И Таня, сначала неуверенно, а потом все более увлекаясь, повела свой рассказ. Память у нее была хорошая – натренированная и научной работой, и презентациями рекламных проектов. И теперь она старалась рассказать отчиму все как можно более подробно.
Чтобы хоть как-то искупить вину за свое непослушание. Она говорила и дивилась', сколько же всего произошло с ней за эти двое суток – с тех пор, как сбежала с дачи в Клязьминском. Сколько встреч, событий, разговоров!.. Гостиница в Замоскворечье, женский бойцовый клуб, его директор-псих Лучников, фотосессия – обнаженка, встречи с порнокурьерами в ресторане, Михаэль не-Шумахер в «Автостиле» и даже поездка в Клязьминский – сначала на маршрутке, а потом в кузове грузовой машины… Валера слушал ее, полуприкрыв глаза, выпятив нижнюю губу и непрерывно дымя сигаретой. Порой задавал наводящие вопросы. И когда она закончила, безапелляционно заявил:
– Фантазия, как всегда, безграничная. Удальства через край. Подходы абсолютно дилетантские.
– Уж как умею, – буркнула Татьяна.
– Что ж, спасибо и на этом. Спасибо, что жива.
Спасибо, что здорова.
– Валерочка, неужели тебе это ничего не дало?! – воскликнула Таня.
– Дало, – кивнул он. – Успокойся. Жизнь прожита не зря. Отрицательный результат – тоже результат. Среди этих двух – я имею в виду Лучникова из женского клуба и Михаэля из «Автостиля» – маньяка нет.
– Почему, Валера?! – воскликнула Таня. – Они оба показались мне подозрительными!
– Перед тем как действовать, нужно сначала думать, – высокомерно (как показалось Тане) проговорил отчим. И добавил, обращаясь к Синичкину:
– Этих обоих можно из списка вычеркивать.
– Почему? – упорствовала она.
– Сейчас некогда объяснять, – отмахнулся Валера. – А теперь ты, – кивнул он в сторону Синичкина, – давай рассказывай… Впрочем, нет, минуточку…
У нас здесь решительно нет ничего съедобного. Одна картошка. Даже кофе с чаем отсутствует. Мы ведь с голоду умрем. Я тебя попрошу, Татьяна: дойди до круглосуточной палатки – она в конце улицы. Купи там быстрой еды: колбасы какой-нибудь, сыру, чипсов.
И сразу назад – одна нога здесь, другая там. Деньги у тебя есть?
– Имеются, – нахмурилась Таня. – А Паша опять без меня все расскажет? – обиженно добавила она.
Отчим прореагировал неожиданно:
– Не волнуйся. Я конспективно перескажу тебе его речь.
И, только выйдя за дверь, Таня поняла: ради того, чтобы она не убегала, отчим готов на все. Он даже решил, кажется, посвящать ее в детали расследования. Что ж, если она достигла своей эскападой хотя бы этого, значит, ее приключения были не зря!
Летний вечер все длился, длился и никак не заканчивался. Несмотря на то что шел уже двенадцатый час ночи, небо было еще не темным, а белесым. Может, так казалось оттого, что здесь не горели огни большого города, а может, потому, что Мележ находился гораздо севернее Москвы и, значит, ближе к белым ночам.
«Пежик» алел на фоне черных бревен барака. Он выглядел тут таким же чужеродным, как летающая тарелка. Таня погладила его по «львенку» на носике и отправилась в магазин.
Идти было светло и приятно. Песочек пылил и мягко пружинил под ногами. Жестяной павильон с круглосуточными продуктами находился в конце улицы.
Вдруг в сумочке у Тани зазвонил телефон. Она вытащила мобильник. На экранчике появился незнакомый номер. «Этого еще не хватало, – подумала она. – Опять какой-то клиент, сексуально озабоченный».
В первый момент она решила нажать кнопку «отключить» – но потом что-то заставило ее снять трубку.
Кажется, это «что-то» заключалось в комбинации цифр номера: он показался ей странно знакомым, хотя Таня, убей бог, не могла вспомнить, где его видела.
– Заинька? – раздался бархатный мужской голос. – Ты работаешь?
– Да, – брякнула Таня. – Я работаю – вы отдыхаете.
Бас хохотнул.
– А ты остроумная, крошка. – Он вдруг перешел на английский. – May I fuck you? [14] – Его английский был хорош.
– If you pay money [15].
– А ты в самом деле стоишь тех денег, что просишь? – Бархатистый тут же перешел на русский.
– Попробуй, увидишь.
Отчего-то Тане доставляло удовольствие в грубом стиле кокетничать с этим типом. Или, может, дело было в ощущении, что она почему-то знает его? Точнее, не его, а… Таня не могла понять, что в собеседнике казалось ей знакомым.
– А тебя как зовут? – проворковала она.
– Василий.
– Можно называть тебя Васечкой? – спросила она, вживаясь в роль проститутки.
Она шла в сторону продуктовой палатки по забытому богом подмосковному поселку. Бабка в телогрейке и сапогах, следующая навстречу Тане, вылупилась на нее – этакую заморскую птицу в мини, воркующую по сотовому телефону.
Вася, Василий… Что-то же было, связанное с этим именем… Фамилию спрашивать ни в коем случае нельзя – насторожится. Бросит трубку…
– Васечкой называть? – хохотнул бархатистый. – Можно, только осторожно.
– Почему осторожно?
– Потому что возбудюсь, не отобьешься.
– Может, и хорошо, что не отобьюсь, – промурлыкала Татьяна.
– Слышь, а на фотках ты?
– Нет, Шарон Стоун, а ты не заметил?
– Тогда я хочу тебя.
– Хотеть не вредно.
Бабка в телогрейке, удаляющаяся в перспективу барачной улочки, пару раз оглянулась в Танину сторону, покачала сокрушенно головой: мол, какой разврат кругом!
– Приезжай ко мне, – предложил бархатистый. – Прямо сейчас.
– Я на выезде не работаю.
Почему она не положит трубку? Почему все говорит и говорит с этим «клиентом»? Понравился он ей, что ли? Глупости какие! Что же держит ее на линии?
Она пыталась припомнить что-то, связанное с этим Васечкой, – но ей никак не припоминалось.
А он был настырен:
– А где ты, крошка, работаешь?
Голос у него, конечно, красивый – да дело вовсе не в этом. Что-то еще заставляет ее держать этого мужика на привязи. Понять бы вот что.
– Все тебе расскажи, – хрипло хохотнула она.
– А ты возьми и расскажи. Я к тебе приеду.
– А я далеко.
– Далеко – это где? Диктуй адрес.
– Какой ты быстрый.
– Быстрота и натиск, как говорил Кутузов, лучшие друзья мужчины.
И тут она поняла, чем ей знаком этот человек, и у нее вдруг ослабели ноги.
– Я сейчас не могу, – лепетала Таня.
Она стояла уже у самого магазинчика.
– Почему? Месячные, что ли? – грубо хохотнул голос.
– Нет… Я… Я сейчас занята…
– С другим, что ли, трахаешься?
– Нет-нет, просто…
«Что же мне теперь делать?»
– А когда ты сможешь? – настаивал голос в трубке.
Таня всячески тянула время – непонятно для чего. Скорей всего, чтобы решиться. На что-то решиться.
– А ты на сколько времени хочешь ко мне приехать? – по-деловому спросила она телефонного Васечку. – На час, на два? Или на ночь?
Мужичонка с двумя бутылками белой под мышками вывалился из жестяного павильончика, остановился остолбенелый, услышав последние Танины слова.
– На час, – проговорил голос в трубке.
«Что же делать? Соглашаться? Назначать свидание? А как же Валера? Ведь я ему обещала!.. Надо тянуть время…»
– А какой ты секс предпочитаешь? – спросила она в телефон, отворачиваясь от мужика с бутылками и понижая голос:
– Обычный или садо-мазо?
– Зачем тебе этот пельмень! – заорал вдруг мужик с бутылками. – Пошли с нами!
– Подожди секундочку, – проворковала Таня в телефон. Прикрыла рукой мембрану, повернулась к алконавту и выдала ему такой четырехэтажный пассаж с конкретными указаниями адресов, куда тому следует отправляться, что аж сама удивилась.
– Ну, ты и шалава… – обалдело протянул мужик.
– Иди, иди, – отмахнулась от него Таня. – Не видишь, я с супругом разговариваю… Ну, как ты любишь, рыбонька? – прошептала она в трубку.
– Ну-у, это мы с тобой на месте решим, – ответил ее невидимый абонент. – А что, ты садо-мазо любишь?
– А я любой секс люблю.
Мужик с бутылками потрусил своей дорогой. На последних словах он оглянулся на Таню и восхищенно покачал головой.
– Тогда я приеду к тебе, – продолжил бархатистый в трубке. – И не сомневайся.
– Ну, приезжай. Знаешь, у тебя очень красивый голос.
– У меня не только голос, у меня все красивое, – ответил тот.
– Что ж, я проверю, – пропела она.
– Куда мне приехать?
И тут она сдалась. Сдалась – и с каким-то гибельным восторгом продиктовала ему адрес своей московской гостиницы: Большая Ордынка, дом такой-то…
– А квартира?
– Квартиру я тебе назову, когда приедешь. Ты, как к дому подойдешь, мне снизу по сотовому позвони, хорошо?
– О'кей.
– Но только приезжай часа в три ночи, ладно?
– А чего так поздно? Я сейчас хочу.
– А я сейчас на даче, но ради тебя в город вернусь.
Дождись меня, хорошо?
– Ладно, крошка. Ох, мы с тобой позабавимся.
– Смотри не обмани: я буду ждать.
Таня нажала на кнопку «отбой». Потом вызвала на экранчик номер звонившего.
Достала из сумочки список. Сверилась.
Зрительная память ее не обманула.
Василий Павлович Еремин, художник, тридцать два года.
Сын генерал-лейтенанта ФСБ Павла Павловича Еремина.
Номер двенадцатый в списке подозреваемых.
Когда Татьяна вернулась в барак, она застала следующую диспозицию: отчим в одиночестве мрачно лежал на панцирной кровати на высоко взбитых подушках и курил. За дымом уже едва различались черты его лица.
– Валерочка! Я тебе тортик купила! – провозгласила Таня с порога. Она интуитивно понимала, что самый прямой путь к ее окончательному прощению – это ухаживать и подлизываться. И не дай бог Валера догадается, что еще она задумала…
– Ленинградский тортик! Настоящий! – продолжала она бравурным тоном. – И сосисок притащила, студенческих!.. А где Паша?