Но Алла уже не слушала разглагольствований медсестры, брызжущей ядом во все стороны, словно тростниковая жаба. Она поздравляла себя с тем, что случайно наткнулась на настоящий кладезь информации, хоть от этого «кладезя» за версту несло тухлятиной.
Дом, в котором Ольга с подружкой снимали однушку, оказался панельной девятиэтажкой в районе Гражданского проспекта. Лифт не работал. Поднявшись на третий этаж, Мономах растерянно огляделся: ни на одной двери не было номера. Пришлось подняться выше этажом и путем несложных умозаключений вычислить нужную квартиру. Нажимая на звонок, он надеялся, что в это вечернее время кто-то окажется дома. Желательно сама Малинкина.
Однако открыла незнакомая девушка, облаченная в короткий махровый халатик, из-под которого выглядывали тонкие, словно у молодого фламинго, ножки в пушистых тапочках. Она даже не спросила, кто звонит — просто настежь распахнула дверь. Удивительная беспечность!
— Здравствуйте, — пробормотал Мономах. — Э… Оля дома?
— Оля? — переспросила девушка, окидывая незнакомца оценивающим взглядом. — А вы кто?
— Я ищу Ольгу Малинкину. Она здесь?
— А-а, так вы из полиции?
— Почему — из полиции?
— Ну приходили сегодня утром, тоже Олю спрашивали.
— И что вы сказали?
— Правду: я не видела ее пару дней. Но это неудивительно. Сначала дежурила, а потом… ну, может, у приятеля «зависла» на ночь?
— У Мишечкина?
— Какого еще Мишечкина?
— Вадима.
— Вадика, что ли? Может, и у него.
— В общежитии?
— А, ну да, вряд ли… Тогда, значит, у кого-то другого.
— У Оли, что, много приятелей?
— Не больше, чем у других, — фыркнула девушка. — Так вы не из полиции?
Не ответив на ее вопрос, Мономах развернулся и принялся спускаться вниз. Зря потраченное время! Зачем он вообще решил разыскивать медсестру — не царское это дело! Почему не поручил ординатору, в конце концов, Ольга — его девушка… Хотя, похоже, не только его.
Выйдя на воздух, он взглянул в небо. Из-за низко нависающих облаков было темно, несмотря на не слишком поздний час и на то, что в это время года в Питере белые ночи. Мономах ощущал смутное беспокойство, его мучили дурные предчувствия. Ольга — девка молодая, могла и загулять. Верить в то, что она имеет отношение к смерти Гальперина, он не хотел, но и не думать об этом было невозможно. Если следачка из Комитета говорила правду и к адвокату действительно применили эвтаназию, это означало только одно: кто-то из персонала, из его людей, виновен в преступлении!
Достав сигарету, Мономах вертел ее в пальцах, не решаясь закурить: с тех пор, как он делал это в последний раз, удавалось держаться. Но желание становилось почти непереносимым, даже легкие начинали болеть, как будто отзываясь на наркотик, неожиданно оказавшийся так близко.
— Владимир Всеволодович? — услышал он и обернулся. К нему приближалась Алла Гурьевна Суркова! Что, черт подери, она тут делает?
— Какими судьбами? — спросила она, подмечая и растерянный вид зава ТОН, и незажженную сигарету в его пальцах.
— Я… — начал он и запнулся, поняв, что любое объяснение будет выглядеть неубедительно. Он ведь не сказал следователю о пропаже медсестры, а соврал, что не успел ее опросить на предмет злополучной ночи.
— Заходили к Малинкиной? — спросила Суркова. — Она дома?
Он покачал головой.
— Я так и думала. Утром приходили мои коллеги, но тоже ее не застали. Пойдете со мной?
— Я?!
— Или предпочитаете здесь подождать?
Мономах выбросил сигарету в урну и поплелся за следовательшей.
— О, вас уже двое! — изумленно округлила глаза соседка Ольги.
— Вы — Эльмира Ласкина? — задала вопрос Алла и привычным жестом показала удостоверение.
— Так вы все-таки из полиции! — с укоризной посмотрела на Мономаха девушка.
— Из Следственного Комитета, — уточнила Алла. — Мы можем войти? Кстати, не стоит открывать дверь вот так сразу, — добавила она. — Хорошо, мы пришли, а если злоумышленники какие?
— Ой, да кому я нужна! — отмахнулась Эльмира, провожая гостей по темному коридору в комнату.
Алла развернулась к ней лицом.
— Одна молодая девушка из этой квартиры уже пропала. Хотите стать следующей?
— Что значит — пропала? Просто не пришла еще…
— И вас это не удивляет?
— Нет. Я вашему сотруднику, — Эльмира кивнула на стоявшего в молчании Мономаха, — говорила: Олька у какого-нибудь приятеля зависает, она погулять-то не дура! Вы в курсе, что она из…
— Из Калининграда приехала, — кивнула Алла.
— Вот именно, — подтвердила соседка. — Олька надеется остаться в Питере, потому что дома — никаких перспектив, вот и ищет себе партию.
— Партию — в смысле мужа? — поинтересовалась Алла.
— Мужчину. Пусть и женатого, но состоятельного.
Алла бросила быстрый взгляд на Князева. Его лицо оставалось непроницаемым. Интересно, как он, будучи представителем противоположного пола, относится к такой жизненной позиции?
— Олька говорит, что больница в этом плане — золотое дно, — продолжала между тем Эльмира. — Я вот продавцом-консультантом работаю в магазине, ничего особенного, а к ним в отделение порой хороший «материал» поступает. Везет ей! И Вадик за ней ходит, как привязанный, только Ольке он без надобности — так, время прове…
— А Ольга о ком-то конкретном говорила? — перебила Алла. — Ну из «материала»?
— Какой-то адвокат был. Только он старый, кажется. Короче, бесперспективный.
Алла снова посмотрела на зава ТОН. На этот раз она заметила, как дернулся желвак на его лице. Она оглядела комнату. Помещение походило на гостиничный номер: две односпальные кровати у противоположных стенок, две тумбочки и полки — тоже две. Один письменный стол и один платяной шкаф.
— Какая тумбочка ваша? — спросила Алла.
— Вон та, — махнула рукой Эльмира.
— Я посмотрю Олину?
— А у вас есть этот, как его… ордер?
— Он не нужен, если вы разрешаете.
— Как я могу разрешить, ведь это не мое?
Алла подошла вплотную к Эльмире.
— Послушайте, дорогая моя, ваша подруга пропала, — жестко отчеканила она. — Ее нет на работе, и ее парень понятия не имеет, куда она подевалась. Что нужно делать в подобных случаях?
— Что? — пробормотала соседка Малинкиной.
— Заявление писать, вот что!
— К-какое заявление?
— В полицию. Вы хоть родителям Оли позвонили?
— Так я даже номера их не знаю!
Тяжело вздохнув, Алла опустилась на колени и принялась шарить в тумбочке медсестры.
— Владимир Всеволодович, помогите мне, пожалуйста!
Князев без возражений присел рядом.
Они вышли из подъезда, и на голову Мономаху упали первые тяжелые капли. Заметно похолодало, и он засунул руки в карманы.
— Вы на машине, Владимир Всеволодович? — спросила Суркова.
— Д-да.
— Не подвезете? А то, кажется, дождь начинается!
Когда следователь умостилась на переднем сиденье и пристегнула ремень, Мономах ощутил легкий цветочный аромат. Ненавязчивый, но приятный. Интересно, это у нее духи такие или шампунь? Черт, о чем он думает… А волосы у нее, оказывается, не черные, а темно-каштановые, с рыжинкой.
— Вы где живете? — спросил он, отгоняя от себя странные мысли. Эта тетка вовсе не в его вкусе. То есть она, конечно же, вовсе не тетка — все из-за избыточного веса. Не то чтобы он имел что-то против полных людей, но, каждый день работая с чужими позвоночниками, знал, что лишние килограммы приближают пациента к инвалидному креслу.
Некоторое время они ехали молча. Мономах сосредоточенно глядел в окно, на барабанящие по ветровому стеклу мутные капли. Это был отнюдь не летний ливень, а несильный, но надоедливый дождик, который не закончится до утра. А то и сутки продержится — Питер славится своими осадками. Как будто и не весна вовсе. Температура упала, и Мономах включил подогрев сидений.
— Вы обедали сегодня? — неожиданно поинтересовалась следачка.
— Что, простите?
— Давайте-ка заедем куда-нибудь выпить кофе, ладно? Нам нужно поговорить.
В кафе на проспекте Луначарского под названием «Мацони» царила атмосфера уюта. В этот вечерний час почти все столики оказались заняты семейными парами или небольшими компаниями друзей, и они с трудом отыскали местечко в самом конце зала. Рядом располагалась дверь в кухню, которая то и дело открывалась и закрывалась, а мимо постоянно сновали официанты, но выбирать не приходилось. Честно говоря, Мономаху было уже все равно: он мечтал лишь о том, чтобы приземлить свой зад на стул и вытянуть ноги. Четыре плановые операции вымотали его, а в перерывах еще и в голову лезли разные тяжелые мысли. О Гальперине, о Малинкиной, о Муратове, о Тактарове, который спит и видит, как бы подложить ему свинью. А еще о Суворовой. На фоне всего, что произошло, он почти забыл о бедной женщине.
— А вы что закажете, Владимир Всеволодович?
Голос Сурковой вернул его к действительности. Подняв голову, Мономах увидел официантку, глядящую на него вопросительно и нетерпеливо.
— Кофе, — пробормотал он. — Черный.
— И все? — переспросила следачка. — Ужин за счет Комитета!
— Спасибо, только кофе. — Все равно сейчас ему бы кусок в горло не полез, даже если бы на стол водрузили гуся в яблоках и черепашье фондю.
— Владимир Всеволодович, почему вы не сказали мне правду о Малинкиной?
— Какую правду?
— О том, что она пропала.
— Насколько я понимаю, вы расследуете не пропажу медсестры, а…
— В деле об убийстве важна каждая деталь, и то, что Ольга исчезла, нельзя считать мелочью. Пожалуйста, не надо делать вид, что вы меня не понимаете!
— Неужели вы всерьез считаете, что Оля могла убить Гальперина?
Официантка принесла два кофе и тирамису для Сурковой, и Мономах умолк, пока девушка расставляла заказ на столе. Когда она удалилась, следователь ответила:
— Она дежурила в ночь смерти адвоката. Исчезла с рабочего места, никого не предупредив. Дома не появлялась. Парень не в курсе, где она может быть. Если выяснится, что и к родителям Малинкина не возвращалась, то…