– Ничего не случилось? Покажи… – Джайна мягко убрала ее руку. – Будет только синяк, даже кожу не порезало. Не беспокойся, шрам не останется. Очень больно?
– Уже все в порядке, – пробормотала Каира. – Правда.
– Знаю, – Джайна провела сухими и теплыми пальцами по щекам девушки, а потом ниже, по губам. – А у тебя интересное лицо. Тебе следует подчеркивать его красоту макияжем. Почему ты этого не делаешь?
Каира понятия не имела, что ответить, и лишь стояла неподвижно, избегая взгляда другой женщины. Помедлив, Джайна отошла на шаг.
– Я ведь говорила про арт-вора, да? – продолжила она как ни в чем ни бывало. – Ну так вот, представь себе, что внук этого человека недавно явился к нам и сказал, что Крылья погибли, якобы при неких странных и неясных обстоятельствах.
Каира нервно сглотнула. В гибели Крыльев была виновата она, но всю тяжесть взял на себя Дими, рассказав о случившемся Магриту, а тому, в свою очередь, пришлось объясняться перед Архивом. Из-за ее идей пострадали уже двое.
– Что ему грозит?
– Мы наложим на него высокий штраф, а если он не сможет заплатить – скорее всего, так и будет – вопрос будет решать судья. Возможно, мы конфискуем его фотографии и выставим их на аукцион. Он художник-вирофотограф, и вроде бы весьма неплохой. Ты точно хорошо себя чувствуешь, Каира?
«Нет, я не чувствую себя хорошо», – подумала девушка, но не стала говорить этого вслух. Дими ничего не упоминал про продажу снимков на аукционе, лишь сказал, что если Магрит не сможет заплатить штраф, то суд прекратит дело. Каиру охватила злость. Дими хотел ее уберечь, но подобная опека ей вовсе не требовалась.
Она подумала о том, что, собственно, Дими рассказал Магриту, и мог ли Магрит со злости разоблачить ее поддельную смерть. Еще одна проблема помимо того, что она чувствовала себя виноватой по отношению к вирофотографу.
Обо всем этом следовало хорошенько поразмыслить, но не сейчас; в данный момент главным было, чтобы Джайна ни о чем не догадалась.
– Со мной все в порядке, – неловко солгала она.
Сопровождающая подозрительно взглянула на Каиру, а та вдруг поняла, что теперь так всегда и будет – ей придется лгать и притворяться той, кем она на самом деле не является, а люди будут подозрительно на нее смотреть, пока наконец рано или поздно кто-нибудь не раскроет правду.
Каира с трудом подавила страх. Она справится. Должна справиться. Не для того она прошла через огонь, чтобы попасться на дурацком вранье.
– А что на последнем этаже Архива? – задала она очередной вопрос, на который знала ответ. Ей хотелось сменить тему, а также успокоить Джайну, убедив ее, что никакого вреда от глупенькой Каиры ждать не стоит.
И это оказалось ошибкой.
– Проекты изобретений, отвергнутых Предлунными, – медленно ответила аниматорка, все так же подозрительно глядя на Каиру. – Туда разрешено входить лишь нескольким людям, в том числе мне, а во время Скачка проекты самоуничтожаются, чтобы никто не мог спуститься в прошлое и прочитать там копии. По большей части там нет ничего интересного, но есть и кое-что опасное…
– Например, проект огнестрельного оружия?
– Например, – женщина сжала искалеченные губы. – Подобным же образом мы защищаем одобренные Предлунными изобретения. Они, правда, не самоуничтожаются во время Скачка, но если кто-то попытается перенести их копии из прошлого в наш мир, они рассыплются в пыль.
– А зачем, собственно, хранить проекты отвергнутых изобретений? Ты же вроде говорила, что они все равно отправляются в корзину…
– Это метафора. А Предлунные иногда, хоть и редко, меняют свое мнение, так что мы не уничтожаем никакие проекты. Каира, зачем ты меня обо всем этом спрашиваешь? У меня такое впечатление, будто ты прекрасно знаешь ответ.
От неожиданности Каира растерялась.
– Я… не… – пробормотала она и замолчала. «Финнен бы справился, – вдруг подумала она. – Что-нибудь сочинил бы и выкрутился».
Но она не была Финненом.
– Не лги, пожалуйста, – черты лица Джайны исказились в недовольной гримасе. Теперь она выглядела отталкивающе, ничего симпатичного в ней не осталось. – Я терпеть не могу людей, которые лгут. Или тех, кто притворяется более глупым, чем на самом деле. Что тебе от меня нужно? Это? – она полезла под блузку и достала висевший на серебряной цепочке ключ. – Даже если бы ты сумела его у меня украсть, на последний этаж тебе все равно не попасть. Нужно еще знать пароль.
В голове Каиры царила полная пустота; она могла лишь таращиться на Джайну, раскрыв рот, словно идиотка. Она знала, что выглядит виноватой, как оно на самом деле и было.
– Отвечай, Каира.
– Все не так, – с трудом проговорила она, но дальше пошло уже легче. – Я просто расспрашивала о разных вещах, чтобы сделать тебе приятное.
Отчасти это была правда, более того, похоже, то был единственный ответ, который мог отвлечь внимание сопровождающей от ключа.
Джайна Наруми покраснела, шрамы на ее лице потемнели еще больше. Презрение сменилось злостью.
– Терпеть не могу, когда мне сочувствуют, – прошипела она. – Знаю, на меня тяжело смотреть – я вижу, как ты отводишь взгляд. Но я сделала это сознательно, преднамеренно обменяв свою красоту на талант аниматора, и не жалею, так что, черт побери, перестань меня жалеть. Слышишь? Что ты вообще себе воображаешь? Думаешь, мне нужна твоя дружба? Или что ты сама будешь лучше себя чувствовать, доставляя мне удовольствие?
Каира не ответила. Джайна отступила на несколько шагов, и лицо ее начало бледнеть.
– А теперь иди на восьмой этаж и обратись к Тави Эссаму. Это начальник твоего зала. В мою задачу входило показать тебе Архив, что я и сделала. Ни на что больше не рассчитывай.
У входа в Архив, как всегда, лежал труп.
– Ты все хуже выглядишь, – Даниэль пнул его носком ботинка. – И омерзительно воняешь.
Он пнул тело еще раз, ощущая странную смесь отвращения и притягательности. Издав липкий чавкающий звук, мертвец перевернулся на спину.
– Ух… – Панталекис прикрыл рот и нос рукавом. – Старик, да ты и впрямь кошмарно смотришься.
Медленно пятясь, он успел еще увидеть, как из правого глаза трупа выползает червь, а потом отвернулся и оперся головой о стену, борясь с подступающей к горлу тошнотой. Сладковатый смрад разлагающегося тела будто облепил внутренность рта и язык. Даниэль откашлялся, дважды сплюнул и почувствовал себя чуть лучше.
«Черви, – думал он, шагая по тихому, словно кладбище декабрьским утром, городу. Пригревало красное солнце, лед на лужах растаял, и вода хлюпала под ногами. – Интересно, почему тут есть черви, но нет, например, птиц-стервятников? И вообще никакой живности?»
У Панталекиса теперь появилось множество свободного времени, и он мог вволю предаваться размышлениям – о червях, или, к примеру, о погоде. Во всех мирах, независимо от степени их распада, царила зима – серая, слякотная и ветреная, с температурой плюс-минус несколько градусов. Иногда шел снег, но никогда не задерживался дольше, чем на два-три дня. Однако это вовсе не означало, что погода везде одна и та же. Например, там, где он недавно находился, лил ледяной дождь, а небо затягивали тучи.
Во всех мирах существовал тот же самый город с теми же самыми зданиями. Совпадали даже отдельные детали, а также время года. Зато отличалась погода, а также люди, разные в каждой версии реальности, хотя в последнем Панталекис вовсе не был уверен.
Он понятия не имел, что все это значит.
И имелась еще проблема с огнем.
В последнее время Панталекису казалось, что куда бы он ни пошел, ему встречались следы недавних пожаров – закопченные и потрескавшиеся стены, обвалившиеся крыши, обугленные трупы, поднимаемый порывами ветра и оседающий на каменных лестницах пепел. Однажды он даже видел, как зарождается пламя, как оно выползает, красное и горячее, из темного угла, где не было ничего, абсолютно ничего легковоспламеняющегося. Даниэль помнил, как смотрел тогда на огонь, раскрыв рот, а когда пламя поползло по влажной от дождя стене, пожирая мох и с шипением испаряя капли воды, он попросту повернулся и убежал.
Именно тогда он решил, что осторожность в любом случае не помешает. Везение везением, но и глупо рисковать он тоже не собирался.
Спустившись по очередной лестнице, он добрался до здания, в котором устроил тайник для собранных ценностей. Бывший тайник.
Теперь от дома остались руины, а в небо валили клубы темного дыма.
Даниэль выругался, а потом расхохотался. Сунув руки в карманы и покачиваясь на пятках, он смеялся, будто одержимый дьяволом, а когда наконец успокоился, утер слезящиеся глаза и ушел прочь, остановившись лишь на площади перед «музеем», на почтительном расстоянии от распухшего трупа. Найдя скамейку, он смахнул с нее рукой капли воды и сел.
Достав из кармана листок бумаги и грифель, он записал:
«Мне и впрямь чертовски везет. Через день после того, как я решил перенести ценности в другое место, мой тайник сгорел. Но теперь сокровищам ничто не угрожает – я переправил их в другой мир, где все пока выглядит более-менее прилично, опасаясь, что над ними в конце концов обрушится крыша.
Не знаю, что я буду делать, когда тот другой мир начнет все быстрее стареть (а он наверняка начнет, это слегка заметно уже сейчас). Похоже, мне придется искать следующий, пребывающий в лучшем состоянии, а я понятия не имею, удастся мне это или нет. Я не знаю, сколько вообще этих миров, и не окажется ли случайно так, что все они стремятся к одному большому бардаку, и вскоре не останется ничего, кроме выжженных руин и груд пепла. И тогда от моего везения не будет никакого толку, поскольку я все равно сдохну с голоду.
И эта мысль всерьез меня пугает».
Поднеся грифель ко рту, он облизал кончик, ощутив отчасти металлический, а отчасти сладковатый вкус, а затем, поколебавшись, добавил:
«Мне самому тоже, пожалуй, лучше не задерживаться надолго в слишком разрушенных мирах. На меня, правда, это старение не действует (я хорошо себя чувствую и нормально выгляжу, о чем точно знаю, поскольку иногда нахожу тут зеркала), зато моя одежда быстро ветшает.