О чем же говорит с ними Алеша Карамазов у большого камня, к которому любил ходить Илюша со своим отцом? О расставании — и, может быть, о расставании на долгие годы. «Согласимся же здесь, у Илюшина камушка, что не будем никогда забывать — во-первых, Илюшечку, а во-вторых, друг об друге».
Читая эти простые слова, невольно вспоминаешь, что и в первом романе Достоевского Ивана Петровича и Маслобоева связывали воспоминания детства, школьных лет. Эта мысль — о чистоте детства, которую непременно нужно сохранить в душе, кем бы ты ни вырос, — очень важна для Достоевского. Мы видели, что все до единого мальчики плакали — вот эту-то минуту чистого.горя Алеша просит каждого запомнить, сохранить в душе память о том, как сегодня он был «добр и хорош», потому что «именно это воспоминание одно... от великого зла удержит...»
Алеша не заискивает перед мальчиками и не боится самому Коле Красоткину заметить его оплошность: «Я слово вам даю от себя, господа, что я ни одного из вас не забуду: каждое лицо, которое на меня теперь, сейчас, смотрит, припомню, хотя бы и через тридцать лет. Давеча вот Коля сказал Карташеву, что мы будто бы не хотим знать, «есть он или нет на свете?» Да разве я могу забыть, что Карташев есть на свете...»
В ко!Гце своей речи Алеша восклицает: «Как хороша жизнь, когда что-нибудь сделаешь хорошее и правдивое!»
Последний роман Достоевского кончается светло — несмотря на то, что невиновный осужден на каторгу, несмотря на то, что погиб прекрасный, храбрый и благородный мальчик, последняя нота в книге — светлая, потому что она звенит голосом детства.
Глава IX
НЕЛЛИ
1. Капризы
На протяжении всего романа «Униженные и оскорбленные» Достоевский чрезвычайно свободно обращается с временем. В начале романа он обозначил точную дату, с которой начались странные приключения рассказчика, но вскоре мы поняли, что эта дата — не сегодняшний и даже не вчерашний день; события, описанные в романе, происходили за год до того, как Иван Петрович, потеряв всех людей, которые год назад были ему близки и дороги, лежит в больнице и готов умереть; в этом печальном состоянии он- вспоминает и записывает то, что пережил и чему был свидетелем: знакомство с Нелли, любовь к Наташе, печальную историю Наташи и Алеши, тяжбу старика Ихменева с безжалостным и всевластным князем Валковским... Взявшись описывать события, рассказчик говорил о них по порядку: с того дня, как он столкнулся с умирающим Смитом, и до самого объяснения с князем Валковским в ресторане все шло, кажется, в хронологической последовательности. Но — нет. В четвертой части оказывается, что рассказчик изменил принципу хронологии: вся третья часть была посвящена Наташе и ее любви, в этой части только изредка появлялась Нелли, а с ней в эти самые дни, пока Наташа ждала князя, происходили странные и непонятные вещи, о которых мы узнаем только теперь.
Странности начинаются с первой же главы. Поздно ночью, «в три часа утра», Иван Петрович возвращается домой после разговора с князем. Пока он шел домой пешком, а «дождь мочил» его, Иван Петрович не вспоминал ни о Нелли, ни о том впечатлении, которое произвел на нее визит князя. Иван Петрович думает о другом и сам признается: «...черная тоска все больше и больше сосала мне сердце: я боялся за Наташу». После прямых угроз князя вполне понятно, что мысли Ивана Петровича были заняты тем, как ему облегчить страдания Наташи, как избавить ее от мстительной злобы князя.
Но, войдя в квартиру, он вынужден обратить внимание на вид, в каком встречает его Нелли: «...глаза горели, как в горячке, и смотрели как-то дико... слова ее были бессвязны и странны... она была в бреду». Укладываясь спать одетый, на стульях, чтобы быть поближе к девочке, если она его позовет, Иван Петрович сделал свои выводы: «Это ее князь напугал! — подумал я с содроганием и вспомнил рассказ его о женщине, бросившей ему в лицо свои деньги». Так кончается первая — очень короткая — глава, и внимание читателя невольно задерживается на этих словах. Ведь, в сущности, Достоевский уже давно не скрывает от читателей, что Нелли как-то связана с князем. Невнятный рассказ Маслобоева, путающего якобы родившегося сына князя с девочкой, слишком напоминает те отрывки рассказов Нелли, какие нам сообщил Иван Петрович, и мы давно уже подозреваем, что «женщина, бросившая ему в лицо свои деньги», может оказаться матерью Нелли. Теперь, когда мы видели, как Нелли испугалась князя, мы еще больше склонны подозревать какое-то гнусное участие князя в истории Нелли, и даже Иван Петрович уже начинает об этом догадываться.
В четвертой части время поворачивается вспять. Иван Петрович сообщает о состоянии Нелли в те трудные дни, когда Наташа ждала князя. Вся четвертая часть романа полна такими возвращениями: «...в этот-то день я был у Наташи весь вечер» — а дома, оказывается, тоже происходили вещи странные и необъяснимые.
Теперь, «на больничной койке, один, оставленный всеми», кого так сильно любил, Иван Петрович может распоряжаться своими воспоминаниями, и он выделяет Нелли — она в его памяти живет отдельно от всех — не так, как было на самом деле, когда все события перемешивались и ему приходилось оставлять больную девочку одну, чтобы мчаться по Наташиным делам.
Уже в начале второй главы мы узнаем самое страшное: доктор — все тот же старый доктор, чей орден так занимал Нелли, — сообщил Ивану Петровичу, что «она теперь выздоровеет, но потом она весьма скоро умрет».
Иван Петрович ошеломлен этим приговором, у него остался единственный вопрос: «И неужели ж нельзя никак спасти ее?»
Но девочка обречена. Доктор пытается оставить Ивану Петровичу надежду: «...при удалении неблагоприятных обстоятельств, при спокойной и тихой жизни, когда будет более удовольствий, пациентка еще может быть отдалена от смерти... но радикально спасена — никогда». Иван Петрович, конечно, понимает, что и «спокойной, тихой жизни» ему не удастся устроить для Нелли; как бы он ни старался — конец предрешен.
Пока же Нелли поправляется и начинает выказывать свой характер. То глубокое понимание характера подростка, которое много раз проявлялось Достоевским в его книгах, выступает и в «Униженных и оскорбленных» — в главах, рисующих Нелли. Вот Иван Петрович пытается дать ей лекарство, но «она пихнула ложку, как будто нечаянно, и все пролилось». Попытка дать другой порошок ни к чему не привела: девочка вырвала всю коробку «и ударила ее об пол, а потом залилась слезами».
Старый доктор не сердится на Нелли; выслушав рассказ Ивана Петровича, он ставит свой диагноз: «Гм! ирритация. Прежние большие несчастия...» И вот начинается знаменитая сцена борьбы доктора и упрямой девочки — сцена, в которой упрямству и даже злобе Нелли противопоставляется терпеливая доброта доктора.
В первый раз Нелли «по-видимому, совершенно нечаянным движением руки, задела ложку, и все лекарство пролилось опять на пол».
Во втором случае, уговорившись предварительно с доктором, что он возьмет ее замуж, когда она вырастет, Нелли «даже и не схитрила, а просто снизу вверх подтолкнула рукой ложку, и все лекарство выплеснулось прямо на манишку и на лицо бедному старичку». Нужно очень хорошо понимать детскую психологию — и особенно психологию того возраста, когда человек уже не ребенок и еще не взрослый, тяготится этим, утверждает свое «я»; нужно очень хорошо понимать подростка, чтобы самому себе объяснить эту, казалось бы, необъяснимую сцену.
Каждый человек проходит период, когда ему кажется, что взрослые мучают его своими заботами, что главная его цель — освободиться от влияния взрослых, взбунтоваться против него и посмотреть, что выйдет. Такие подростковые бунты случаются даже у самых благополучных, выросших в хороших семьях, в добре и ласке детей, а уж Нелли — с ее трагическим прошлым, с ее упорным бунтом против Бубновой, против побоев и издевательств — Нелли непременно должна теперь так же взбунтоваться и против доброты старичка* а что из этого выйдет? А как на меня будут сердиться?
Эксперимент, который с таким упорством производила Нелли, опять не удался. Ее «ужасно поразило» терпение доктора. Люди сделали ей столько зла, что она невольно все время хочет на свой лад отомстить им, раздражить, вывести из себя. Может, ей было бы легче, будь доктор жесток, или горячего нрава, или нетерпелив... Кротость старика — единственное оружие, к какому она не привыкла, и это оружие побеждает девочку. Она даже пыталась попросить у старика прощенья. «Вы... сердитесь... что я злая», — начала она говорить, но не докончила и спряталась под одеяло.
Начиная с этой сцены с доктором Нелли все время плачет — вот и теперь, под одеялом она «истерически зарыдала». Мы помним, как Бубнова никакими побоями не могла вырвать у нее ни слез, ни стонов, — а теперь чуть ли не каждый день девочка засыпает в слезах, и никто не может объяснить, что с ней происходит.
В дни своего выздоровления Нелли опять изменилась, стала угрюма, грустна, неохотно разговаривала с Иваном Петровичем — он с огорчением чувствовал это и в то же время знал, что Нелли по-прежнему привязана к нему, изредка она позволяет себе взглянуть на него ласково, с любовью. Иван Петрович никак не может понять этих изменений в характере Нелли, особенно после одного внезапного разговора с ней. Неожиданно, после четырех дней молчания,
Нелли стала расспрашивать его о Наташе, чего обычно старалась не делать. Мы видели, как отвечал Иван Петрович на расспросы князя, — да и любому, спросившему его, очень ли он любит Наташу, Иван Петрович ответил бы резко и сухо. Но когда об этом спрашивает Нелли, он отвечает всю правду: «Да, Нелли, очень люблю».
В ответ на это выясняется, что девочка уже придумала себе новую жизнь, которую она намерена построить: идти жить к Наташе и «служить ей», быть у нее кухаркой, прачкой, служанкой. Удивленный Иван Петрович объясняет ей, что Наташа если возьмет ее, «то как свою ровную, как младшую сестру свою».