Алла быстро пролистала отчет.
— Простите, может, я пропустила, но где же показания этой вашей Ольги Малинкиной?
— Э-э… — замялся Князев, — ее я не успел опросить.
— Как же так вышло?
— В ближайшее время…
— Не стоит беспокоиться, — улыбнулась, не дослушав, Алла. — Я сама займусь этой медсестрой: ее показания могут стать ключевыми в деле об убийстве.
— В каком деле?
Князев практически на ее глазах спал с лица. Алла, помимо собственной воли, ощутила укол раскаяния.
— Вы не ослышались, — уже более мягко подтвердила она. — Владимир Всеволодович, теперь это дело об убийстве. Вот, посмотрите. — Она приподнялась и положила перед ним на стол отчет патологоанатома. — Это заключение о причине смерти Гальперина.
Князев сгреб листки и жадно впился глазами в их содержание.
— Это невозможно!
Он мотнул головой, как бык, которого пытаются взять за кольцо в носу.
— Тогда как вы объясните выводы нашего патологоанатома?
Алле не требовалось притворяться, чтобы выглядеть доброжелательной: она с самого начала прониклась симпатией к заву ТОН, но факты — вещь неумолимая.
— Может, ошибка?
В его глазах она прочла робкую надежду.
— Как еще эти вещества могли оказаться в крови и тканях Гальперина? Я ведь не специалист, а вы — да. Так что скажете?
Князев молча покачал головой и вернул Алле заключение.
— Ну, Владимир Всеволодович, давайте подумаем, как такое могло произойти! — по-прежнему доброжелательно проговорила она.
Ли Чангминг, наверное, должен был стать первым, с кем следовало поговорить в связи со смертью Гальперина, однако Алла предпочла другой порядок. Лечащий врач покойного адвоката, как и предполагалось, оказался китайцем. До разговора с ним она навела справки и выяснила, что у доктора нет российского гражданства, но все формальности его пребывания на территории иностранного государства соблюдены: он имел и вид на жительство, и разрешение на работу, которое выхлопотал лично заведующий ТОН.
— Не может быть! — воскликнул Ли Чангминг, услышав от Аллы версию об эвтаназии. — Ни один врач, ни одна медсестра в отделении не пошли бы на такое!
Для китайского подданного доктор разговаривал по-русски чисто и грамотно, но с акцентом, выражавшимся в смягчении гласных и проглатывании некоторых согласных. Со слов главврача ей представлялось, что Ли Чангминг — полуграмотный иностранец, способный напортачить с лечением просто потому, что плохо знает язык.
— Как давно вы работаете здесь, доктор? — поинтересовалась Алла.
— Четвертый год.
— И уже так хорошо изучили своих коллег? В смысле, вы так уверены…
— Да как же иначе? — перебил мужчина, разводя руками. — Это ведь судебное… подсудное дело, так?
— Совершенно верно.
— Мы медики, мы клятву давали — «не навреди»! И потом, у нас же не хоспис, понимаете? И не раковое отделение. Мы оказываем помощь по своему профилю, а уж кто чем мучается… Как бы мы ни жалели пациента, взять на себя такую ответственность никто бы уважился!
— Не отважился, — машинально поправила Алла. — А если не из жалости?
— То есть за деньги? — уточнил Ли Чангминг.
— У медсестер и санитарок зарплата маленькая, да и врачи — люди не богатые…
— Это того не стоит!
— Зря вы так, ведь Гальперин был состоятельным человеком!
— Я что-то не пойму, вы меня обвиняете?
— Боже упаси!
— Ну спасибо…
— С кем из персонала, помимо вас, общался Гальперин?
— Да он всем успел нервы напортить… попортить.
— Прошу вас быть точным.
— Все медсестры имели с ним дело. Но лучше всего с Гальпериным поладила Алина Руденко. Хорошая девочка. Очень добрая.
— Добрая, говорите?
— Если вы имеете в виду…
— Я ничего не имею в виду, доктор, — прервала его Алла. — Я лишь пытаюсь составить как можно более полное представление о положении дел.
— Алина не смогла бы убить человека — даже ради его бого… благополучия! — тем не менее добавил Ли Чангминг. — Она не такая!
— Хорошо, давайте оставим медсестру в покое, поговорим о посетителях Гальперина. Кто его навещал?
— Родственники, наверное, коллеги… Лично я знаю только его жену, Инну. Лучше вам поговорить с Алиной, ведь она чаще других общалась с больным.
— Я обязательно с ней поговорю. А как вы стали лечащим врачом Гальперина — вас зав отделением назначил, или вы принимали его по «Скорой» во время дежурства?
— Мне передал его Севан Мейроян.
— Это обычная практика — передавать друг другу пациентов?
— Так решил Владимир Всеволодович. Почему вы задаете мне эти вопросы? Меня здесь не было в ночь смерти Гальперина, а если вы хотите узнать что-то о моих коллегах, поговорите с заведующим отделением: он знает о нас больше, чем мы сами о себе знаем!
Алла сделала очередную пометку в блокноте и отпустила Ли Чангминга. Алину Руденко ей пришлось дожидаться около часа, поэтому она решила не терять времени и поболтать с медсестрой, которая, судя по всему, не слишком утруждала себя работой. Кажется, ее звали Татьяной.
— Да он тут всем крови попортил, этот ваш Гальперин! — скривилась девушка. Алла редко проникалась антипатией к людям на основании первого впечатления. Как сказал классик, «люди хуже, чем они хотят казаться, и лучше, чем они кажутся». Однако в случае этой сестрички все казалось ясным с первого взгляда: Лагутина работать не любит, пациентов презирает, начальство не уважает и ко всему миру относится так, словно он ей должен. Однако она настолько ненавидит всех вокруг, что может стать полезной тому, кто не прочь узнать подноготную ее коллег.
— В самом деле? — округлила глаза Алла в ответ на реплику Татьяны, делая вид, что не замечает ее оценивающего взгляда. Будучи высокой и худой, девушка в душе презирала собеседницу, видя лишний жир, отложившийся на ее боках, но в данный момент Алла решила не обращать на это внимание. — Что, такой крутой нрав у него?
— Еще какой! — закивала Татьяна, почуяв возможность выделиться на фоне других. В конце концов, ее допрашивает целый следователь из СК, а это значит, что она — важная персона. — Всем тут хвосты крутил, народ только утираться успевал!
— И Князев?
— Не, он — нет. Да они, наверное, и виделись-то всего пару раз… А вот Ли он гнобил, как умел!
— Неужели?
— Смотрел как на насекомое.
— Вы тоже ухаживали за Гальпериным? — удивилась Алла. — Вы все знаете о его отношениях с персоналом!
— Ну, в основном со слов других, — нехотя призналась медсестра. — За адвокатом ходила Руденко. С другой стороны, мы в одном отделении работаем, поэтому и платные палаты — тоже под нашей ответственностью. Недавно вот Ольке от него здорово досталось.
— Малинкиной?
— Ага.
— Что произошло?
— Она, видать, под горячую руку попала, и адвокат пульнул в нее уткой, полной мочи, можете себе представить? Девка вся, с головы до ног…
— А Руденко попадала Гальперину, как вы говорите, «под горячую руку»?
— Бывало.
— А из-за чего, не припомните?
— Порезала она его.
— Порезала?
— Ну во время бритья.
— А-а…
— Но он на Руденко только орал, не кидался. А вот на родичей — это да, даром что ходить не мог, — продолжала Татьяна, войдя во вкус. — Жену свою с адвокатом выставил, да еще швырнул в тетку уткой — благо она в тот момент была пустая! Так и вижу, как бы она выбегала из палаты, во всех своих дорогущих шмотках, облитых мужниной мочой! — Медсестра мечтательно закатила глаза. Алла подумала, как же надо не любить всех вокруг, чтобы получать удовольствие от одной мысли об их возможных неприятностях. Девица — явная социопатка, а работает, между прочим, с людьми! Интересно, может ли ее неприязнь вылиться в нечто более серьезное, нежели пустая болтовня?
— А Малинкина бумажку-то подписала, — продолжала разглагольствовать Лагутина. — Мономах отказался, Руденко вроде тоже, а она…
— Простите, кто отказался?
— Ну Руденко же…
— Нет-нет, вы до нее кого-то еще упомянули?
— Зава-то?
— Почему вы назвали его Мономахом?
— Так все его так называют. За глаза, конечно. Вроде Мономаха тоже Владимиром Всеволодовичем звали? Не помню я, кто такой этот Мономах, но звучит прикольно!
— Хорошо, а что за документ подписала Ольга Малинкина?
— Я его не читала, — пожала плечами медсестра. — Но, говорят, жена Гальперина хотела, чтобы его признали недееспособным.
— А Князев, выходит, отказался?
— Точно.
— А Руденко?
— Бумаги она не подписала, но я-то видела, как в коридоре Гальперина пыталась всучить ей деньги! Может, она и Мономаху занесла?
— А что Руденко?
— Что?
— Деньги взяла?
— Конечно, взяла. Да любой бы взял! Ответственности никакой, за все ведь отвечает заведующий да психиатр, который будет заключение подписывать, так?
— И у кого сейчас этот, с позволения сказать, документ? — поинтересовалась Алла.
— У жены Гальперина, наверное. Или у адвоката.
— А откуда вы знаете, что Малинкина подписала?
— Да она сама рассказывала. Злорадствовала, что Гальперин «свое получит» — так она сказала.
— А когда она вам это рассказывала?
— Да вот накануне того дня, когда пропала.
— Малинкина пропала?
— А вы не знали?
— Честно говоря, меня в известность не поставили!
— Ну еще бы — у Мономаха и так полно неприятностей, чтобы еще Олькой заниматься! Сначала одна пациентка окочу… померла то есть, теперь Гальперин — и все в курсе, какие у него «терки» с главным…
— А кто еще умер? — спросила Алла, навострив уши.
— Старуха одна. Да там Мономах-то не виноват — сердчишко не выдержало. Диабетичка опять же, возраст. Короче говоря, удивляться нечему, только для главного это — отличный шанс прищучить нашего зава!
— Скажите, Татьяна, когда умерла та пациентка?
— Несколько дней тому.
— А как вы узнали, что Ольга пропала?
— Мишечкин, ординатор наш, рассказал. У них с ней шуры-муры, понимаете… Вот дура Олька, я ей так и сказала: зачем связываться с ординатором, он ведь даже не хирург еще! С врачами вообще ловить нечего, если кого мое мнение интересует. Вот если, скажем, он в частной клинике работает да еще должность какую занимает — дело другое. А в городской больничке да на бюджете — дохлый номер. И будь он хоть Гиппократ, а выше головы не прыгнет!