– Даже если он что-то подозревает, тебе ничего не грозит. Дими перебрался на другую квартиру, а если Исса про него спросит, скажу, что после пожара мы больше не общались.
– Пока не спрашивал?
– Нет.
«Что может означать, – мысленно добавил он, – как то, что Исса – обычный, охваченный горем отец, так и то, что он пытается усыпить мою бдительность».
Финнен тряхнул головой. Уже одно то, что он вообще рассматривал второй вариант, свидетельствовало, что Исса наверняка не просто убит горем.
– Он пригласил меня на турнир, – несколько неуклюже продолжал он. – Купил самые лучше места, и хочет, чтобы я его сопровождал…
Каира взглянула на него. Во взгляде ее не было ни удивления, ни даже страха – лишь напряженная сосредоточенность, словно у кого-то, кто смотрит на пламя, размышляя, как вытащить из него булавку.
– Он тебя околдовал? – осторожно вполголоса спросила она.
– Он меня… ты о чем?
– Мой отец может быть приятным человеком, если захочет. А в его богатстве и положении есть свое очарование.
Финнен покраснел.
– В чем ты меня подозреваешь? Мне пришлось согласиться, поскольку так поступил бы на моем месте каждый, а особенно тот, кто не может себе позволить подобные развлечения.
Он замолчал, осознав, что снова не говорит всю правду – и на этот раз речь шла уже о чем-то посерьезнее. Финнен боялся, что Каира все поймет, но она лишь медленно кивнула. Взгляд ее оставался по-прежнему бдительным.
– Когда начинаешь работать в Архиве? – сменил он тему.
– Послезавтра. У меня уже есть поддельные документы. Имя я оставила то же – оно достаточно популярно, да и глупо бы было, если бы меня кто-то звал, а я бы никак не реагировала.
– Логично. Документы тебе устроил Дими?
– Ага. У него множество разных знакомств.
Дими.
Едва вытащив девушку из огня, они отнесли ее к врачу, который за пять суримов согласился впоследствии забыть об их визите, предварительно накачав Каиру обезболивающими средствами и велев каждые три часа менять повязки на сильно обожженных спине и затылке. Оба, как Финнен, так и Дими, предложили тогда о ней позаботиться, а она, пребывавшая под воздействием тех средств в полном сознании и даже слегка веселая, решила, что ей лучше всего будет поселиться у Дими.
Финнен считал, что это удачный выбор. Во-первых, Исса наверняка уже успел его запомнить, в то время как рыжего отец Каиры видел лишь однажды, на крыше, с заплаканным и искаженным от ужаса лицом, так что, скорее всего, сейчас бы просто его не узнал. Во-вторых, девушка требовала постоянного ухода, а Финнен вряд ли мог полностью посвятить ей все свое время. Дими менял ей повязки, кормил, читал и рассказывал анекдоты, даже ночью, когда боль не давала Каире спать. Финнена это не особо удивляло – дочь Иссы была не первой и наверняка не последней девушкой, вскружившей голову Дими. Он также понимал, что выздоравливающая Каира нуждалась именно в такой полной и безусловной преданности. Но несмотря на это, его мучили тоска и злость.
«Вот тебя и отодвинули на третий план», – подумал он.
– Как тебе живется с Дими? Он тебе еще не надоел?
– Нет.
Лгать она не умела. Финнен позволил себе снисходительную усмешку. Да, Дими легко было использовать, к тому же рыжий сам об этом просил, но Каира казалась Финнену последней, кто мог бы решиться на нечто подобное. И тем не менее, похоже, именно это она и делала, зная, насколько дорога этому парню.
– Дими – парень неплохой, но в перспективе может утомить, – небрежно сказал он. – Если захочешь сменить его на кого-нибудь потолковее – ты знаешь, где меня искать.
Казнь арт-преступника Мирки Мирхея состоялась в башне университета на глазах пятисот приглашенных гостей. Зал напоминал круглый колодец; ниже и одновременно ближе всего к сцене сидели те, кому киллер нанес самый большой ущерб, в том числе эксперт Омари. Финнен видел из ложи на пятом ярусе его блестящую лысину, а также налитую жиром фигуру.
Двое одетых в черное помощников ввели приговоренного, и в зале поднялся шум. Кто-то кричал «браво», кто-то смеялся, на сцену падали апельсиновые корки, цветы и скомканные листки со стихами, прославляющими деяния арт-преступника.
За спиной Финнен услышал небрежные аплодисменты Брина Иссы, которыми тот высказывал одобрение то ли киллеру, то ли тем, кто его поймал. Финнен решил, что скорее всего и то, и другое.
Он еще сильнее перегнулся через барьер ложи, пожалев, что Мирхей выглядит столь не впечатляюще. Это был худой трясущийся старичок, явно перепуганный и не вполне понимающий, что происходит вокруг. Он не сопротивлялся, когда его привязывали к железной раме, и не кричал, когда один из помощников начал брить ему голову.
«Накачали наркотиками», – решил Финнен.
Когда на сцене появился палач, шум утих. Казалось, можно было почувствовать, как растет напряжение в зале.
Нарисовав на выбритой голове приговоренного несколько линий, палач схватил нож и сделал разрез. Кожа легко сошла, обнажив кость черепа. Один помощник стирал стекающую по лицу Мирхея кровь, другой держал поднос с инструментами.
Палач сменил нож на долото и молоток, с помощью которых осторожно поддел, а затем снял фрагмент черепа шириной с ладонь. Все это время Мирхей оставался в сознании, хотя трепанация, похоже, повредила ему нервы – черты лица обвисли, как у идиота, а из уголка открытого рта текла слюна. В зале раздался недовольный гул, кто-то швырнул в палача огрызком яблока. Тот продолжал работать, будто ничего не замечая.
Второй помощник поставил поднос и помог подняться на сцену металлической женщине. Механоиды обычно не имели четко обозначенного пола, но эта была исключением – обнаженная и золотистая, с огромным бюстом, тонкой талией и даже с выгравированными волосами на лобке.
Похоже, судьи обладали своеобразным чувством юмора, если решили поместить Мирхея в такое тело.
Помощник сказал женщине что-то, чего Финнен не расслышал, и она наклонилась, выставив в сторону публики блестящие ягодицы. Кто-то засвистел, кто-то еще высунулся из ложи, совершая непристойные жесты.
Повозившись в окрестностях затылка женщины, помощник снял с ее плеч золотую голову, затем сунул руку в шею, вынул и размотал провода. Второй помощник закрепил на их концах длинные острые иглы, блестевшие в свете газовых ламп подобно тоненьким сосулькам.
Когда палач воткнул первую из них в губчатую массу обнаженного мозга, по залу пробежало громкое «ах!» Зрители доставали бинокли, высовываясь из лож настолько, что некоторым грозила опасность вывалиться.
Мирхей продолжал обильно истекать кровью и слюной, золотая голова вращала глазами и открывала рот, но, временно лишенная голосовых связок, не могла произнести ни слова. Палач с точностью хирурга размещал иглы в нужных местах.
Финнен изо всех сил стискивал в пальцах бинокль, который одолжил ему Исса, но ни разу им не воспользовался – вполне хватало того, что он видел и так. Ему хотелось повернуться и уйти, но он не мог оторвать взгляда от казни.
Перенос личности из человеческого тела в механическое постепенно подходил к концу. А Финнену порой казалось, будто там, внизу, палач с помощью игл измывается над Нираджем, которому снится нескончаемый кошмар.
– Что скажешь о казни? – спросил Исса, сильнее задергивая шторы паланкина. Снаружи бушевал ветер, но внутри светлячковые лампочки создавали по крайней мере иллюзию тепла. Финнен заметил, что слуги несут их по той же самой поднебесной дороге, по которой он шел на встречу с Каирой. Случайность или ирония судьбы – как посмотреть.
– Не стоило делать из этого зрелище, – ответил он.
– Не стоило, – согласился Исса. Финнен напрасно искал в его словах хотя бы крупицу насмешки.
Ему не хотелось, чтобы отец Каиры с ним соглашался. Это могло бы означать, что между ними возникла своего рода общность во взглядах, а подобного желания у него вовсе не было. Финнен вызвал в памяти образ вытянувшегося на койке Нираджа. Именно тогда он видел настоящего Иссу – человека, не знавшего жалости к собственному сыну.
Слуги остановились, и Финнен вышел из паланкина. В глаза ему ударил солнечный свет. Заморгав, он сжался в комок, ощутив порыв холодного ветра.
Они стояли у самого входа в Купол, лениво вращавшийся на вершине башни для зрелищ. Позади них уже начинали собираться люди, ожидавшие, когда полукруглые ворота поравняются с поднебесной дорогой.
– Держись рядом с Девяткой, – сказал Исса. – У входа будет давка.
Он был прав. Купол со скрежетом затормозил, и толпа увлекла их вперед. Голубая Девятка, мощный механоид с оплавленным лицом, пер напролом, словно ледокол, размахивая пикой с тупым концом и крича:
– Дорогу благородному Брину Иссе и его гостю! Дорогу!
Так они оказались в Куполе, в который по поднебесным дорогам со всех четырех сторон света вливалась людская река. Финнен облегченно вздохнул. Внутри было намного свободнее – толпа рассеивалась, и зрители занимали свои места вокруг круглой арены.
Финнен поднял голову. Прозрачная оболочка пропускала теплые золотистые лучи, словно весь зал был гигантской теплицей. Глядя против света, можно было увидеть очертания механизма искусственного солнца, висевшего под крышей.
Исса взял его под локоть и проводил в ложу. Когда они сели, все ворота закрылись, и Купол начал вращаться – столь медленно, что Финнен едва мог ощутить движение. Скудно одетые девушки начали разносить сладости, вино и пастилки синтетического наркотика. Исса проглотил одну, Финнен отказался. В обществе отца Каиры он не мог позволить себе расслабиться.
Финнен огляделся. Вокруг царила атмосфера радостного флирта – мужчины красовались перед женщинами, расправляя плечи и втягивая животы, женщины посылали им многообещающие взгляды. Из рук в руки переходили цветы и стихи, которые за соответствующую, незаметно переданную плату наспех творили стоявшие у стен поэты. Шуршали веера, с волос сыпалась золотая и серебряная пудра, а в воздухе, казалось, уже ощущался запах пота и крови.