То, что сумел ты сделать
В великой своей судьбе,
Оценит только строгий
Суд равных тебе.
Сапиенсы жили в Африке сотни тысяч лет. За этот срок жизни в Африке, с 180 тысяч лет назад, никакого переворота в культуре не произошло. Лидерами мирового развития были неандертальцы, а у сапиенсов в Африке не было ни искусства, ни погребений, ни домостроительства. Техника изготовления их каменных орудий ничуть не более совершенна, чем у неандертальцев. Тот же самый средний палеолит, даже грубее, чем мустье.
Техника обработки каменных орудий, которую мы называем верхним палеолитом, родилась на Переднем Востоке, в самом непосредственном контакте с неандертальцами. Революция верхнего палеолита продолжилась в Европе. Если не во всей Европе, то по крайней мере в Восточной Европе она шла с активным участием неандертальцев.
Еще 40 тысяч лет назад сапиенсы проигрывали неандертальцам. В Северной Африке распространены культуры среднего палеолита. Похожие на мустье… Но их носитель — не неандерталец, а сапиенс!
Ученые считают, что сапиенсы стали лидерами мирового развития потому, что были очень совершенные и умные. Одно слово — венцы творения! Но «почему-то» наши «венцы творения» не стали лидерами мира в своей родной Африке. И в Австралии, куда они попали раньше, чем в Европу, тоже не стали. Конечно, в Австралии нет необходимых ресурсов для создания цивилизации. Как сказал один неглупый английский ученый, «нельзя выращивать колючую траву и доить кенгуру». Справедливо! Но в Индии, на Переднем Востоке, в Средней Азии, на Востоке Азии было сколько угодно растений, которые можно было окультуривать. И животных, которых можно было одомашнить. Сапиенсы этого не сделали.
«Венцы творения» — самый совершенный и самый замечательный вид человека — стали лидерами мирового развития только и исключительно в Европе. Вот в Европе сапиенсы действительно стали лидерами мирового развития, обгоняя неандертальцев. Но с тем же успехом они опередили своих собратьев по физическому типу в Африке, в Южной Азии и в Австралии. Видимо, дело не только в физическом типе человека. Дело, видимо, еще и в Европе.
36 или 32 тысячи лет назад начался удивительный верхний палеолит Европы. Верхний палеолит — гораздо более короткий период по сравнению со средним и тем более нижним палеолитом. Однако именно в верхнем палеолите древние обитатели Европы сделали ряд существенных шагов как в экономике, так и в области культуры.
Сколько людей жило в тогдашней Европе? Подсчитать можно только приблизительно. С учетом сухого и холодного климата Центральной Италии во время последнего оледенения предполагается плотность один человек на 50—100 кв. км. Все палеолитическое население Центральной Италии в целом могло составлять одновременно 800—1600 человек.
В более сложных природных условиях возможна была и более высокая плотность населения на меньшей территории — за счет разнообразия способов добывания средств существования. В таких условиях плотность населения возрастала до одного человека на 8 кв. км или даже на 5 кв. км. Полагают, что минимальная община в палеолите состояла в среднем из 25 членов. При плотности населения один человек на 50—100 кв. км территория минимальной общины должна была составлять от 1250 до 2500 кв. км.
Минимальные общины могли образовывать более крупное объединение, связи внутри которого осуществлялись через общие ритуалы, а также сеть браков, которая гарантировала биологическое сохранение его членов. Такое объединение — максимальная группа охотников палеолита, вероятно, включала от 200 до 500 человек, в него входило от 7 до 19 минимальных общин. Возможно, такая группа была небольшим народом со своим языком и культурой.
При плотности населения один человек на 50—100 кв. км территория этой максимальной группы составляла бы 17,5—47,5 тысяч кв. км.
При плотности один человек на 200 кв. км территория этой «максимальной группы», примитивного маленького этноса, равнялась бы 95 тысячам кв. км, то есть включала всю Юго-Западную Францию от Атлантики до Средиземного моря.
При более высокой плотности (один человек на 20 кв. км) территория максимальной группы могла включать, например, весь район Перигора во Франции.
Венгрия с ее территорией 93 тысячи кв. км была бы занята 74 минимальными общинами с общим количеством населения 1850 человек.
Общее число населения Европы к концу Великого Оледенения определяют от 500 тысяч до 1 миллиона человек. Тут надо сказать, что подсчеты обычно не учитывают территорий, которые сейчас находятся под водами морей и океанов. Ведь в плейстоцене не было Северного моря, а весь шельф с глубинами менее 100 метров представлял собой сушу. И это были самые низменные и уже потому самые теплые и благодатные земли.
Все эти люди жили крохотными, изолированными друг от друга общинами. Все они не знали другой жизни, кроме жизни в дикой природе, среди темного мира зверей.
Для этих людей в их грубой и жестокой жизни многое казалось само собой разумеющимся: постоянные травмы и частые голодовки, смерть от болезней и голода, рождение детей почти каждый год каждой женщиной, чудовищная детская смертность, очень раннее старение и смерть.
У этих людей не было даже глиняной посуды. Мясо они ели печенным или жаренным на костре, а скорее всего, полусырым, в большей степени согретым, чем приготовленным в пламени костра. У них не было совершенно никакой мебели, и они спали, ели и сидели непосредственно на полу своих жилищ.
Стриглись ли они? Обрезали ли ногти на ногах? На руках можно было обгрызть… А вот с ногтями на ногах что они делали? Обгрызали друг у друга? Обрезали? Делали ли женщины прически, и если делали, то какие?
Вряд ли у них были очень уж изысканные представления об отношениях полов, об ухаживании и браке. Они совокуплялись на глазах друг у друга (в том числе на глазах собственных детей), с чавканьем пожирали мясо руками, а жир стекал по бороде и меховой одежде. Поев, они непринужденно вытирали руки об одежду или о спутанные колтунами волосы. Они мылись только в теплое время года и только в холодной воде. Хотя, конечно, умываться можно и снегом, мы не имеем ни малейшего представления, был ли у них такой обычай.
Эти люди прекрасно знали растения и животный мир вокруг себя, могли неутомимо ходить, носить тяжести и работать самыми грубыми орудиями труда. Они не особенно пугались, заслышав тяжелую поступь бизона или носорога, рыканье тигро-льва или столкнувшись нос к носу с медведем. Скорее медведь или бизон еще подумали бы, стоит ли им связываться с косматым, могучим двуногим, уставившим длинное копье.
Наверное, эти люди показались бы нам дикими, грубыми, чудовищно жестокими, черствыми и к собственным страданиям, и к страданиям других людей.
Наверное, мы показались бы им изнеженными, трусливыми, мало приспособленными к жизни и не особенно умными.
Тем загадочнее, что именно эти люди создали удивительный верхний палеолит Европы с его жилищами, искусством, погребениями, сложными обычаями и духовным миром. Европа опять опередила весь остальной мир!
Вопрос: научились они у неандертальцев или сами создали такую высокую культуру?
Археологи палеолита работают в основном с каменными орудиями. По этим орудиям они могут очень точно судить, каков возраст стоянки, чем занимался на ней человек и к какому кругу культур она относится.
Известнейший французский археолог Франсуа Борд даже составил типлисты — списки типов. Одни типы орудий для нижнего палеолита, другие — для среднего, третьи — для верхнего.
Только в нижнем палеолите есть рубила и галечные орудия. Только в среднем палеолите есть скребла и остроконечники. Верхний палеолит Западной Евразии полностью свободен от «архаичных» типов орудий. Так же четко отличаются друг от друга эпохи внутри верхнего палеолита.
Границы ориньяка, соллютре и мадлена прослеживаются так же четко, как и граница мустье и верхнего палеолита.
Интересно, что это явление имеет свой «эпицентр» — территорию части современной Франции. По мере удаления от «эпицентра» границы между эпохами и периодами размываются, становятся менее четкими и, наконец, исчезают.
На «незападе» отдельные проявления культуры, подобные проявлениям этих эпох, случайны, отделены друг от друга и не образуют ни единства, ни логической последовательности.
Палеолит везде, во всех регионах, проходит различные культурно-исторические этапы развития. Но нигде они не отделяются друг от друга с такой же четкостью, как на «западе».
Невольно возникает, быть может, рискованная аналогия с несравненно более поздними реалиями. Намного позже в том же самом регионе феномен «западного» типа цивилизации проходит хорошо различимые и прекрасно отделимые друг от друга стадии культурно-исторического развития (античность — Средние века — Возрождение — Реформация — Просвещение).
В палеолите Европы раньше появляются более рациональные индустрии расщепления камня. Рационализация каменной индустрии может прослеживаться по множеству весьма различных параметров. Пожалуй, наиболее точный и в то же время самый наглядный и зрелищный — выявление метража режущих поверхностей, получаемых из килограмма камня.
Этот метод связан с развитием так называемой «призматической» технологии расщепления и с появлением вкладышевых орудий, микропластин и геометрических микролитов.
Мне возразят, что если не абсолютно везде, то в очень многих регионах земного шара можно проследить возникновение таких же рациональных техник.
Но везде рациональные техники расщепления всегда соседствуют с гораздо более грубыми и архаичными техниками первичного расщепления. Техника расщепления не изменяется вся, полностью, целиком и во всех своих элементах.
А в палеолите Западной Евразии — изменяется. Во многих регионах возникают сложные и чрезвычайно рациональные формы многократного переоформления нуклеуса или сработанного орудия.
На всем остальном земном шаре происходил медленный, очень постепенный процесс эволюции каменного и костяного инвентаря, сопровождаемый невероятно долгим переживанием прежних, более ранних традиций.
Конечно, на палеолитическом «незападе» тоже делались технологические открытия. Появлялись отдельные, не образующие системы элементы верхнего палеолита.
Но какие бы новые и сложные способы обработки камня ни появлялись, вместе с ними всегда присутствовали и пережиточные, давно исчезнувшие на западе типы орудий. По мнению большинства японских археологов, галечные орудия, скребла, остроконечники «почти полностью» исчезают в конце позднего палеолита. Но даже в памятниках возрастом 11 —9 тысяч лет они иногда встречаются.
Насколько можно доверять публикациям — непонятно. Например, многие «ножи», судя по иллюстрациям, очень напоминают остроконечники. Другие орудия явно восходят к галечным или представляют собой некий их локальный, «местный вариант».[63]
В Европе галечные орудия исчезают вместе с нижним палеолитом. На сто десять тысяч лет раньше, чем в Японии.
Остроконечники в Европе исчезают вместе с мустье, за 30 тысяч лет до того, как исчезли в Японии.
И точно такое же сочетание «прогрессивных» и «архаичных» форм присутствует повсеместно, во всех решительно памятниках.
Галечные орудия и скребла присутствуют во всем палеолите Северной Америки — от «стадии до наконечников» до финальной плейстоценовой «культуры фолсом».[64]
Все, что известно автору о каменном веке Южной Америки, убеждает в переживании там «архаичных» среднепалеолитических форм вплоть до этнографической современности (как и в Австралии, и в Юго-Восточной, и в Северо-Восточной Азии).
В синхронных верхнему палеолиту Европы палеолитических памятниках Африки присутствуют «архаичные» категории и типы.[65]
Палеолит Средней Азии и Южного Казахстана обнаруживает те же самые признаки. Чопперы, чоппинги, скребла встречены даже в инвентаре Самаркандской стоянки, наиболее близкой к «верхнему палеолиту».[66]
В Сибири, при всем многообразии ее традиций, архаичные категории орудий встречаются совершенно везде.
В Якутии и на северо-востоке Азии даже голоценовые памятники с керамикой, то есть уже эпохи неолита, обнаруживают ту же самую смесь «поздних» и «архаичных» черт (Археологические памятники Якутии. Новосибирск, 1983. С. 120. Табл.18–10; С. 125. Табл. 23-1,2,6; С.187. Табл. 85–36; С. 202. Табл. 100-2-5; С. 245. Табл. 14324-36).
В Ушках на Камчатке 13–15 тысяч лет назад появляются наконечники стрел! Но наконечники стрел тоже соседствуют с «архаикой» в виде чопперов и скребел.[67]
И в неолитических слоях Бирюсы, в одних слоях с керамикой, попадается «архаика».[68] Галечные орудия и скребла встречаются и в неолите других районов Сибири.[69]
Палеолит Сибири вообще буквально с момента своего открытия сделался классическим местом столкновения каменных орудий, которые в палеолите Западной Евразии встречаются только в разное время. В 1884 году в Красноярске открыли Афонтову гору… И буквально не знали, что с этим памятником делать. Потому что в Афонтовой горе вместе с тончайшими микропластинками и орудиями из кости лежали галечные орудия…
В ту эпоху господствовала стадиальная схема… По ней все общества на всей земле должны были проходить одни и те же этапы развития. В точности такие же, как в Европе. Серьезнейший ученый П. П. Ефименко вполне серьезно писал о «енисейском мадлене». Так и писал: по П. П. Ефименко, и на Афонтовой горе раскопан «лагерь охотников мадленской эпохи».[70]
При разделении палеолита на нижний и верхний было эмпирически очевидно, что эталон «верхнего палеолита» — это и есть памятники Европы, в первую очередь Франции (других практически не знали); что «верхний палеолит» — это и есть соллютре и мадлен Г. де Мортилье и ориньяк А. Брейля.[71]
Правда, чем больше становилось известно о палеолите мира, тем чаще археологи сталкивались с памятниками, синхронными ориньяку, мадлену и тарденуазу, но типологически и технологически отличных. Палеолит Афонтовой горы (а впоследствии и весь енисейский палеолит) не дал ни жилищ, ни образцов искусства, да еще и обнаружил сосуществование крайне различных групп каменных орудий.
Здесь есть вкладышевые орудия, а для производства каменных вкладышей — индустрия микропластинок.
Но здесь же присутствуют и грубые, массивные галечные орудия, каждое из которых оформлено 5–6 и даже 2–3 ударами.
В верхнем палеолите Европы микропластинки появляются только в мезолите, но и галечные орудия, и скребла полностью исчезают уже в мустье и служат убедительным признаком крайней архаичности индустрии.
Все это, мягко говоря, создавало проблемы для первых исследователей енисейского палеолита.
Только в 1950-е годы археология избавилась от «стадиальной схемы». Уважаемые коллеги до сих пор не воздали по заслугам А. Н. Рогачеву за его мужество и упорство. В своей вошедшей в историю науки статье[72] Рогачев показал, что одновременно существовали стоянки с очень разными наборами каменных орудий.
Было признано, что развитие материальной культуры каменного века на каждой территории специфично, не воспроизводит развития материальной культуры на соседних (и тем более отдаленных) территориях.
Но теория археологических культур и многовариантного развития культуры может служить прекрасным обоснованием того, что верхний палеолит, конечно, везде разный. Но этот «разный палеолит» — тем не менее все тот же верхний палеолит… Или это вовсе и не верхний палеолит!
В палеолите Сибири очень необычны памятники в Иркутской области, на Ангаре: Мальта и Буреть. В них все, как в верхнем палеолите Европы! Есть жилища из костей мамонта. В полу одного из этих жилищ найдено погребение ребенка — девочки лет шести. С ребенком положили куклу и украшения.
В Мальте и Бурети много образцов искусства, а каменные орудия этих стоянок очень напоминают верхний палеолит Европы. Но скребла и галечные орудия встречаются даже в инвентаре Мальты и Бурети, хотя они там «единичны и нехарактерны».[73]
К тому же кругу культур принадлежит Ачинская стоянка в Западной Сибири… Там много резной кости, орудий верхнего палеолита… И есть скребла.
Известны другие, более поздние стоянки мальтинобуретской культурной общности: верхний комплекс Красного Яра, Федяево в Иркутской области, Голубая в Красноярском крае. В них еще больше скребел и галечных орудий.
Полное впечатление, что в мир культур «незапада» вторглась культура верхнего палеолита Европы. И была постепенно ассимилирована, растворилась в море «неевропы».
Получается: «архаичные» типы каменных орудий переживаются и исчезают именно в Европе, и только в Европе. Во всем остальном мире, несмотря на отдельные феномены, нарушающие общую картину, галечные орудия и скребла существуют на протяжении всего каменного века. И даже позже, часто вплоть до этнографической современности.
Обосновывая разделения труда в мустьерскую эпоху, А. П. Окладников проводил аналогии между скреблами мустье и чукотскими скреблами «улу», которыми должны были пользоваться только женщины.[74] Скребла типа «улу» еще в начале XX века клались в погребения вместе со стреляными патронами и с фабричными ситцами.[75]
И не только по типологии каменного инвентаря специфичен весь верхний палеолит «незапада».
В мустье Европы совершенно неизвестны украшения. Только «пережиточные» неандертальцы начали украшать себя.
А в погребениях верхнего палеолита чрезвычайно возрастает количество украшений, сопровождающих умершего. В поселении Сунгирь (самое начало верхнего палеолита) на каждого захороненного 25–28 тысяч лет назад приходится в среднем 4–5 тысяч бусин, подвесок, амулетов и других украшений, тщательно и искусно изготовленных из зубов животных, бивней мамонтов и камней мягких пород. Применяются резьба, гравировка, сверление, полировка, окрашивание. Технология обработки мамонтовой кости особенно поражает своей «индустриальностью».
В ориньяке Европы происходит буквально «взрыв» искусства.
В обширной области от Сибири до Западной Европы в эпоху расцвета ориньякской (граветтской) индустрии (между 25–18 тысяч лет до н. э.) были распространены женские статуэтки, сделанные преимущественно из слоновой кости (мамонтовых клыков), так называемые палеолитические «Венеры». В пещере Фогельхерд (Вюртемберг) найдены фигурки животных (лошадь, мамонт, носорог), сделанные из слоновой кости.
В конце граветтского времени пластические изображения человека в Западной Европе почти совсем исчезают. Редкость статуэток мадленского времени, вероятно, объясняется боязнью изображать человеческие фигуры, вызванной, может быть, каким-либо табу. Впрочем, это не совсем точно. Исчезают статуэтки, но человеческие фигуры изредка все же появляются в гравировке на кости и камне (Ложери-Ба, Ла-Коломберр и другие во Франции, Крезвелл-Крэг около Ливерпуля в Англии и др.) и в позднейшей мадленской живописи, особенно в пещерах Франции и Испании.
В раннем верхнем палеолите еще редки рисунки, гравированные на камне или кости, шире они распространяются в Мадлене I–III.
В Мадлене IV появляются различные виды рельефов и крупной круглой скульптуры, распространенные главным образом в Пиренеях и Дордони, но в отдельных экземплярах доходящие до Верхнего Рейна (местонахождение Кесслерлох в Швейцарии). Это «начальнические жезлы» из рогов оленя со скульптурными изображениями животных, плоские кости с изображением лошадей и горных козлов.
Широко распространяется гравировка на камне — изображения объектов охоты того времени: оленей, лошадей, бизонов, горных козлов. В Средней и Восточной Европе в мадленское время появляются сильно стилизованные фигурки или подвески-амулеты без головы с подчеркнутыми нижними частями тела. Гравировка на кости либо представляет самостоятельные произведения (три бизона и четыре лошади из Пекарны, женская фигура из Пржедмоста), либо украшает предметы, которые имели собственное назначение.
В Восточной Европе нет ни скал, ни пещер, но есть огромное количество образцов произведений искусства малых форм — гравировок и скульптур.
Разумеется, образцы палеолитического искусства встречены и на других территориях. Но образцы плейстоценового по возрасту искусства в Австралии, обеих Америках, Восточной, Центральной и Южной Азии и Африке, во-первых, крайне редки, фрагментарны и порой сомнительны. А во-вторых, качество самих произведений искусства несопоставимо с европейскими образцами.
Вне плейстоценового «запада», если не считать орнаментов по кости и украшений, произведения искусства того же возраста представлены буквально единичными находками.
Головка медведя в Толбаге из Забайкалья, «птички» и «мамонт» из Ковы на Ангаре, пещера Мойлтын-ан в Монголии, «скульптурка животного» из Дзадзарага в Японии, каменные изваяния человеческих голов из Малакофф, крайне схематичные изображения группы животных на тазовой кости мастодонта из Вэлсеквилло,[76] примитивная и схематичная глиняная скульптурка человека из Майны на Енисее, плитка с крестовидным узором из округлых ямок из Ушков на Камчатке…
Во многих стоянках Африки появляются бусы из скорлупы страусиных яиц. В Австралии — бусы из раковин моллюсков и шлифованные костяные бусы.
Я перечислил не все, но уже весьма заметную часть всех известных образцов плейстоценового искусства «незапада».
Соотношение известных образцов искусства «запада» и «незапада» — 1000:1. Искусство «незапада» производит впечатление разделенных тысячелетиями, не связанных между собой попыток порождения этой формы общественного сознания.
Нигде, кроме «эпицентра» плейстоценового «запада», Западной Европы, не прослеживается столь же древняя традиция наскальной живописи.
Академик А. П. Окладников буквально болел идеей найти в Сибири живопись «не хуже», чем в Европе. Найти бы… Сразу докажешь, что Россия — родина слонов и ничем не уступает буржуйским странам. И докажешь, конечно, свое умение неукоснительно находить то, что нужно партии и правительству.
Находка палеолитической живописи в Сибири была бы для Окладникова повторением его «подвига» с находкой неандертальца из Тешик-Таш.
…Не нашел.
Раз вроде стукнуло сердце: в монгольской пещере Хойт-Цэнкер нашли образцы пещерной многоцветной живописи!!![77]
Но, во-первых, далеко не все ученые согласны с датировками пещеры. Вполне возможно, что рисункам не 14–15 тысяч лет, а «всего» 8–9.
Во-вторых, достаточно сравнить слабые, скверно выполненные настенные росписи Хойт-Цэнкер в Монголии и даже самые ранние и архаичные образцы пещерной росписи Франции, Испании или Италии. И все сразу же станет предельно ясно: Хойт-Цэнкер несопоставима с палеолитическими пещерами Европы ни по возрасту, ни по качеству живописи.
В «эпицентре» палеолитического «запада» использовано множество пещер. И в Монголии, и на Енисее пещер очень много, но в плейстоцене никто не использовал их стены для живописных панно.
Причем многоцветная живопись появляется во всем мире, и явно без прямого влияния верхнего палеолита Европы, 6–4 тысячелетий назад начинают рисовать индейцы Южной Америки. По их рисункам ученые восстанавливают животный мир этого континента.
В Австралии наскальная живопись возникает на рубеже плейстоцена и голоцена.
Многоцветная живопись Бхимпетки в Центральной Индии по ряду параметров очень напоминает пещерную живопись плейстоцена Европы, но она значительно позднее.
В урочище Нгомокурира в Зимбабве сохранились изображения шести зебр. Аллюр этих животных очень похож на бег знаменитых «китайских лошадок» из Ласко. Стиль один, но зебры из Нгомокурира исполнены от 6 до 3 тысяч лет назад.
Многоцветная живопись бушменов в Южной Африке тоже напоминает палеолитическую. И живопись в горах Ахаггара в Сахаре. Но и всем этим образцам самое большее 5–6 тысяч лет. А европейской пещерной живописи — не менее 30 тысяч лет!
То же можно сказать и обо всех образцах «писаниц» Сибири и Северной Америки, наскальной живописи австралийцев — все они несравненно моложе.
Можно смело сказать, что сложные образцы палеолитического искусства и развитие живописной традиции есть только там, где есть европейский верхний палеолит. Причем искусство верхнего палеолита прямо вырастает из искусства среднего и нижнего палеолита все той же Европы неандертальцев… но именно при сапиенсах в Европе происходит взрыв. Осколки этого взрыва долетают до села Мальты в Иркутской области, а может быть, и до Забайкалья.
А во всех остальных областях Земли никакого взрыва не происходит. Туда только долетают осколки чужого культурного взрыва.
Только на материале пещерного искусства «запада» прослеживается многовековой процесс совершенствования художественной традиции, процесс схематизации, создания условных, почти «беспредметных» образцов живописи.[78]
Достаточно посмотреть, как схематизируются образы в пещерной живописи Европы. Для понимания того, что вот именно эта закорючка есть олень, лошадь или женщина, нужно принадлежать к определенной культуре.
Значок «олень» — это такая же условность, как буква «а» или китайский иероглиф. Могли ли эти значки использоваться для обозначения неких абстрактных понятий?
А почему бы и нет…
Могли ли древние обитатели Европы создать письменность?
По крайней мере, они вплотную подошли к ее созданию. А может, и правда писали. Кто мог им помешать выдавливать на бересте те же значки, что мы видим на стенах пещер, и придавать этим значкам понятное для всех значение?
Палеолитический человек рисовал для удовольствия? Это он так радовался жизни? Французский исследователь палеолита А. Бегуэн еще в начале XX века высмеял кабинетные построения. Он пригласил их авторов поползать вместе с ним по пещерам, где таятся древнейшие произведения живописи и графики. Все они малодоступны…
В пещеру Фонт-де-Гом приходится протискиваться через узкую щель, в Нио — ползти больше полукилометра по низкому ходу, в Ток-д'Одюбер — проплыть по подземной реке и подняться по узкой трубе, в Пасьеге, наоборот, спуститься в отвесный колодец… То же можно сказать и о новейших находках… И о пещере Коске, и о Каповой пещере на Урале, куда надо идти долго и трудно. Создавая рисунки для своего удовольствия, человек выбрал бы другие места — доступные, заметные, может быть, освещенные. Художник, желающий увековечить некое событие, не стал бы рисовать зверей поверх старых изображений…
Нет, для наших далеких предков гравировки и росписи на скалах были не простой забавой, а частью тайных религиозных церемоний, без которых первобытный человек не мыслил благополучия своей общины. Их надо было проводить в укрытых от чужого глаза, труднодоступных местах. Именно поэтому для их отправления были избраны пещеры.
По мнению ученых Франции, в древнекаменном веке человек в пещерах искал контакта с миром духов, которые казались ему совершенно реальными. На мой взгляд, неплохо бы уточнить — как могли выглядеть те, к кому обращался человек, чем они могли заниматься в глубинах пещер, какого рода беседы могли бы вести со своими почитателями…
Действительно, как представляли себе богов и духов первобытные язычники? Кто они были, их боги? Воплощения сил природы, персонификации тех сил, с которыми сталкивался первобытный человек, могут быть представлены в виде очень различных существ. Их облик, имена и характеры, скорее всего, мы не узнаем никогда, в отличие от греческих богов, обитателей Олимпа.
Вероятно, это были духи-воплощения конкретных мест… Чем необычнее и чем «сильнее» проявляло себя место — погодой, минерализованной водой, открывающимися видами, тем необычнее и «сильнее» и дух, воплощающий в себе особенности этого места.
В более поздние времена появлялись и языческие боги, воплощавшие в себе целые природные силы или даже общественные явления — как Посейдон олицетворял собой все море, а Меркурий отвечал за торговлю.
Можно долго и бесплодно спорить, существуют ли эти духи и боги в действительности или же они — только названия сил природы, которые человек давал им от своей слабости, от непонимания настоящих законов жизни природы. Правда, это очень сомнительно — первобытный человек, который якобы так уж боялся и не понимал окружающего мира, от собственных страхов сочинял сказки про духов… Вот это-то наверняка в лучшем случае сильнейшее преувеличение!
Более интересно другое… Ученые давно заметили, что все места поклонения богам и духам находятся или ниже, или выше той поверхности земли, на которой идет повседневная жизнь человека. Не случайно ведь шаманы делили мир на три области: нижний мир, населенный чудовищами, верхний мир, населенный призрачными существами, и средний мир, где живем мы с вами. Шаманы не делали различий между существами нижнего и верхнего мира.
Грубо говоря, обитатели нижнего мира не считались у них «плохими» или «демоническими», а обитатели верхнего мира — «хорошими» или «ангелоподобными». И те и другие могли вредить человеку, могли быть расположены к нему. И тех и других можно было подкупить, привлечь на свою сторону, а «сильный» шаман мог их напугать или победить.
Но даже и в этом случае все равно есть разница, у кого просить помощи — у духа, обитающего в божественно-холодном, пронизанном лучами солнца воздушном высокогорном пространстве, или у чудовища, скалящего жуткую морду откуда-то из подземелья. Храмы-пещеры и храмы-вершины сильно отличаются по характеру тех, у кого там просят помощи и защиты. А постепенно начинают отличаться и по характеру просьб — ведь светлое существо, может быть, не с таким уж удовольствием поможет вам резать горла врагов и разбивать о деревья головки их младенцев. А светлая радость познания и творчества может оказаться не особенно близкой как раз обитателям бездны.
Шаманизм считается довольно поздней формой религии… Ему «всего» несколько тысяч лет. А в Европе, похоже, не несколько, а несколько десятков…
Самый известный исследователь погребений неандертальцев писал о появлении «очагов формирования и развития погребальной практики в мустьерское время».[79]
В верхнем палеолите возникшие «на Западе» формы культуры распространяются по Ойкумене… В первую очередь по Европе, в том числе по Восточной.
Погребения людей позднего палеолита принципиально не отличаются от погребений предыдущей эпохи. Все основные элементы погребального комплекса были заложены уже тогда… Это само по себе есть подтверждение культурной преемственности на протяжении среднего и позднего палеолита. Погребения людей позднего палеолита чаще окрашивались охрой и обильнее снабжались погребальным инвентарем. В них чаще находят черепа и кости животных, особенно мамонтов и оленей. Черепа, зубы и другие части человеческого скелета, подвергнутые обработке, указывают на возможное использование их в ритуально-магических целях.
К началу позднего палеолита относится многоярусное погребение в Гримальди. Мальчик шестнадцати лет и женщина были похоронены в скорченном положении, женщина была, вероятно, крепко связана и положена слева от подростка. Оба были снабжены украшениями из раковин, скелет мальчика окрашен охрой, между головами погребенных лежали две гальки, еще одна — у головы женщины. Головы покрывала плоская каменная плита. В следующем слое, выше, находится погребение мужчины в вытянутом положении. Рядом обнаружено несколько каменных орудий. Выше, над мужчиной, погребены двое детей, снабженные богатыми украшениями из раковин. Наконец, у поверхности находится погребение еще одной женщины.
Двойственное отношение к умершим очевидно. О них заботятся, щедро украшают их и в то же время боятся. Связывают, заваливают камнями — значит, хотят обезопасить живых от возможных козней мертвых.
Отметим еще, что юноша и женщина из Гримальди были положены на остывающее кострище. Это далеко не единственный случай находки кострища в позднепалеолитическом погребении. Здесь несомненна связь с представлением об огне как силе, уничтожающей и в то же время несущей жизнь, способствующей возрождению. С этой идеей двойственной природы огня, возможно, связан обычай трупосожжения.
Для позднепалеолитического погребения Костенки 15 была вырыта могильная яма в полу жилища. На дно ямы, засыпанное охрой, была положена куча глины, а на нее, возможно, в связанном виде, посажен труп мальчика 5–6 лет, снабженный богатым погребальным инвентарем, включающим каменные орудия. На голове мальчика находился головной убор, украшенный многочисленными зубами песца. Могила была перекрыта крупной лопаткой мамонта.
Интересно сравнить это погребение с погребениями на позднепалеолитическом поселении Сунгирь, недалеко от Владимира, одно из которых располагалось в жилище. Вероятно, на месте его центрального очага. Дно каждой могилы освящалось огнем (вспомним о животворящем значении огня в палеолите), а затем покрывалось ярко-красной охрой, на которую укладывался умерший в праздничной, богато украшенной одежде, сопровождаемый разнообразным погребальным инвентарем — орудиями труда и произведениями искусства.
Такой же обряд погребения засвидетельствован и далеко на Западе, в окрестностях Ментоны: сложный ритуал, богатая одежда погребенного, обилие украшений из раковин и зубов. После этого могила снова засыпалась охрой.
В одной из могил Сунгиря, что находилась в центре жилища, обнаружено необычное ритуальное погребение — два скелета подростков, девочки 7–8 лет и мальчика 12–13 лет, лежащих голова к голове (так же, как это изображено на двойной статуэтке из другого палеолитического местонахождения — Гагарина).
В могилу положены два длинных копья, одно из них принадлежало девочке. На груди мальчика лежала скульптура лошади, под левым плечом — скульптура, мамонта, у рта и пояса — кости пещерного льва. Захоронение подростков, видимо, произведено одновременно.
Все свидетельствует о большом внимании, которое уделялось погребениям подростков обоего пола, о стремлении сохранить их возможно ближе к средоточию общинной жизни — очагу.
Среди находок в Сунгире — и солнечные знаки, любовно вырезанные из кости. И не просто диски, нет! Это самые настоящие колеса, солнечные знаки, изображенные в движении. Бегущие по небу колеса солнца…
Погребения говорят о возможном культе животных, быть может, о тотемической связи с ними или иной форме первобытного анимализма, о культовом значении огня и охры — символов возрождения. Истоки этих явлений прослеживаются еще с мустьерского времени.
Погребение мужчины из Костенок 11 представляет собой сооруженную из костей мамонта погребальную камеру, пристроенную к стене жилища. Труп был связан и посажен в центре камеры. После погребения жилище, вероятно, было покинуто обитателями. И здесь — стремление сохранить покойника, возможно, не рядового члена общины, в непосредственной связи с жилищем.
Погребение мужчины в связанном состоянии обнаружено и в Костенках 14. Снова налицо восходящее еще к мустьерской эпохе двойственное отношение к погребаемым. Их окружали почитанием и вместе с тем стремились обезвредить, рассматривали как существа, потенциально опасные для живых. Все это — вплоть до оставления жилища, где произошла смерть, — хорошо известно и этнографии. Да и из нашего собственного отношения к мертвецам.
…Только вот вне Европейской приледниковой зоны нет таких же по богатству инвентаря и обряда погребений. Нет, и все. Они появятся, но на десятки тысяч лет позже, чем появились в Европе.
В верхнем палеолите известно много погребений черепов. Наиболее впечатляющим часто называют захоронение черепа молодой женщины из Мас-д'Азиль (Франция). Культовый характер памятника несомненен. Череп лишен нижней челюсти, а в левую глазницу вставлена костяная пластина. Вероятно, такая же пластина была вставлена и в правую глазницу, но она не сохранилась. Как полагают специалисты, пластины предназначались для того, чтобы «оживить» череп, усилить впечатление заключенной в нем жизни: череп как бы смотрит.
Но возможно и другое объяснение: сделано это для того, чтобы закрыть «вход» в череп через глазницы или «выход» через них из черепа, обезопасив этим живых или сам череп; глаза всегда играли большую роль в культе.
Известны и чаши, изготовленные из человеческих черепов, — например в позднепалеолитической пещере Ле-Плакар (Франция). Эти изделия кажутся нам мрачноватыми… Но они напоминают нам о сохранявшемся на протяжении тысячелетий использовании человеческих черепов для изготовления ритуальных сосудов.
В пещере Офнет в Баварии найдено 33 черепа, из них 20 — детских. Головы, окрашенные охрой, были преднамеренно отделены от туловища и захоронены в пещере. Глазницы всех черепов ориентированы на запад.
Придет время, и культ черепа станет обычнейшим делом у народов Южной Азии, Океании, Африки… Некоторые племена даже будут называть «охотниками за черепами». Но это все будет не скоро! По крайней мере через несколько тысячелетий после пещер Мас-д'Азиль и Офнет.
Плейстоценовый «запад» — единственное место, где прослеживается традиция строительства жилищ из костей крупных животных. В традиции строить жилища сапиенсы в Европе — продолжатели неандертальцев и гейдельбергских людей.
Ни в одном другом регионе в палеолите не строят жилищ, хотя бы отдаленно похожих на европейские по размеру, качеству.
Всевозможные американские и арктические аналоги (строительство яранг, использование китовых позвонков и т. д.) — несравненно более позднего происхождения.
Строго говоря, в верхнем палеолите всех регионов мира обнаружены хоть какие-то, но жилища. В ряде памятников Северной Америки, Сибири, Восточной Азии обнаружены остатки очагов и жилищ. Но все это — остатки каких-то наземных сооружений, скорее всего — типа чумов или индейских барабор. Не используется ни кость, ни камень. И ничего похожего на «капитальное» домостроительство «запада».
Попытки освещать жилище жиром животных также прослежены только в палеолите «запада». Китовым жиром освещается и топится эскимосская и чукотская яранга, но простите, это какое время?! 3–4 тысячи лет назад максимум. А в Европе наливали жир в зуб мамонта, как в лампу, еще 20–25 тысяч лет назад.
В официальной науке всегда и очень многое было «заранее известно». Например, было «известно», что в палеолите не было лука и стрел. Еще автора этих слов учили, что «лук изобрели в неолите или в мезолите».
Самое парадоксальное даже не то, что на некоторых образцах пещерной живописи явственно просматриваются именно оперения стрел.
Еще более невероятно то, что и на других изображениях, менее известных, просматриваются изображения оперенных стрел.
При этом отлично известны изображения животных, поражаемых именно копьями. Хотя бы из пещеры Кондамо.
Как видно, человек каменного века вполне четко различал копье и стрелу. И очень ясно изображал то, что хотел. Но десятилетиями (!) никто (!) не подверг сомнению априорно «известное».
Но самое невероятное все еще впереди! В своем блестящем исследовании Н. Д. Праслов ясно показал, что лук и стрелы в палеолите были, по крайней мере в верхнем палеолите. Мало того, что Николай Дмитриевич взял на себя труд собрать свидетельства наскальной живописи (те, которые прекрасно известны коллегам, но на которых они «в упор не увидели» того, чего на них «не может быть»). Николай Дмитриевич взвесил наконечники стрел и наконечники дротиков, известные из этнографической современности, а затем — наконечники из верхнепалеолитических памятников. Те самые, которые всегда считались «наконечниками дротиков».
И получил вполне однозначные выводы — параметры наконечников в целом ряде верхнепалеолитических комплексов соответствуют именно параметрам стрел.[80]
Со стороны коллег интереса проявлено не было. Невероятно? Как сказать…
Читателю, может, будет все же интересно, и вот я сообщаю: в палеолите Европы лук и стрелы определенно были если не в ориньяке, то уже точно 20–25 тысяч лет назад.
В самом конце палеолита, 14–16 тысяч лет тому назад, наконечники стрел встречены в Японии и в Ушках на Камчатке. С опозданием на несколько тысячелетий и только в одном регионе. В Австралии еще в XIII–XIX веках лука не знали, метали копье копьеметалкой.
Еще одно мистическое представление ученых: долгое время они «точно знали», что никакой керамической посуды в палеолите нет и быть не могло. Керамику стали делать в эпоху новокаменного века! Понятно?! В эпоху новокаменного, вам сказано!
…Жаль только, палеолитический человек не слушал лекций и не читал книг уважаемых коллег. Он не знал, что ему не полагается изготавливать керамику, и он ее изготавливал. Редко, несистемно, и использовал ее тоже несистематически. Но знал, как керамику изготовить.
Гадкие жители древней Японии и побережья Тихого океана изготовляли керамические сосуды 9—11 тысяч лет назад. Это уже огорчало уважаемых коллег, потому что противоречило всем их замечательным, очень научным схемам. А в Европе керамику знали еще раньше…[81]
Теоретики XIX века точно знали, как возникла семья. Сначала был «промискуитет», то есть время полностью не упорядоченных, не норматизированных половых отношений. Все со всеми, в причудливой бессистемности, как попало. Хроническая сверхгрупповушка.
Потом наступило время семьи групповой. Да-да, это как раз то, что подумали: несколько дам и мужчин считаются общими мужьями и женами. Групповушка, но уже не с участием ближайших родственников, собственных родителей и детей.
И это, оказывается, еще время матриархата…
С матриархатом вообще получается полная прелесть: европейские ученые оказываются преемниками древних греков и римлян.
Древние греки верили, что где-то в необъятной Скифии живут амазонки. Женщины у них воюют, а мужчины пасут скот и ведут домашнее хозяйство. Рассказывали еще о нравах острова Лесбос, где в мифологической древности правили женщины. Они захватывали моряков с разбившихся у берегов острова кораблей и держали их, пока не рождались дети, а потом убивали. Новорожденных мальчиков они тоже убивали, и на острове процветала однополая любовь, откуда и слово «лесбиянка».
Заметим: ни один грек ни разу не видел ни одной амазонки. И никогда не был в племени, где правили бы женщины. Вроде с амазонками дружил и воевал Геракл… В трех разных городах показывали могилу Геракла, и который из них интимно общался с амазонками, неведомо. Во времена, когда складывались легенды, на острове Лесбос ничего необычного опять же не происходило. Остров как остров, глухая оливково-виноградная «глубинка». Якобы лесбиянки — все это в «древности» было. Легенды, легенды…
Само слово «матриархат» ввел в науку швейцарский юрист Иоганн Якоб Бахофен (Базель, 1815–1887). Для этого он соединил латинский корень mater (родительный падеж — matris) и греческий arche (власть). Женовластие. В 1861 году вышла книга Бахофена «Материнское право». В ней Иоганн Якоб утверждал, что у всех народов развитие семьи шло, проходя одни и те же стадии. От беспорядочных половых отношений, «гетеризма», к материнскому роду, а потом к отцовскому. Причину смены материнского рода отцовским Бахофен видел в развитии религиозных идей.
Идею матриархата Бахофет взял из греческих мифов.
Эта идея прекрасно вписывалась в идею эволюции человеческого общества.
У Льюиса Генри Моргана (1818–1881) мы уже находим готовую теорию развития семьи и общества в целом.[82] Теория Моргана так очаровала классиков марксизма, что Ф. Энгельс почти полностью содрал ее, только по дороге упростил и добавил больше про труд и про собственность.[83]
Вначале было первобытное стадо, а в нем господствовали неупорядоченные половые отношения (Морган называл их не «гетеризм», а «промискуитет»). Потом появляется материнская родовая община. Люди еще глупые, Моргана не читали и не знают, что дети рождаются от мужчин. А матерей люди уже знают, и материнский. род — объединение людей, которые считают себя потомками одной женщины или женского мифологического предка.
При материнской общине женщины доминируют в обществе. Господствует матрилинейность наследования имущества и положения в обществе. Брак матрилокальный, то есть муж поселяется на территории общины жены и переходит в ее общину. Но у такого «перешедшего» мужа есть своя собственность, он может оставлять ее в наследство сыновьям… Так зарождается патрилокальный брак.
Потом материнский род сменяется отцовским, люди начинают считать себя потомками предка по мужской линии — реального или мифологического. Мужчины владеют собственностью и потому господствуют в обществе.
А у некоторых народов на стадии разложения родового строя появляется этот самый матриархат.
Бахофен в своих изысканиях потревожил только древнегреческие мифы и легенды. Этнографы конца XiX века «нашли» «пережитки матриархата» в Тибете, у минангкабау на острове Суматра, у племен Микронезии, в Древнем Египте.
О матриархате писали очень уверенно, как о реальности. Выходили целые монографии, специально посвященные этому вопросу.[84] В популярной литературе о матриархате писали так: «В орде около ста человек, но преобладают женщины… Мужчин мало, они тщедушны, а женщины рослые и сильные». Эта выдуманная фантастом орда захватила современных исследователей и не отпускает, потому что они нравятся женщинам: ведь они «красивее и сильнее мужчин их племени».[85]
Женщины в этой орде «выше и значительно шире в плечах» мужчин, которые возле них «производят впечатление подростков».[86] Живут групповым браком, но ребенок «имеет одну мать и несколько отцов».[87] Видимо, все же многомужие?
В Историческом музее в Москве еще недавно были выставлены картины, изображавшие могучих первобытных дам, с пафосом выступавших у костра. Где-то вдали от огня толклись чахоточного вида мужчины с убогим выражением на лицах.
Ни одно племя из изученных этнографами никогда не было похоже на людей из этих описаний и с этих картин.
Раньше было, как у Обручева? Но у всех предков человека, неандертальцев, сапиенсов ранних, эректусов (питекантропов и синантропов) половой диморфизм был выражен даже сильнее, чем у современных людей. Ничего похожего на вдохновенные, но плохо нарисованные, а главное, неверные по смыслу картины.
Матриархальные обычаи? Ни у одного племени никогда и не был зафиксирован «матриархат», исключительно «пережитки». Счет родства по женской линии у некоторых африканских племен и в Полинезии, матрилокальность брака почему-то совершенно не препятствует наследованию имущества мужчинами от мужчин (что и вызвало к жизни сложную схему Моргана).
Многомужество и в Тибете, и во всех других регионах вызвано вообще не матриархатом, а сознательным желанием сократить число детей и наследников. При очевидной власти мужчин в семье и в обществе.
Дислокальность брака, когда каждый из супругов живет в своей общине, а дети остаются в общине матери, объясняется еще проще: так община сохраняет свое имущество. Причем дислокальный брак, помимо многих первобытных племен Африки, обеих Америк и Океании, зафиксирован в Японии (брак цумадои), у наяров в Индии, а до XIII века — в горной Шотландии. Иногда раздельное проживание супругов длится только часть года, что связано с отхожими промыслами или религиозными обычаями.
Порой дислокальность брака вызывается просто разделением жилища на женскую и мужскую половину. Муж приходит на женскую половину, и потом у него остается еще мужская… Вероятно, культ рабочего кабинета у интеллигенции XIX века — тоже проявление то ли матриархата, то ли его пережитков.
Матрилинейность наследования имущества или социального статуса обычно сочетается с патрилинейностью. Род присваивает себе право отправлять функции вождей и жрецов и готов допустить к хлебным местечкам не только сыновей, но и зятьев. Так было и в Древнем Египте, где потенциальных зятьев жреческие роды испытывали на интеллект и стойкость. Своего рода обеспечение притока свежей и притом качественной крови. Если даже женщина в Африке владеет имуществом, то пользуется им и умножает его всегда мужчина. Владение собственностью выступает как некая гарантия для дамы и главным образом для ее детей.
Пресловутые «пережитки» или элементы «матриархата» действительно известны у ряда племен. У всех этих племен есть одна общая черта: они обитают в комфортной природной обстановке и ведут хозяйство, не требующее затраты большого количества усилий. В таких условиях, во-первых, ослабевают требования к социальной иерархии — она становится не нужна. Во-вторых, общество не востребует от своих членов мужских качеств: не нужно ничего завоевывать, организовывать, не нужен тяжелый, на пределе возможностей, труд, участие в рискованных мероприятиях и так далее. У «матриархальных» племен не столько высок статус женщины, сколько очень низок статус мужчины.
В. Шапошникова объясняет «матриархат» у племени тода тем, что в горах Нилгири возник своего рода «пересменок»: «матриархата» уже нет, женщины не работают в основных сферах производства. Но мужчины за женщин «еще не принялись», и домашним хозяйством они не задавлены.[88] Но из описаний самой же Шапошниковой следует: труд отнимает у мужчин так мало времени, что им несложно взять на себя многое в домашнем хозяйстве. А проблемами улучшения, усовершенствования, развития тода вовсе не озабочены.
Предки всех «матриархальных» племен явно вели совершенно иной образ жизни. Только усилия и тяжкий труд многих поколений создали ту комфортную среду, в которой мужчины могут занять периферийное положение в обществе. Сама же Шапошникова показывает, что предки тода владели ремеслами, которые потом утратили, и много воевали. Для создания ситуации «матриархата» нужны немалые усилия мужчин.
У всех «матриархальных» обществ невостребованность мужчин и мужских качеств оборачивается исторической катастрофой. Вековое лежание кверху пузом под бананом в Западной Африке и идиллическая пастьба буйволов в горах Южной Индии неизбежно ведут к отставанию, потере активности, организованности, неспособности дать отпор врагу и выдержать технологическую перестройку. «Матриархальные общества» — это отсталые общества, обреченные потерять землю, которую предки завоевывали кровью и преобразовывали потом. А патриархальные победители пинками погонят их работать.
Подведем краткий итог: не существует никаких серьезных причин говорить о «матриархате» как некоем этапе в истории развития семьи. Собственно говоря, и групповой брак, и пресловутый «промискуитет» — тоже не доказанные никем, умозрительные теории. В реальных стадах обезьян нет ничего даже отдаленно похожего на «промискуитет»: действует весьма разная, но всегда очень жесткая иерархия. Ничего похожего на «промискуитет» не было и нет ни в одном человеческом обществе, кроме разве что сообщества посетителей публичного дома.
Теории групповушки… извините, группового брака и «промискуитета», говоря откровенно, больше всего похожи на неприличные фантазии подростков, которых не очень умные родители вовремя не заняли лыжами, бассейном и чтением книжек… Только не Энгельса! Я вас умоляю, не Энгельса!
Но — о «матриархате».
Наверное, потомкам трудно будет восстановить сейчас еще хорошо понятную логику, согласно которой все женское и материнское считается «хуже» и примитивнее мужского и отцовского, а потому и кажется более древним.
Классики этнографии сочиняли «матриархат» по той же самой причине, по которой Фрейд приписывал женщинам очередной «комплекс»: по поводу отсутствия у них пениса.[89]
Удивительно, но Фрейду и в голову не могло прийти, что это мужчины могут комплексовать из-за отсутствия у них молочных желез или матки.
Теоретики составляли схему истории первобытного общества, упорядочивали имеющийся у них материал. Но, упорядочивая и схематизируя, исходили из своих предрассудков. Как сказали бы американцы, стереотипов. Ни одному из них не пришло в голову, например, что «матриархальные» и «патриархальные» общества могут сосуществовать в одну и ту же эпоху и неплохо дополнять друг друга.
Парадоксально, но «матриархат» своим рождением обязан просто патологическому неуважению к женщинам.
У всех видов крупных сложных животных физиологическая норма — смертность 60–70 % новорожденных. Самка шимпанзе и слона рождает за свою жизнь 10–15 раз. 7, 10 или даже 12 из этих детенышей умрут до того, как станут взрослыми. Вырастут и сами дадут племя те самые 2 или 3 детеныша, которые необходимы для воспроизводства вида.
Чтобы численность вида не сокращалась, человек должен родить такое же количество детенышей. Мозг человека так громаден, что ему необходима очень большая голова. За то, чтобы рожать умных детенышей с громадным мозгом, женщины расплачивается тремя особенностями.
Особенность первая: женщина с широким тазом менее подвижна, чем мужчина.
У предков человека еще полтора миллиона лет назад таз был узкий, наши предки бегали наравне — самцы и самки. А как только объем мозга увеличился — расширился и таз. Тут-то женщины и стали «слабым полом»: они не смогли ходить и особенно бегать наравне с мужчинами.
Широкий таз и меньшая подвижность уже делают женщин более зависимыми от мужчин, чем самок большинства других животных того же размера.
Особенность вторая: тяжелые, драматические роды человека.
Даже недоразвитая голова с подвижными костями черепа у человека с трудом проходит сквозь родовые пути женщины. Самка шимпанзе рожает детеныша, голова которого легко проходит сквозь родовые пути, не делая ни одного поворота. При рождении ребенка человека его голова три раза поворачивается в родовых путях.
Роды длятся долго, во время родов и сразу после родов женщина совершенно беспомощна. От 4 до 5 % женщин умирало родами — чаще всего первыми.
Особенность третья: долгое детство человека.
Чем сложнее организм, тем дольше ему расти. Олененок и лосенок сразу после рождения могут бежать за мамой — буквально через несколько часов. К тому времени, как у лосихи появится новый детеныш, первый будет уже почти взрослым.
У волчицы и тигрицы рождаются несколько беспомощных слепых детенышей, но через год (волки) или через два (тигры) у самки родятся новые детеныши, а эти будут уже самостоятельными.
Человек рожает совершенно беспомощного недоноска. Детеныши всех животных при опасности инстинктивно затаиваются, пытаются спрятаться. Младенец же пугается и дико орет — требует, чтобы ему помогли, защитили, убрали пугающий фактор.
Что стоит для женщины за формулой «родить 10–15 раз»? Это значит рожать лет с 15–16 каждый год или через год. Все эти пятнадцать лет постоянно один ребенок еще в животе, второй на руках у груди, третий уже ходит, но плохо. Эти детеныши еще очень долго будут оставаться беспомощными! Когда последний ребенок еще в утробе, старшие только начинают быть самостоятельными, и то не до конца.
Самка тоже беспомощна — ведь она не может сама добывать пищу с таким выводком. Самка человека гораздо более зависима от самца, чем самка других животных. Как ухитрились теоретики «матриархата» просмотреть это? Наверное, очень хотелось.
В середине XIX века в цивилизованных странах прошла Великая Гигиеническая революция. Сделалось нормой принимать ванну, мыть ноги, подмываться, чистить зубы. В прусской армии одно время новобранцу выдавали вместе с мундиром и шнурованными ботинками еще и две пары трусов, зубную щетку, один кисет с табаком, второй — с зубным порошком.
Европейцы привыкали носить нижнее белье, и притом регулярно стирать его и менять. В домах появилась канализация, а в окнах — форточка.
Стало нормой регулярно делать влажную уборку, проветривать, выметать мусор. Насекомые — все эти блохи, вши, тараканы, клопы — сделались признаком дурного воспитания и чем-то неприличным для сколько-нибудь культурного дома. Бедных паразитов начали изводить всеми мыслимыми способами, и даже мухи стали редкостью в Германии.
Детей стали регулярно мыть, стирать им пеленки, проветривать их комнаты и не давали им грызть собачьи кости и лакать из кошачьего блюдца.
В больницах стали применять методы антисептики, начали стерилизовать инструменты перед осмотром пациента, мыть с хлоркой посуду больного.
Еще в Версале XIII века платья придворных дам снабжались блохоловками, нечистоты накапливались в ночных горшках и выливались прямо в сад, нижнего белья не носили, а менять ночные рубашки чаще, чем раз в полгода, считалось совершенно необязательным.
Великая Гигиеническая революция XIX века совершенно изменила образ жизни людей. Самым важным последствием Великой Гигиенической революции стало почти полное исчезновение детской смертности. Великая Гигиеническая революция сначала уменьшила, а потом фактически отменила детскую смертность. И смертность женщин при родах.
В конце XIX века смерть рожениц в Германии упала с обычных 4 % до 0,3 %. Смертность детей — с обычных 60–70 % до 7 %. Ко времени Первой мировой войны детская смертность во всей Европе составила 4–5 % родившихся.
В России детская смертность у крестьян оставалась очень высокой до конца Второй мировой войны, даже до начала 1950-х годов. Еще доживают свой век женщины, которые родили по 10 и по 12 детей, а сохранили 2 или 3. Но и в России к концу 1950-х Великая Гигиеническая революция победила полностью и окончательно.
К середине XX века женщины реально, не на словах, получили равные с мужчинами возможности. Если кому и угрожает «матриархат» — это нам, а не нашим предкам.
Вот причины вполне обычны: мы сами создали для него материальную базу.
Раскопки показывают, что очень многие жилища из костей мамонта предназначены для парной семьи, ведущей самостоятельное хозяйство: таков уж размер этого жилища с одним очагом.
В некоторых пещерах Франции найдены отпечатки босых ног пары, возле которых идут их дети. В одной из них совершался какой-то ритуал… Две пары отпечатков ног — мужских и женских — позади камня, покрытого натеками глины. И на камне — отпечатки ног двух детей, примерно 3 и 5 лет. Папа и мама поставили детей повыше, чтобы им было лучше видно.
Комментарии нужны?
Окончательно расставаясь со стадиальной схемой, в 1960-е годы Г. П. Григорьев пришел к выводу, что «верхний палеолит — явление строго ограниченное по территории — пределы Европы и Передней Азии. Вне этой территории есть либо самый конец верхнего палеолита (последние 2–3 тысячи лет его), либо элементы верхнего палеолита на всем протяжении выступают только в соединении с мустьерскими или ашельскими».[90]
По Григорьеву, синхронные верхнему палеолиту памятники «незапада» должны называться «постмустье». Уважаемые коллеги очень огорчались таким высказываниям. Ведь Григорьев лил воду на мельницу расистов! Он показывал политическую безграмотность!
Но новое поколение археологов пошло еще дальше… Еще один уважаемый коллега, С. А. Васильев, по поводу палеолита Южной и Юго-Восточной Азии и Австралии даже счел термин «постмустье» слишком слабым и предложил термин «посташель».[91]
По мнению Леонида Борисовича Вишняцкого, и среднего палеолита на большей части Земли не было. Нижний палеолит (причем более примитивный, чем ашель, на уровне Клэктона и даже культур галечных орудий) существовал в Восточной Азии примерно 25 тысяч лет назад. И сменяется сразу «готовым» верхним палеолитом. А в Австралии вообще непонятно, когда кончился нижний палеолит… Похоже, только на рубеже плейстоцена и голоцена.[92]
Получается так: примерно 35 тысяч лет назад на Переднем Востоке, на Балканах или в Западной Европе возник новый культурно-исторический.
Чисто условно, просто для того, чтобы как-то его назвать, назовем «наш» феномен «палеолитом Западной Евразии». Это определение не абсолютно точно — культурно-исторический феномен охватывает ряд памятников Сибири и Средней Азии.
Культурно-исторические феномены привязаны к географическим регионам, возникают в них, но вовсе не обязательно остаются локализованы в среде, в которой возникли первоначально. «Наш» феномен возникает в ареале обитания неандертальцев, и потом уже, в сложившемся виде, распространяется на остальной территории Земли.
И вовсе не с одним сапиенсом он связан. Насколько можно судить, на грани рисс-вюрма и вюрма в ряде мест Переднего Востока вычленяется несколько локальных вариантов «переходной культуры» «от мустье к верхнему палеолиту» (Коробков, 1978. С. 181). И не только Переднего Востока! В Европе тоже известно несколько «переходных индустрии»… в том числе и в те времена, когда сапиенсов там явно не было.
Получается: верхний палеолит — это тип культуры, который начинали создавать неандертальцы, а завершали уже сапиенсы.
Принципиально то, что, возникнув на Переднем Востоке (возможно, что одновременно — и на Балканах), новый тип культуры охватывает всю приледниковую зону Европы, ее Запад и Центр (которые до того в культурно-историческом смысле не были палеолитом Запада Евразии), Восточную Европу и даже некоторые районы Урала и Сибири. Но не весь мир.
Восточная Азия перенимала новый тип культуры заметно позднее. В Африке он возник еще позднее, а изолированная Австралия его вообще не знала.
Легко заметить, что тот же самый регион, в тех же самых границах и в голоцене развивался не так, как весь остальной мир.
В этом обширном, но в масштабах Земли весьма незначительном пространстве последовательно происходили те изменения культуры, которые фактически и легли в основу современной цивилизации.
В этом регионе раньше всего возникло земледелие и скотоводство. В этом регионе родилась буквенная письменность. В этом регионе родилось единобожие. В этом регионе родилась философия. В этом регионе зародились индивидуализм и персонализм во всем многообразии их модификаций. В этом регионе зародилось гражданское общество, идея частной жизни, идея власти с ограниченным диапазоном влияния… а в исторической перспективе — и парламентаризм, и идея разделения властей.
Нравится или нет нам это обстоятельство, но общность человечества и мировая цивилизация в их современных формах возникли только потому, что одна из региональных цивилизаций, западнохристианская, оказалась в состоянии стать доминирующей цивилизацией в масштабах земного шара.
Уже в III–II тысячелетиях до Р.Х. развитие Переднего Востока уникально за счет того, что здесь формируется целый ансамбль примерно равноуровневых культур, активно обменивающихся друг с другом своими достижениями. В этом очень большое отличие Переднего Востока от Китая или Индии, где цивилизация формировалась вокруг одной этнической культуры.
Но в это время общественный строй и культура Древнего Переднего Востока еще имеют много аналогий с развитием в других регионах. А с античности, с «эллинского феномена» идет уже полный «отрыв». В «нашем» регионе складывается абсолютно уникальный тип общества, само развитие культуры приобретает «нигде не виданное» направление.
Всякая попытка делать вид, что «в Европе было как везде» или «везде было как в Европе», неизбежно проваливается.
Если даже историки упорно пользуются термином «рабовладельческий строй», то им приходится признать: в Европе был какой-то особый «рабовладельческий строй».
Только в Европе (и то исключительно в ее западноевропейской части) сложился «классический», «настоящий» феодализм с его системой условного держания, феодальной лестницей и вассалитетом. Нечто отдаленно похожее можно найти разве что в Японии. Но и это — лишь наиболее точное подобие.
«Обнаруживая» феодализм в остальных местах, всегда приходится придумывать для него какой-то особенный эпитет. Типа «особого византийского феодализма», «тяглого», «государственного», «кочевого» или «восточного» феодализма.
Если даже этот термин нам необходим — для всего мира вне Западной и Центральной Европы приходится оговаривать его особенности.
Тем более нигде, кроме Европы, не возник ни капитализм, ни феномен прединдустриальной цивилизации (типа нашего Нового Времени), ни самой индустриальной цивилизации. Некоторые отдельные аналоги капитализма можно найти в городах Китая и Индокитая; элементы нововременной цивилизации прослеживаются в Японии XVII–XIX веков. Но это именно отдельные «элементы», отдельные проявления, не составляющие единой системы, не определяющие возникновения качественно нового общества.
Называть сложившиеся вне Европы общества «восточными» будет глубоко неверно. Во-первых, эти общества не столько «восточные», сколько «всемирные». Точно таковы же были и общества германцев, славян и, вероятно, галлов и иберов до римского завоевания и влияния на них античной культуры. Во-вторых, европейский тип развития приходится признать за Египтом, Месопотамией, Сирией… за типично «азиатскими» территориями.
Географические наименования культурно-исторических типов и цивилизаций вообще неточны по определению. Но если уж другие, не связанные с географией названия отсутствуют и географическая привязка становится неизбежной, то лучше воспользоваться определениями Г. Померанца. У него эта проблема продумана точнее и детальнее, чем у любых других известных нам философов и культурологов. Его определения «Запад» и «Незапад» гораздо точнее, чем рассуждения о «Востоке», в который приходится включать и Ирландию, и обе Америки, и Новую Зеландию.[93]
Итак, в известной нам глобальной истории существует «запад» — как реалия, различная в разные периоды истории, но неизменно привязанная к западной оконечности Евразии.
Все остальное на Земле — это «незапад». «Запад» в истории Земли представляет собой нечто исключительное. «Незапад» — скорее выступает как нечто «нормативное», обычное для человечества.
Внутри «запада» постоянно вычленяются области, в которых «западный» тип развития усиливается, а остальные части «запада» по отношению к этой области становятся «незападом». Эллада расположена восточнее Галлии-Франции. Но в V веке до Р. Х. Эллада была «западом», а Галлия — «незападом». В XV веке все стало наоборот.
В создании европейской цивилизации и верхнего палеолита просматривается еще одна особенность… И правда почти мистическая — в том смысле, что совершенно непонятная.
Но верхний палеолит возникает сначала на Переднем Востоке, а потом Европа его обгоняет и становится эпицентром верхнего палеолита.
Так и современная цивилизация зарождается на Переднем Востоке, а потом Европа перехватывает эстафету и становится лидером мирового развития.
Есть вещи, о которых просто страшно говорить. Действительно… вот вроде все очевидно: домашний скот… Изображения домов, похожих на рубленые избы… Лук и стрелы… Парная семья… Знаковая система, все больше напоминающая предписьменность…
Но страшно высказать предположение: а не могла ли в Европе сложиться цивилизация? В приледниковой зоне? Очень уж мы привыкли к мысли, что цивилизация рождается на юге, на Переднем Востоке.
Самые первые памятники с наиболее ранними элементами производящего хозяйства — это Зарзи Б в Ираке (12000+400), Хоту — от 11860+80 до 9190+590, Белт — 114891550, Джармо — 11240±300.
По времени это синхронно жизни последних мамонтов, великой катастрофе палеолитической цивилизации в Европе.
И домашних животных, как мы привыкли думать, приручили на Переднем Востоке. Свинью — в VIII тысячелетии до Р.Х., овцу и козу — в VII–VI тысячелетиях, корову — в VI тысячелетии, лошадь и осла — в V–VI тысячелетиях до Р.Х.
Эти даты хорошо проверены, надежны, на них привыкли полагаться.
Считается, что сначала человек начал выращивать культурные растения, и произошло это в горных областях Переднего Востока, потом уже начал приручать зверей — появилась кормовая база…
После открытий на Переднем Востоке мы убеждены, что земледелие первично. Мысль о цивилизации сразу заставляет подумать: а какие культурные растения мог разводить человек приледниковой зоны?
Я задавал этот вопрос коллеге, к мнениям которого привык прислушиваться с уважением и интересом. Лицо Леонида В. отразило почти физическую муку…
— Наверное, они разводили большие поля конопли…
— Конопли?!
— Да. Мака и конопли… Разводили в огромных количествах и щедро снабдили тебя своей продукцией.
Весело? Да… Но не только. Действительно, только в совершенно воспаленном воображении могла появиться мысль о земледелии в районах вечной мерзлоты, в двух шагах от сверкающих на солнце ледяных щитов. Закомпостированные стереотипами мозги специалиста — это очень серьезная проблема.
Но вот какой вопрос… Из истории известно, что цивилизация вовсе не обязательно должна быть земледельческой… Действительно, а если в Европе верхнего палеолита была цивилизация, но не земледельческая? Если это скотоводческая цивилизация?
Сегодня научный мир считает, что сначала возникло земледелие, а уж потом скотоводство. В этом убеждают материалы Древнего Переднего Востока. Во всех его регионах земледелие старше скотоводства на тысячи лет.
Но предки думали не так, как мы. В XIX веке считалось, что скотоводы на Земле появились раньше земледельцев. Логично: скотовод без земледелия примитивнее, чем земледелец. Он больше привязан к природным ландшафтам и меньше их изменяет. Он ведет более близкий к природе образ жизни и больше зависит от природных циклов и от образа жизни зверей.
Классики XIX века, в том числе Морган и Фрезер, подробно описывали, как человек становился сначала скотоводом, а уже потом и с большим отрывом — земледельцем.
Они предполагали даже, что северный олень — первое домашнее животное, и одомашнен он 15–14 тысяч лет назад. Дело в том, что тундровые охотники пасут, по сути дела, диких или, по крайней мере, полудиких оленей. Человек мадленской эпохи в тундровой зоне охотился в основном на северного оленя. Логично предположить, что специализированная охота привела к более сложным отношениям с оленями. Человек отгонял других хищников, выбивал в первую очередь хилых и больных зверей, отгонял стада на более тучные пастбища…
Так же могли складываться отношения человека конца палеолита и лошади, а с меньшей вероятностью — и зубра. Если животное продолжает жить в природной среде, на него действуют те же факторы, что и на домашнее. Оно становится домашним, но практически не изменяется внешне. В этом трудность определить, имеем мы дело с домашними или с дикими северными оленями. Но ведь и лошадь жила в тех же ландшафтах приледниковой зоны. Ни селекции, выведения других пород, ни стойлового содержания, ни особых кормов. Вот пятнистость могла появляться, если человек защищал своих домашних животных от хищников: тогда не нужно было скрываться, становиться незаметными в природе. Медведя или волка, даже тигрольва человек отгонит, не пустит их к стаду.
Но пятнистость не определишь по костям в «кухонных кучах» на стоянках древнего человека. Разве что на стенах пещер появлялись рисунки странных пятнистых животных.
Сведений о возможном скотоводстве у нас очень мало. Но не забудем, что в Европе четвертая часть всех доступных человеку земель лежала ниже уровня современного океана. Очень может быть, самые интересные и высокоразвитые области расселения человека соллютре и мадлена нам сейчас попросту недоступны для изучения.