От Сары Чарити ушла в недоумении. Что она могла узнать, сделав крюк, а не пройдя к поселению напрямую? Она пожала плечами, напомнила себе, что Сара никогда не подводила ее, и зашагала, держа в руке шляпку. Прошло не так уж много времени, прежде чем Чарити начала наслаждаться красотой окружавшего ее леса.
Многие листочки подернулись желтым и красным, напоминая о приближающейся осени. Солнечные блики, как золотые монеты, лежали на листьях и ветках. От молодых сосен пахло смолой. Сквозь деревья проступала серо-коричневая громада поселения. Чарити старалась не забирать вправо, чтобы не заблудиться в лесу, где могли шнырять индейцы.
Мысли ее вновь вернулись к разговору с Сарой. И этого хватило, чтобы ей стало не по себе. Что бы ни говорила ее подруга, Чарити не могла поверить, что детородный акт мог принести женщине удовольствие. Женщина рождена, чтобы страдать, говорилось в Священном Писании, и сердцем она чувствовала, что по-другому и быть не может.
Хорошее настроение постепенно улетучилось. Мужчины расскажут своим женам о том, что произошло у загона для свиней. Она могла представить себе косые взгляды, которыми встретят ее, неодобрительные покачивания головой. Впрочем, в одном у нее не было никаких сомнений: она никогда не выйдет замуж, никогда не будет участвовать в этом постыдном акте. Это удел животных и людей, которые не очень-то далеко от них ушли.
Какое-то движение привлекло внимание Чарити. До нее донесся беззаботный смех. Она остановилась, удивляясь тому, что в лесу она не одна. Может, дети решили пойти по ягоды? Она вновь услышала смех. Женский смех. Его сменил мужской баритон, и Чарити понял а, что наткнулась на любовное гнездышко.
Медленно, тихонько, подобрав юбки, она двинулась на голоса.
Увидела лощинку, спрятавшуюся среди серебристых берез. В ней на зеленой травке уютно устроились двое, увлеченные разговором. Женщина села, и Чарити смогла разглядеть лицо мужчины, которое раньше заслонял широкий рукав платья.
— Господи! — выдохнула Чарити. — Джошуа Уэйнрайт!
Действительно, это был Джошуа, но Чарити никогда раньше не видела его таким. Раскрасневшимся, с глазами, сверкающими страстью. Он улыбался женщине, снедаемый нетерпением.
— Поторопись, Мэри. Скорее разоблачайся. Я так давно жажду тебя, что больше не могу ждать.
Глаза Чарити широко раскрылись. Она узнала Мэри Барбер, жену пастора. Вспомнила, как Джошуа вел себя у загона для свиней, и почувствовала прилив праведного гнева. Лицемер! Она уже шагнула вперед с твердым намерением спуститься в лощину и призвать безобразников к ответу, но что-то остановило ее. В конце концов, это не ее дело. А кроме того, не хотелось, чтобы лицо Джошуа стало таким, как всегда. Сейчас-то он выглядел просто красавчиком. Никогда раньше Чарити не видела его таким счастливым.
Да и Мэри хихикала, словно школьница. И куда только подевалась респектабельность замужней женщины!
Глядя, как Джошуа возится со шнурками шерстяного корсета Мэри, Чарити почувствовала внизу живота странные ощущения. Совсем как утром, у загона. И поняла, в чем дело. В лощинке царила та же атмосфера сексуального напряжения, требующего разрядки. Естественно, Чарити захотелось увидеть, что будет дальше. И в тот самый момент Джошуа распахнул корсет и сунул руки в вырез сорочки. С глухим стоном вытащил наружу груди Мэри и зарылся лицом в ложбинку между ними.
Мэри ахала, когда он целовал эти шары, прижимал их друг к другу, а уж когда начал шумно сосать соски, запрокинула голову, закатив от наслаждения глаза. Чарити оставалось только гадать, что испытывает женщина, когда жаркие губы мужчины смыкаются на ее соске и сосут его.
Джошуа на секунду отстранился, и Чарити увидела, что обычно мягкие, нежные соски превратились в твердые столбики. От слюны Джошуа они блестели, словно спелые вишни. Теперь Джошуа мял соски Мэри пальцами. Дыхание ее участилось, груди так и ходили вверх-вниз.
— О, Джошуа, какой же ты сладострастник. Помоги мне с юбками, я не могу больше ждать. Я так тебя хочу! — воскликнула Мэри, когда рука Джошуа нырнула ей между ног.
— Подожди немного, сладенькая. — Его рука возилась с нижними юбками. — Я сделаю тебя скользкой, как угорь, прежде чем нырнуть в твой бутончик.
— О, скажи это еще раз. Когда ты так говоришь, я распаляюсь еще больше. — Мэри ахала, постанывала от удовольствия, сама терлась о его руку. Потом широко раздвинула ноги. — Ты нехороший, грешный мужчина с ловкими, похотливыми пальцами. И я обожаю то, что ты делаешь со мной.
Довольный смешок сорвался с губ Джошуа.
— Да, и мне это тоже нравится, моя сочная ягодка. Твои пышные бедра, твоя большая грудь, твой розовый бутончик все равно что манна небесная для изголодавшегося путника.
Чарити не верила своим ушам. Куда подевался твердокаменный Джошуа, которого она знала до сих пор! Сочная ягодка! Смех, да и только, но вот смеяться ей как раз и не хотелось. Зато местечко между бедер сладко пульсировало. Груди напряглись, соски затвердели и прижимались к сорочке. И при малейшем движении терлись о материю, посылая импульсы наслаждения вниз живота. Ей хотелось, чтобы мужчина ласкал ее между ног, точно так же, как Джошуа ласкал Мэри. Она мечтала о том, чтобы оказаться на месте жены священника и прочувствовать все то, что чувствовала сейчас Мэри.
И она начала понимать, о чем вела речь Сара. Реальный мир, где все повинуются закону и заповедям Господним, — это одно, а вот личный мир, основанный на собственных ощущениях, — совсем другое. Сара просила ее не судить, но учиться. И оказалась совершенно права. Она, Чарити, и не представляла себе, что женщина может делать то, что делала сейчас Мэри!
— О, Джошуа, хватит, а не то я умру. Ложись на спину. Позволь мне заняться тобой. — И толчком она уложила его на траву.
Ловко расстегнула пуговицы его кожаных штанов. Хохотнула, накрыв рукой мощный бугор под животом, потом сунула руку в кальсоны, спустила их. Словно собаку, погладила торчащий член Джошуа. А потом наклонилась ниже и поцеловала головку.
Чарити едва подавила вскрик удивления. Кто бы мог подумать, что у Джошуа такой красивый конец! Не очень длинный, зато толстый, с набухшими венами, окруженный венчиком рыжеватых волос. Прикусив губу, Чарити наблюдала, как Мэри вылизывала член Джошуа, а потом, жадно раскрыв рот, засосала его.
Джошуа закрыл глаза, по его лицу разлилось блаженство.
— О, Мэри, моя обожаемая шлюшка. — Его бедра непроизвольно заходили ходуном, пальцы поглаживали щеки Мэри. — У тебя губы и язык Иезавели. Тебе бы прекратить то, что ты делаешь, а не то я кончу тебе в рот и уже не буду для тебя мужчиной.
Мэри села. Ее кружевная шляпка съехала набок, волосы растрепались, падали на плечи. Щеки Мэри порозовели, губы припухли от поцелуев. Чарити только и могла что покачать головой. Каждое воскресенье Мэри Барбер сидела в церкви рядом с мужем-пастором, поджав губки, с суровым лицом. Она всегда носила черные платья с высоким воротником, и Чарити ни разу не видела, чтобы из-под ее шляпки выбивалась хоть одна прядка.
А вот теперь Мэри выглядела как лесная нимфа. Если раньше Чарити и сомневалась, что женщина может получать удовольствие от этого акта, то одного взгляда на сияющее лицо Мэри хватило, чтобы убедить ее в обратном. Мэри улеглась на траву. Обеими руками начала задирать юбки. С вываленными из корсета голыми грудями и широко разведенными ногами в шерстяных чулках, она выглядела символом разврата. Джошуа опустился на колени между ее ног, помог поднять юбки до талии.
Уставился на ее бедра, громко застонал.
— Господь не зря создал этот чудесный цветок. Я хотел бы попробовать его на вкус, любимая, но боюсь, у меня больше нет сил ждать.
— У меня тоже. Скорее, Джошуа.
Опершись руками о траву по обе стороны Мэри, Джошуа одним ударом загнал член в ее жаждущее тело.
Мощная волна сладострастия захлестнула Чарити. Она чувствовала, как что-то липкое течет по бедрам, и гадала, не заболела ли она. Но скоро поняла, что по-другому быть и не может. Она не отрывала глаз он Джошуа, бедра которого пребывали в непрерывном движении. Он то поднимался над Мэри, то с разгону падал на нее. И когда Джошуа поднимался, Чарити видела его член и мошонку, блестевшие от влаги, которой сочилась красная «дырочка» Мэри.
Мэри громко застонала, вцепилась руками в ягодицы Джошуа.
— Укатай меня, мой сладострастник, — выдохнула она. — Да, да! Вот так. Сильнее, еще сильнее! Разорви меня надвое. Вспаши меня. Вспаши!
Поощряемый словами Мэри, Джошуа удвоил усилия. Пухлые ноги Мэри взлетели вверх. Она обхватила ими тело Джошуа, пятками уперлась в его ягодицы.
— Господи, женщина! Какая же ты горячая. Просто ненасытная. Ты загонишь меня до смерти! — Слова срывались с губ Джошуа вместе с прерывистым дыханием.
— Да! Но нет лучшего способа уйти из этого мира! — ответила ему Мэри. — Еще. Еще немного. Пронзи меня насквозь, мой сладострастник. Я уже на подходе.
Джошуа повиновался. Член его уже раздулся до невероятных размеров. А потом он наклонил голову и нежно укусил один из затвердевших сосков Мэри.
— О-о! Я кончаю… — Мэри громко застонала, лицо ее перекосилось в экстазе. Она выгнула спину, ноги ее задергались, она заколотила пятками по заду Джошуа.
— Я тоже. Ты меня загнала. — Дыхание шумно вырывалось у него из груди. — Господи. Женщина! Ты выдоила меня досуха.
Чарити прижала руки к низу живота, пытаясь загасить пожар, бушующий в ее «дырочке», но она отдавала себе отчет, что ничего у нее не выйдет. Потому что спасти от этого пожара могло лишь одно — мужское прикосновение. Теперь она знала истинный смысл детородного акта. И понимала, отчего он окружен завесой секретности. Если б люди следовали зову своей природы, то ничем другим они просто бы не занимались.
А толку из этого не вышло бы, потому что святое и прекрасное стало бы скучным и обыденным. Величайшие дары Господа надобно беречь и холить.
И пока Мэри и Джошуа лежали бок о бок, нежно поглаживая друг друга, Чарити тихонько попятилась. Мысленно она поблагодарила Сару, которая помогла ей узнать столько нового, и уже не так сердилась на мужчин, столь неласково обошедшихся с ней у загона для свиней. Теперь она понимала, что они оберегали свою мужскую силу от жадности женщин.