Направив луч фонаря в сторону, Ивен обнаружил винтовую лестницу – одну, потом другую, а потом еще несколько, исчезавших в полумраке.
Даниэль ступил на некое подобие тянувшейся посреди зала аллеи, которую образовывали проржавевшие четверолапые звероподобные фигуры. Время стерло их очертания, но некоторые весьма напоминали земных животных – тут шакал, там, похоже, гиена, еще дальше кто-то из больших кошек.
– Думаете, это божества Чужих? – спросил Панталекис.
– Сомневаюсь, – Ивен выловил из мрака очередную лестницу, которая, извиваясь, вела на верхние этажи. Под ней находился механизм, естественно, тоже сожранный ржавчиной. – А если даже и так, то эти Чужие не слишком от нас отличались. Она, например, вовсе на Чужую не похожа, – он осветил одну из танцующих девушек. – А этот зал наверняка… не знаю, музей, или что-то вроде того.
– Да ладно тебе, музей, – усмехнулся Даниэль и провел пальцем по одной из фигур, подняв облако железистой пыли. – Господи, какое же тут все древнее, – он недовольно поморщился. – Стоит только пнуть, и развалится.
– А это что? – Катерина осветила круглую нишу в стене.
Ниша была не одна. Равномерно размещенные через каждые полтора десятка шагов, они вызывали у Ивена ассоциации с церковными алтарями. Естественно, он полагал, что в них будут стоять статуи, но, когда шагнул в ближайшую, та оказалась пуста. Он стер со стены слой пыли, под которым обнаружился ряд замысловатых символов. А может, просто букв?
– Черт побери, понятия не имею, что это может быть, – пробормотал он.
Даниэль продолжал разглядывать фигуры зверей, полный надежды, что какая-то из них окажется сделана из чего-то прочнее, чем металл, или по крайней мере не будет настолько проржавевшей. Катерина подошла к лестнице, с любопытством рассматривая механизм. Он был выше и шире нее, полный каких-то хитроумных деталей, из которых ей были знакомы лишь зубчатые колеса.
– Движущиеся лестницы? – неуверенно спросила она. – Думаете, это нечто приводило в движение лестницы?
Катерина задрала голову. Над ней, на высоте в неполные три метра, висела решетка, когда-то, скорее всего, богато украшенная. Для чего она служила?
Решетка висела вертикально на цепях, так что в зависимости от необходимости ее наверняка можно было поднять или опустить. Катерина решила, что опущенная решетка ограждала людей от привода лестницы, чтобы никто посторонний не совал туда руки, а поднимали ее, когда, например, требовалось что-то починить.
Пропущенный через решетку свет фонаря отбрасывал на стену продолговатые дрожащие тени, пыль забивалась в нос и неприятно оседала в горле. За спиной слышались усиленные глухим эхом шаги, которые затем стихли.
Катерина снова направила луч на замысловатый механизм и подошла еще ближе. Она почти не сомневалась, что отдельные детали привода не только имеют утилитарное предназначение, но каждый из них был сделан так, чтобы выглядеть красиво. Произведение искусства и механизм как одно целое. К примеру, это ржавое колесико напоминало улыбающееся солнце…
Она протянула руку.
Ивен был единственным, кто в точности видел, что произошло потом, но поскольку жить ему оставалось неполных восемь минут, он не успел никому об этом рассказать.
Во-первых, находившаяся ближе всего к входу фигура с пронзительным скрежетом повернулась, пошатнулась и рухнула, задев мордой очередного зверя. И снова – легкое движение металлического тела, потеря равновесия, ржавая лапа ударяет по очередной ржавой спине. Ряд фигур опрокидывался словно костяшки домино, рассыпая вокруг хлопья ржавчины, и самым странным во всем этом было то, что звери вовсе не стояли настолько близко друг к другу, и каждый перед падением успевал совершить последнее движение, которого оказывалось достаточно, чтобы толкнуть соседа.
Во-вторых, где-то на середине этого представления Даниэль достал оружие и повернулся, водя вокруг испуганным взглядом. В-третьих, у последней фигуры в ряду, словно сухая маковка, отвалилась голова, покатившись прямо под ноги Панталекиса. Тот вскрикнул, отскочил, споткнулся и упал, а пистолет выстрелил – вверх, над головами у всех.
Решетка задрожала, одна из поддерживавших ее цепей лопнула.
Катерина подняла взгляд, и Ивен крикнул:
– Беги! – В то же мгновение ей в глаза попали крошки ржавчины, и она заслонила лицо, выронив фонарь. – Беги!
Решетка опускалась на одной цепи, наклонившись и грохоча старым железом по мере того, как под высоким потолком разматывались очередные витки.
Катерина вслепую двинулась вперед, зажмурившись и выставив перед собой руки. Ей вполне хватило бы времени, чтобы убежать, но она споткнулась о лежавший на полу фонарь и растянулась во весь рост. Решетка с глухим ударом опустилась, придавив ступню Катерины. Видимо, один из металлических болтов ее ранил, поскольку она вскрикнула.
– Не двигайся! – Ивен уже бежал к ней, не успев даже задуматься о том, свидетелем сколь странного стечения обстоятельств он только что стал. – Сейчас мы тебя вытащим. Даниэль!
– Со мной все порядке! – бодро крикнула она в ответ. – Хотя… черт, немного больно.
– Спокойно, мы тебе поможем. Даниэль, иди сюда с аптечкой!
Они помогли Катерине сесть, и она, шипя от боли, повернула ступню, без труда освободившись из ловушки. Ивен задрал штанину ее комбинезона и осветил лодыжку. Рана почти не кровоточила, но кожа вокруг нее приобрела неприятный сине-зеленый цвет.
Он невольно сглотнул.
– Что это было? – простонала Катерина. – И обо что я… – она замолчала, увидев выражение лица Ивена. – И как там? Слишком серьезно? Черт, все больнее… Кажется, я сейчас свалюсь без чувств.
– Даниэль, введи ей антибиотики. Могло быть заражение.
Панталекис послушно полез в аптечку. У него дрожали руки, и ему искренне хотелось оказаться как можно дальше отсюда, лучше всего на корабле, в своей безопасной койке. Металлический грохот все еще звенел в ушах, а перед глазами стоял образ звериной головы, внезапно покатившейся ему под ноги, чтобы взглянуть на него затянутыми ржавчиной глазами.
Ему стало страшно – не за Катерину, а за себя самого. Панталекис знал, что снова окажется виноват в том случайном выстреле, в падении решетки, в ранении Катерины… Он всегда был виноват.
– И еще что-нибудь обезболивающее… – голос ее сорвался, и она начала всхлипывать. Ивен замер, чувствуя, как его сердце сжимается от страха. Он никогда прежде не видел, чтобы Катерина плакала.
Лишь через несколько секунд он сумел взять себя в руки.
– Ладно, обезболивающее тоже. Мы забираем тебя на корабль.
Они подняли ее, взяв под руки. Девушка тяжело висела между ними, полубесчувственная и горячая, словно в лихорадке. Первые полтора десятка метров она еще пыталась ковылять, а потом ее уже просто тащили. Из-под задранной штанины виднелась кожа, на которой мертвенное пятно распространилось вплоть до колена.
Даниэль вопросительно взглянул на Ивена над головой Катерины.
– Что с ней? – прошептал он.
– Не знаю, но выглядит весьма хреново, словно что-то вроде быстро прогрессирующей гангрены. Возможно, придется отрезать ей ногу.
– Шутишь? У нас нет для этого подходящих условий!
– Не вижу другого… Черт… – выругался Ивен, открывая дверь – внезапный порыв ветра швырнул ему в глаза горсть пыли. Выпустив Катерину, он пошатнулся и упал на одну из опрокинувшихся фигур.
«Нужно отсюда сваливать, – подумал он, потирая локоть. – Чем скорее, тем лучше».
– Не поранился? – послышался срывающийся, почти на грани истерики голос Даниэля.
– Что?
– Ты не поранился? Если в этом ржавом металле что-то есть…
– Ничего со мной не случилось.
Ивен сморгнул из-под век остатки пыли, и они вместе вытащили Катерину наружу, после чего остановились под красными лучами солнца. Даниэль вспотел и тяжело дышал. Иван тоже вспотел и был бледен как мел. Кладя на землю Катерину, он поморщился, что не ускользнуло от внимания его напарника.
– Покажи руку, – потребовал Даниэль.
– Не будь идиотом.
– Покажи.
Вздохнув, Ивен подтянул рукав, продемонстрировав здоровую неповрежденную кожу.
– Доволен?
– Тогда что с тобой? – не унимался Даниэль. – Ты весь белый как стена.
– У меня проблемы с сердцем – это тебя устроит? Ничего особенного, как только вернемся на корабль, приму лекарство.
Катерина пошевелилась и застонала.
– Пожалуйста… еще один укол… Больно… Господи, как больно…
– Слышишь? Вместо того чтобы беспокоиться за меня, сделай ей укол, – рявкнул Ивен.
Даниэль стиснул зубы, но послушно достал из аптечки обезболивающее средство, вставил ампулу в инжектор и воткнул иглу.
– Если с ней что-то случится, будешь виноват ты, – пробормотал он.
Девушка закрыла глаза, ее искаженные страданием черты разгладились, и она неподвижно застыла.
– Уже лучше? – Ивен заботливо склонился над ней. – Катерина? Катерина?!
Он приблизил щеку к ее губам, положил руку на шею, затем повернулся к напарнику. Взгляд его был полон ужаса.
– Умерла… Даниэль, мне кажется, она умерла.
Панталекис отступил на несколько шагов, будто случившееся с Катериной было заразным.
– Я ничего не сделал! – срывающимся голосом крикнул он.
Ивен плотно сжал губы. Он продолжал стоять, склонившись над Катериной и опираясь одной рукой о землю.
– Знаю. Помоги мне встать, пожалуйста…
– Ты что, плохо себя чувствуешь? – подозрительно спросил Даниэль. – Тебе нехорошо?
– Помоги… мне… встать…
Панталекис на всякий случай отошел еще на несколько шагов.
– Нет, – ответил он. – Даже не подумаю. Возможно, вы оба подхватили какую-то заразу.
– Мне нужно… лекарство… на корабле. Пожалуйста…
Даниэль молча покачал головой. Взгляд его широко раскрытых глаз был полон решимости.
– Нет.
Пошатнувшись, Ивен оперся на вторую руку. Кожа его, до этого просто бледная, теперь казалась почти прозрачной. Со лба стекали крупные капли пота, губы шевелились, словно он все еще пытался что-то говорить. Даниэль закрыл глаза, а когда снова их открыл, Ивен лежал, положив голову на грудь Катерины, словно мертвый Ромео рядом со своей любимой.