подлецам превосходно иметь дело с так называемыми возвышенными существами. Они так благородны, что их весьма легко обмануть, а во-вторых, они всегда отделываются возвышенным и благородным презрением вместо практического применения к делу закона, если только можно его применить».
Речь идет о давней истории с участием князя Валковско- го, но читатель все время видит за этой давней историей дела сегодняшние: судьбу Наташи. Ведь и про нее с Иваном Петровичем практичный человек мог сказать, что вместо «применения к делу закона» они «Шиллера читали».
Если в начале романа «Униженные и оскорбленные» Шиллер напоминал о пьяном немецком ремесленнике, изображенном Гоголем, то теперь уже речь идет о немецком поэте- романтике, и Шиллер — великий поэт — символизирует возвышенное, благородное и... совершенно оторванное от практической жизни представление о человеческих отношениях.
Стремясь соблюсти свою профессиональную, сыщицкую честность, Маслобоев скрывает факты, сроки, имена; он повторяет одну только фразу: «...берегись ты этого князя. Это Иуда-предатель и даже хуже того». Услышав от Ивана Петровича историю Наташи и тяжбы старика Ихменева с князем, Маслобоев восторгается умом Наташи, которая «с первого шага узнала, с кем имеет дело, и прервала все сношения». У Маслобоева не возникает ни малейших сомнений в том, что «князь настоит на своем, и Алеша бросит ее»... Но с наибольшим жаром воспринимает Маслобоев рассказ о тяжбе старика Ихменева: «Да кто у него по делу-то ходил, кто хлопотал? Небось сам! Э-эх! То-то все эти горячие и благородные! Никуда не годится народ! С князем не так надо было действовать. Я бы такого адвокатика достал Ихме- неву — э-эх!»
Да, Наташа поняла подлость и коварство князя Валков- ского, но бороться с ним она не умеет. Ей остается поступить так, как женщина, о которой рассказывает Маслобоев: плюнуть князю «в его подлое лицо». Не может, не умеет она защитить ни себя, ни своего ограбленного отца: сила на стороне князя, и мы скоро об этом узнаем. Униженные и оскорбленные не могут ничего изменить в окружающем их мире, где подлецы всегда торжествуют.
В произведениях Достоевского всегда поражает, как много происходит в жизни героев за один только день. Вот и в этот день, описанный вслед за субботой, когда князь приезжал к Наташе, в жизни Ивана Петровича произошло невероятно много событий: он весь день на ногах, бежит пешком из одного конца города в другой, и непонятно даже, как он всюду поспевает.
2. Князь открывается
Попробуем проследить его путь в одно только это воскресенье. Встал Иван Петрович рано и с утра имел длинный разговор с Нелли о своей книге. Это было у них дома, неподалеку от Вознесенского проспекта. Потом Иван Петрович поспешил на Васильевский остров к старикам Ихменевым. От них ровно к двенадцати часам поспел к Маслобоеву — там же, на Васильевском острове. От Маслобоева направился к Наташе — на Фонтанку, возле Гороховой улицы. Часа в три он вернулся домой, а ровно в семь уже был опять у Маслобоева. Может быть, конечно, какой-то из этих неблизких петербургских концов он проехал на извозчике, но мы знаем, что денег у Ивана Петровича немного: скорее всего большую часть пути он проделал пешком.
От Маслобоева он ушел около девяти часов и опять направился домой, на Вознесенский проспект. Здесь уже Иван Петрович прямо сообщает: «..я шел и торопился домой: слова Маслобоева слишком меня поразили». Но этому длинному дню все еще предстояло длиться. Едва Ивам Петрович вошел в ворота, к нему «бросилась какая-то странная фигура... какое-то живое существо, испуганное, дрожащее, полусумасшедшее...» Легко понять ужас, охвативший Ивана Петровича: «Это была Нелли!»
Из ее сбивчивых объяснений ничего нельзя было понять: «...там, наверху... он сидит... у нас», — повторяла Нелли и отказывалась идти домой, пока не уйдет таинственный посетитель. Им оказался князь Валковский.
Князь, разумеется, не пешком пришел к Ивану Петровичу — «у ворот дожидалась его коляска». Уговаривая Ивана Петровича поехать с ним к графине, мачехе Кати, князь был необыкновенно ласков и любезен, говорил, «что туда не надо никаких гардеробов, никаких туалетов», но явно испытал облегчение, увидев, что у Ивана Петровича есть фрак.
Ивану Петровичу «было о чем задуматься» во время короткого пути к графине. Он, впрочем, не говорит, что ехать было близко, находит другое слово: «...ехать было недолго» — и читателю невольно приходит на ум, что пешком проделать еще и этот путь Ивану Петровичу было бы тяжело. Л в коляске ехали недолго и за этот короткий путь успели переговорить об очень важном. Мы приближаемся к раскрытию всей тайны характера князя: он затем и стремился поближе познакомиться с Иваном Петровичем, чтобы раскрыться перед ним, испугать его... Вот и сейчас, в карете, он самым дружеским образом начинает советоваться с Иваном Петровичем, как ему лучше отдать старику Ихменеву десять тысяч, которые князь у него отсудил. Разговор этот с самого начала раскрывает оба характера: мы видим, что князь хитрит, когда спрашивает у Ивана Петровича совета, да и сам Иван Петрович понимает, что неспроста князь решил с ним советоваться по поводу этих денег. Смысл вопроса: нельзя ли заплатить старику Ихменеву за дочь, непременно ли он откажется от этих денег — а вдруг возьмет? Осознав этот смысл, Иван Петрович «так и вспыхнул и даже вздрогнул от негодования».
Все-таки Иван Петрович пытается растолковать, что честным выходом из этого запутавшегося дела было бы женить Алешу на Наташе... князь не слушает. Иван Петрович оскорблен не только вопросом, который князь посмел ему задать, его оскорбила «грубая великосветская манера, с которой он, не отвечая на мой вопрос и как будто не заметив его, перебил его другим... Я до ненависти не любил этого великосветского маневра и всеми силами еще прежде отучал от него Алешу».
Если раньше Иван Петрович мог надеяться, что ему удастся что-то объяснить, что-то доказать князю, то уже теперь он может быть совершенно уверен: слушать его князь не станет. Он для того и хотел встретиться с Иваном Петровичем, чтобы высказать ему свою позицию, заставить Ивана Петровича выслушать себя — больше ему ничего не нужно. Но дорога к графине длилась недолго, и князь успел только задать Ивану Петровичу свой чудовищный вопрос да подтвердить: «Если вы продолжаете быть привязанным к Наталье Николаевне, то не можете отказаться от объяснений со мною, как бы мало ни чувствовали ко мне симпатии». В этом заявлении скрыта угроза Наташе. Но времени, чтобы понять эту угрозу, уже нет — приехали. И разговор поневоле откладывается.
Жилище графини описано общими словами. Это первое описание богатого дома, какое мы встречаем у Достоевского.
Позже, в романе «Идиот», Достоевский приведет нас в кварч тиру генерала Епанчина, и в гостиную Настасьи Филипповны, и на дачу Епанчиных — нигде он не станет подробно останавливаться на обстановке комнат, но сумеет заставить нас увидеть камин, куда Настасья Филипповна бросила пачку денег, и кресла, в которых расположились гости, и туалеты присутствующих дам, и мантилью, в которую ку-< талась Настасья Филипповна.
Подробного описания нигде не будет, но будут отдельные, казалось бы, случайные детали, которые и создадут обстановку. В своем романе Достоевский или еще не умеет или не хочет создать в нашем воображении явственное представление о квартире графини.
«Графиня жила прекрасно. Комнаты были убраны комфортно и со вкусом, хотя вовсе и не пышно». Как — прекрасно? Этого мы не узнаем. Что значит «комфортно и со вкусом, хотя... и не пышно»? Представить себе это невозможно, да и не нужно. Достоевскому не важно, как жила графиня, и даже как жила Катя, ему нужно только противопоставить эти условия жизни тесной комнатке Наташи, скромному жилищу ее родителей на Васильевском, а главное, «сундуку», где живет Иван Петрович. Эту задачу он легко выполняет, пользуясь маловыразительными словами, единственная цель которых — подчеркнуть роскошь обстановки: «прекрасно», «комфортно», «со вкусом»...
Единственная подробность, подчеркнутая Иваном Петровичем: «прекрасный серебряный самовар», из которого графиня сама разливала чай. Все остальные подробности касаются планов графини и людей, которых она собрала в своей квартире. Жилье графини, хотя и убранное «комфортно», «носило на себе характер временного пребывания», потому что «носился слух, что графиня на лето едет в свое имение (разоренное и перезаложенное)...» Единственный гость графини — «какой-то очень великосветский господин пожилых лет и со звездой, несколько накрахмаленный, с дипломатическими приемами». Описание этого господина столь же поверхностно, как и описание квартиры. В нем важно два слова — «очень великосветский». Дальше мы узнаем, что господин этот «говорил спокойно и величаво», то есть опять- таки на светский манер.
Главное, что важно подчеркнуть Достоевскому: после мира униженных и оскорбленных, мира жертв светского человека князя Валковского, мы попадаем вместе с Иваном Пет* ровичем в мир, привычный князю: имение разорено и пере-* заложено, а квартира прекрасная, самовар серебряный, жизнь тем более роскошная, чем меньше есть на нее денег, жизнь фантастическая, непонятная трудовому человеку.
Еще одно обстоятельство подчеркивает Иван Петрович: кроме накрахмаленного господина, других гостей не было, «и никто не являлся во весь вечер». Эту странность Иван Петрович объясняет тем, что графиня в эту зиму не успела «завести в Петербурге больших связей и основать свое положение». Теперь нам становится понятно, зачем ей понадобился Иван Петрович: именем известного писателя можно было заманить в свою гостиную нужных людей.
Иван Петрович не говорит об этом; видно, и он понял тайную цель графини — но ведь не ради нее он приехал в этот дом. Выполняя просьбу Наташи, он должен познакомиться с Катей, рассмотреть ее поближе.