заново родилась. Вот только не неразумным младенцем, умеющим лишь пищать и пускать слюнные пузыри, но человеком вполне взрослым...
Я ведь человек?..
...уже сформировавшимся...
"Точно", - решила она, осторожно проведя ладонью по округлой груди.
...и способным порождать в уме достаточно сложные словесные конструкции.
В то время как все остальное - совершенно чистый лист бумаги (я знаю, что такое бумага!): ни дома, ни семьи, ни бурного детства, ни родного города... или деревни... ни друзей, ни родителей, ни братьев, ни сестер... Ни-че-го!
Голова как в тумане. Мысли путаются и безобразно разбегаются в разные стороны, едва пытаешься об этом вспомнить. Но вспомнить надо, обязательно надо! Нужно понять, кто я, откуда, зачем здесь...
Неожиданно в груди что-то болезненно сжалось, затянуло, заныло. А потом сердце вдруг заколотилось с такой силой, будто его кнутом подстегнули. Или ударили? Айра сама не поняла, что с ней случилось, но в тот самый момент, как она подумала о прошлом, глаза вдруг заволокло плотной сиреневой пеленой, в висках больно укололо, дыхание оборвалось, а под левой грудью заломило так, будто ее пронзили насквозь.
Не выдержав, девушка застонала, инстинктивно закрывая больное место. Свернулась в клубочек, обхватила себя руками и так замерла, пережидая непонятный приступ.
От раздавшегося шума тихое пение снаружи резко оборвалось, испуганно вскрикнул незнакомый женский голос, затем что-то тяжелое упало на деревянный пол... чего? повозки?.. да, наверное. По крайней мере, становится объяснимой эта мерная качка, тихое поскрипывание невидимых бортов и редкое хлопанье натянутой между ними ткани. И, наконец, кто-то изумленно вскрикнул:
- Ох, ты ж... спаси тебя Всевышний... очнулась?!
Айра, с облегчением чувствуя, как стихает боль в груди, открыла глаза и тут же увидела нависающую сверху серую ткань, которая от каждого порыва ветра начинала пугливо трепетать и пытаться слететь с изогнутых жердей, служивших ей опорой. Чуть ниже мелькала деревянная стенка из оструганных досок, под спиной расположилась, слегка смягчая тряску, плотная подложка. Значит, все-таки повозка... и пахнет тут лесом (я знаю этот запах!)... и пыль из-под лошадиных копыт клубится так, будто давно не было дождя...
Но вот нерадостный пейзаж заслонило незнакомое женское лицо и все тот же голос с участием произнес:
- Как себя чувствуешь, милая?
Женщина оказалась немолодой и, можно сказать, некрасивой: крупный нос, излишне полные губы, грубая морщинистая кожа, маленькие глаза, посаженные слишком близко друг к другу. Чересчур худая (если не сказать - истощенная) фигура, узловатые нитки вен на рано постаревших руках, загрубевшие от работы ладони... однако при этом было в ней что-то такое, что заставляло быстро позабыть о неказистой внешности - удивительная забота во взгляде, беспокойство, искреннее желание помочь, смешанное с почти материнской нежностью. И это делало ее мягче, ярче, какой-то по-домашнему теплой. А еще - вызывало необъяснимое доверие, как будто бы ты откуда-то точно знаешь, что старая служанка не обидит и не предаст.
Когда боль в груди окончательно стихла, Айра осторожно приподнялась.
- Где я? - хрипло прошептала она, с удивлением вслушиваясь в звуки собственного голоса: странно, ей казалось, он должен быть звонче и немного выше? - Кто вы? Куда меня везут?!
- О-о, милая, - сочувственно улыбнулась женщина. - Боюсь, ответить на твои вопросы сложнее, чем пройтись по небу босиком. Кстати, я - Брония, служу господину Териасу и его семье. Если что понадобится, обращайся.
- Но я...
- Ты поспи лучше, отдохни еще. Вот к вечеру встанем лагерем, там и поговоришь с хозяином. Думаю, он и сам захочет с тобой побеседовать. Молоко будешь?
- Нет. Лучше воды... если, конечно, можно, - Айра неожиданно сообразила, что не слишком-то вежливо с ее стороны было требовать что-то от людей, и без того предоставивших ей бесплатный кров, и смущенно умолкла. Однако опасения оказались напрасными: служанка только руками всплеснула и, пошуршав в углу, тут же достала полупустой кувшин.
- Конечно, милая, - пробормотала она, вынимая тугую пробку. - Прости старую дуру - совсем забыла, что ты, наверное, не только голодна, но и не пила Всевышний знает сколько времени. Пей... пей же. А если покушать захочешь, так у меня тут немного припасено. Господин Териас велел взять, чтобы если вдруг... ой, какие у тебя странные глаза!
Айра, как раз попытавшаяся сесть и поднять голову, непонимающе моргнула.
- Глаза? А что с ними не так?
- Они... они лиловые! - Брония даже головой помотала, чтобы избавиться от наваждения.
- Что?! - Айра испуганно поднесла ладони к лицу и потерла веки. - Не может быть! Они же голубые! Они всегда были голубыми, как у...
У кого?!
Она неожиданно запнулась.
- Ну, вроде бы. Я не знаю. Не помню совсем ничего... дайте мне зеркало, пожалуйста.
Испуганная женщина немедленно достала требуемое и протянула изящное ручное зеркальце на тонкой резной ручке.
- Любавино, - смущенно пояснила она в ответ на удивленный взгляд. - Она иногда забывает его у меня, а я теперь и не напоминаю. Понадобится - сама придет. А нет, так в следующий раз будет знать, как бросать свои вещи где ни попадя.
Айра осторожно поднесла зеркало к лицу и замерла: оттуда на нее смотрела совершенно незнакомая девушка. Определенно не дурнушка, без противных бородавок на носу, жутких прыщей и черных родинок, но... чужая. Какая-то неприятно чужая. Нет, кое-какие черты показались ей смутно знакомыми. Что-то было такое в форме бровей, аккуратно прилепленном носике, обводе губ, что напоминало о беззаботном детстве. Но кожа... тонкая, полупрозрачная, вовсе нетронутая солнцем, будто у могильного упыря... эти волосы... непривычные, неприятного серого оттенка... это НЕ МОИ волосы! Я не помню, какими они были раньше, но явно не такими! Да еще радужки - действительно, лиловые, как говорила Брония. Прямо как у безумной старухи - горящие, диковато расширенные, испуганные. И странная сиреневая прядь того же оттенка, разделившая старательно причесанные волосы точно посередине... Всевышний, да кто же это?!
Айра в ужасе выронила зеркальце и снова обхватила себя руками, но наткнулась на подозрительно длинную шевелюру, покрывшую спину до самых ягодиц, и неверяще поднесла к лицу серую прядь.
- Мамочка... что же это такое? Это не я... это не могу быть я!
Старая служанка сочувственно посмотрела, но девушка в таком неподдельном страхе ощупывала собственное тело, перебирала волосы и так стремительно бледнела, отчаянно пытаясь проснуться, что Бронька не выдержала - позабыв про нехороший колдовской цвет ее глаз, осторожно перехватила дрожащие руки Айры и ласково погладила по голове.
- Ну, что ты, милая? Не надо. Все хорошо. Мы именно такой тебя и нашли. Ты просто забыла...
- Всевышний, да как же так?! Разве смогла бы я ЭТО забыть?! Что со мной? Кто я?! Почему стала такой?! - воскликнула Айра, силясь осознать какую-то жуткую правду, но тут в груди снова что-то сдавило, да так резко, что она охнула и снова сжалась в комок. - Ой, мамочка...
- Не плачь, девочка, - вздохнула Брония, когда по щекам Айры двумя ручьями хлынули слезы. Она не поняла, отчего девушка так согнулась, не увидела болезненной гримасы и не заметила, как с новой силой вспыхнули странными лиловыми огнями ее глаза. - Не плачь. Ты все вспомнишь, все наладится, вот увидишь.
- Но я даже не знаю, откуда я! Где мой дом! Где мама! И отца совсем не помню! Ни-че-го! Понимаете?!! Я совсем ничего не помню!!! Будто меня раньше вовсе не существовало!
Айра, закрыв лицо руками, тихо всхлипнула.
- Тихо, тихо, - зашептала служанка, когда девушку сотрясли рыдания. - Тише, милая, ты просто устала... измучилась... долго не ела... иногда такое бывает от голода: люди что-то забывают, а временами даже сами хотели бы все забыть...
Она бережно погладила содрогающуюся спину, ощутила под пальцами болезненно выпирающие позвонки, а потом с огорчением подумала, что, наверное, это и к лучшему, что бедняжка ничего не помнит. Ведь просто так красивые девушки не встречаются в столь жалком виде на пустынной лесной дороге. Без причины они не попадают в бурные речки на границе с самым опасным и смертоносным местом Четырех Королевств. Они не выглядят так, будто их много месяцев морили голодом в каком-то темном подвале. У них не бывает такого дикого ужаса в глазах. Руки не кажутся хрупкими палочками, а в душе не ощущается безумное отчаяние. Наверняка бедная девочка пережила что-то очень страшное, раз измученный разум предпочел все забыть, чем сойти с ума. Да и мало ли лихих людей на свете водится? Особенно здесь, вдали от городской стражи и регулярной армии? Мало ли где похитили эту малышку, а потом держали взаперти, наслаждаясь собственной безнаказанностью и ее, растущим день ото дня (или год от года?!) страхом?
Брония сердито поджала губы.
Если все так, то пусть эти изверги никогда не узнают материнской ласки. Пусть им больше не подадут руки, пусть не родятся их дети в сытости и довольстве. Как же низко надо пасть, чтобы запугать несчастную девчонку до такой степени? Сколько ей? Семнадцать? Восемнадцать? Двадцать? Так сразу и не скажешь - иные в этом возрасте уже замужем давно, деток имеют, мужа радуют, а у нее вся кожица аж просвечивает - до того довели, негодяи! Ни морщинки на лице, ни складочки - значит, молода еще девка, но в глазах горит столько боли и неподдельного отчаяния, что даже не хочется узнавать, что же с ней на самом деле произошло.
Наконец, Айра со вздохом отстранилась.
- Простите. Мне кажется, что я схожу с ума. Словно я - уже не я, а что-то совсем иное. Меня... меня будто подменили! Все вокруг чужое - и руки, и лицо, и волосы... вернее, что-то, конечно, мое - я чувствую, но даже оно... неправильное. Чужое. Слишком взрослое, странное, непривычное. И от этого становится ужасно не по себе, словно я сплю и вот-вот проснусь, - она горестно вздохнула. - Да только никак не получается проснуться. Понимаете?