себе, что она видит через это маленькое окошечко, как меня трахают, как мое тело двигается под мощными толчками моего партнера. Понравилось бы ей это зрелище? Я прикусила нижнюю губу, чувствуя приближение оргазма, и она, похоже, испытывала то же самое.
«Глядя в мои глаза и видя меня, — подумала я. — Мой любовник и я — ее пип-шоу. Но она не замечала глаз, наблюдающих за ней из других кабинок, полностью сосредоточившись на том, чтобы довести себя до оргазма».
— Внутри ты как горячий шелк, — искаженным от страсти голосом прошептал мой партнер.
И первая волна оргазма накатила на меня.
Я не могла больше сдерживаться, и он это знал. Удары его «молодца» стали сильнее, как мне и хотелось. Я кончала и кончала, растворяясь в небытии наслаждения. Он входил в меня так глубоко, что мошонка била мне по лобку. А его пальцы продолжали сладостную пытку моих сосков.
Стоны удовольствия срывались с моих губ, мышцы влагалища сжимали его горячий конец.
— О Боже, Боже… — стонала я.
За стеклом женщина запрокинула голову. Гримаса экстаза исказила ее лицо. Она кончила, погрузив пальцы во влагалище, подушечкой большого пальца массируя пипочку клитора. Я чувствовала, что мы с ней родственные души, но я более осторожная. И меня восхищала ее раскованность.
Что ты чувствуешь, зная, что все взгляды сосредоточены на тебе? Что каждый мужчина наблюдает за тобой, хочет тебя? Мне бы хотелось это испытать.
Мой партнер застонал, долгий выдох вырвался из его груди. Шею обдал жар его дыхания, во влагалище хлынул поток спермы. С губ его срывались какие-то непереводимые звуки, которые мне так нравились. Кончив, он становился совсем другим. Очень ранимым. Я чувствовала, как становится мягче его член, но мое тело не хотело отпускать его. Я повернула голову, чтобы нежно поцеловать его.
И обмерла.
Потому что посмотрела на стену, которую раньше прикрывала открытая дверь. Но теперь-то дверь была закрыта и я увидела в стене окошечко, а за ним — глаза, много глаз, наблюдающих за мной.
Мой любовник рассмеялся:
— Как тебе это нравится? Все смотрят на тебя, все тебя хотят, все слышат твои крики.
Я выдавила из себя улыбку, подумав о том, что он просто озвучил мои мысли.
— Не знаю. Я же понятия не имела, что за нами наблюдают. Я слишком потрясена, чтобы ответить на твой вопрос.
На самом деле я была совершенно спокойна. В принципе ничего особенного не произошло. Я наблюдала за женщиной, кто-то наблюдал за мной. Он помог мне сесть, оправил платье.
— Для тебя это, конечно, неприятный сюрприз. Ты на меня не сердишься?
— Нет. Разумеется, нет. Мне нравятся твои выдумки. Но может, тебе следовало предупредить меня о другом окошечке. Тогда я бы знала, чего ожидать. По-моему, это справедливо.
— Пожалуй, но мне хотелось держать тебя в неведении. Наслаждаться тобой в твоей наивности, зная, что ты принадлежишь только мне, а их удел — лишь смотреть на тебя. Мне так приятно сознавать, что ты доступна только мне.
Эгоист, думающий только о себе. Я нежно поцеловала его, а потом укусила за нижнюю губу, чтобы наказать. Солоноватый вкус его крови искупил все его грехи.
— Когда мы придем сюда в следующий раз, я буду знать, что за мной наблюдают. И предстану перед ними во всей красе… да и перед тобой тоже.
— Так ты довольна? Тебя понравилось, что за нами наблюдали? — В его голосе впервые слышалась неуверенность. Он-то воображал себя хозяином положения.
И я рассмеялась, наслаждаясь разочарованием, промелькнувшим на его прекрасной, самодовольной физиономии. Еще бы, я украла у него победу. По крайней мере на этот раз.
ЧАРИТИ НАЧИНАЕТ…
Мистрис Чарити Пенн поставила на землю ведро с помоями и вытерла лоб тыльной стороной ладони. Ярко светило солнце, и под мышками взмокли и корсет, и платье. Ноги чесались под шерстяными чулками. Но она не решилась снять их: кто-нибудь мог заметить ее голые лодыжки.
Если под крышей властвовала густая смесь запахов: дыма, жарящегося мяса, конского навоза, то под жарким солнцем Виргинии воздух наполнял запах земли, которую вскапывали поселенцы. В своей черной одежде, оживляемой лишь белыми пятнами воротника и манжет, выглядели они как стая сорок.
Чарити вздохнула, подняла ведро и зашагала к загону для свиней. Рядом с одним из бревенчатых домов Джейкоб Хоукинз, закатав рукава рубашки, рубил дрова. При виде его широких плеч, узкой талии, мускулистых бедер под кожаными штанами у Чарити едва не подогнулись колени.
Она знала, что неприлично так смотреть на мужчину, но ничего не могла с собой поделать. Потому что второго такого красавца, как Джейкоб, в поселении не было. Длинные светлые волосы он перевязал на затылке лентой, но несколько прядей осталось на свободе, то и дело падая на бронзовое от загара лицо. Щепки летели во все стороны, когда он орудовал топором. Обычно ему хватало одного удара, чтобы разрубить полено. Ядреный запах дерева так и манил к себе. Подойдя ближе, Чарити неожиданно для себя поздоровалась:
— Доброе утро, Джейкоб. Прекрасный денек, не так ли?
Господи, подумала она, хоть бы никто не услышал ее голоса. Первой заговаривать с мужчиной! За это могут и наказать. Но Джейкоб, похоже, не видел в ее дерзости ничего предосудительного. Он улыбнулся, выпрямился. Опершись на топорище, наблюдал, как она проходит мимо.
— Доброе утро, мистрис. Действительно, день прекрасный, особенно на том месте, где я сейчас стою. — Его глаза задержались на ней.
Чарити замедлила шаг. Может, рискнуть и перекинуться парой слов с Джейкобом? Разумеется, ее не станут осуждать за то, что она поболтала с молодым человеком на свежем воздухе. И она уже начала подыскивать нужные слова, когда грубый голос пастора Барбера заставил ее вздрогнуть.
— Займись лучше делом, мистрис Пенн. Ибо дьявол всегда найдет занятие для ленивых рук. И на одежде у тебя слишком много кружева.
Чарити охватила ярость, но она сдержала резкий ответ, готовый сорваться с губ. Над кружевным воротником она работала всю зиму, проведенную под крышей, когда из-за грязи даже до туалета удавалось добраться с трудом. Она гордилась своим умением вязать кружева и не считала, что Бог осудит ее за то, что она воспользуется шансом показать плоды своего труда. Но великодушный и любимый Бог, с которым она говорила в своем сердце, в устах пастора Барбера, когда он вещал с церковной кафедры каждый выходной, становился совсем другим.
— Ну? Чего стоишь, шевелись. Иди набери воды из колодца.
«Он обращается со мной так, словно я мышка-норушка, а не молодая женщина, которой пора замуж. И иду я совсем не за водой. Если бы он счел за труд взглянуть на меня, то увидел бы, что ведро доверху наполнено помоями».
И хотя она позволила себе вскинуть на пастора глаза, тот не остановился, чтобы отчитать ее, а проследовал дальше, в полной уверенности, что его указания будут выполнены. Уголком глаза она заметила, как Джейкоб подмигнул ей, а его губы изогнулись в улыбке. Настроение Чарити сразу улучшилось. Она улыбнулась в ответ и поспешила к загону для свиней.
Красноватая виргинская пыль при каждом шаге клубилась у ее ботинок. Подходя к загону, она услышала громкие мужские голоса. Смех и крики людей смешивались с хрюканьем и повизгиванием. Заинтригованная, она обошла дом, за которым находился загон, и в изумлении остановилась. Несколько мужчин, в основном старейшин поселения, толпилось у крепкой деревянной изгороди. В загоне возбужденно носились свиньи, тогда как огромный хряк, застыв на месте и принюхиваясь, вертел головой. Один из мужчин наклонился вперед, замахал руками, что-то прокричал. Хряк поднял голову, его вымазанная грязью влажная морда блеснула на солнце, громко хрюкнул и метнулся через загон.
Чарити успела заметить торчащий под брюхом детородный орган, а мгновением позже с довольным похрюкиванием хряк подмял под себя не имеющую ничего против свинью и, прикрыв от удовольствия красные глазки, начал энергично долбить ее. При виде большущих яичек, наполненных семенем, болтающихся между задних ног хряка, Чарити залилась румянцем. Она знала, что не должна на это смотреть, но ноги сами несли ее к ограде. Да и мужчины, увлеченные зрелищем, не замечали ее.
— Давай, парень. Покажи ей, как это делается! — крикнул один из них.
— Поддай жару! — вторил ему другой. — Пусть кричит, как баба в постели!
Вольные реплики и грубый смех вызвали в Чарити волну негодования. Неужели это те самые мужчины, которые осуждали любую молодую женщину за малейшую нескромность? Ей стало как-то не по себе в этой чисто мужской компании, она уже хотела уйти, но тут кто-то из мужчин обернулся и увидел ее. Не говоря ни слова, окинул с головы до ног похотливым взглядом.
И пусть Чарити еще не приходилось иметь дело с мужчинами, она поняла, что совокупление свиней возбудило его. Взгляд, брошенный на нее, казалось, раздевал. Она вся сжалась под этим горящим жестоким взглядом, но глаз не отвела, давая мужчине понять, что тоже все видела. Если мужчины могли смотреть, как хряк покрывает свиней, почему это запрещено женщинам? Уж в сельском-то поселении все знали, откуда берутся поросята.