* * *
Через пятнадцать минут мы с дядькой вышли из городских ворот и двинули к лесу. Солнышко еще поднялось над горизонтом, и я понимал, что могу везде опоздать, если мы с дядькой провозимся с тушкой больше полутора часов.
— Слышь, мелкий, — подал голос дядька, — так мы что, в лес идем?
— А ты думал, я тебя в магазин за мясом зову?! — возмущенно вскинулся я.
— Да, чего-то протупил, — покаянно пробормотал Заг.
— Дядька, — начал я, — только я, это, кровь не спустил и не выпотрошил, тушку-то, поэтому и тороплюсь, чтобы успеть.
Лучше признаться сразу, чтобы потом не выслушивать кучу упреков…
— А чего так? Кровь бы хоть выпустил, время бы много не заняло! — деловито произнес он.
— Да, как-то не сообразил сначала, а потом занят был, — повинился я.
— Чем занят-то? — проявил интерес Заг. — Опять свой гульбарий собирал?
— Гульбарий, дядька Заг, — наставительно сказал я, — это то, чем вы с моим батюшкой занимаетесь в харчевне старого Гро, а то, что я собирал — это гербарий!
Так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы подошли к моей полянке.
— Ну, что, где твой труп смердящий? — подозрительно оглядывая окрестности, спросил дядька.
— Ща! Буквально минутку мне дай, я его покли́чу, и он прилетит на крыльях летнего солнца!
Эк, как меня, однако, торкнуло!
Я юркнул в кусты, что росли около дерева, на которое я вздернул свинку, достал нож, чуть оттянул веревку из вьюнка, и, немножко дурачась, закричал:
— Где ты, наш ужин?! Сей же час появись и предстань пред нами!
После этих слов я эффектно, одним ударом, перерубил веревку из вьюнка. В кроне дерева что-то затрещало, ветви качнулись…и на этом все!
Так, не понял?! Где наш ужин?
— Где моя свинья, сволочь? — заорал я и пнул ногой дерево. От обиды и несправедливости я чуть не расплакался, но потом подключил, почему-то задремавший мозг, подошел к дереву и поднял голову вверх.
Ну, конечно! Я решил перестраховаться, чтобы тушку раньше времени кто-нибудь не нашел или не учуял, а потому я поднял ее на четвертый с низу ряд веток, и теперь моя тушка повисла на кроне самого нижнего ряда, как раз надо мной.
Пока я смотрел вверх и чего-то соображал, дядька уже все понял и решил мне помочь. Он скорым шагом подошел к дереву и резко, со всей своей силы, тряханул его. Я увидел, как тушка, медленно продавливая листву, начинает свой полет к земле.
Нож — вот что спасло мою молодую жизнь!
К счастью, я его так и не убрал в ножны на поясе, и, увидев планирующего мне на голову хряка, я вскинул руки вверх, хряк наделся головой на мой ножик, мои руки подогнулись, но уже дважды убитый хряк отклонился от своей убийственной траектории, и встретился с землей прямо впритирку со мной, севшим на пятую точку, наверное, даже раньше, чем услышал звук столкновения порося с землей.
— Эй, мелкий, ты чего-то бледненький, тебе голову напекло? — участливо пробасил Заг, выходя из-за дерева.
— Слышь, шутник, меня сейчас чуть жизни не лишили, а ты ржешь! — с обидой сказал я.
Руки уже не дрожали, но на ноги я пока вставать не рисковал.
— Кто? — выдохнул дядька.
— Ты не поверишь, — я начал подхихикивать, видно отходняк пошел, — мой мертвый хряк меня чуть не убил! Причем, с твоей активной помощью! Ты решил продемонстрировать главный постулат твоей истории про пальму и обезьяну?!
— Ты это про что? — от удивления у дядьки брови подлетели вверх так быстро, что я испугался, что они затормозят только на затылке.
— Ага, уже забыл?! — предвкушающе сказал я. — А помнишь фразу — «Хренли думать? Трясти надо!»
Пару секунд дядька раздумывал, а потом в лесу гулко забухало. Ближайшие лесные угодья очистились от всей живности и птиц. Мне кажется, что подальше убрались даже насекомые.
Да уж, смех дядьки Зага — испытание не для слабонервных! Вот под этот грохочущий аккомпанемент, я рискнул и взгромоздил свою драгоценную тушку на ноги.
— Ну, ты шутник! — восторженно проорал дядька и хлопнул меня по плечу, отчего я тут же обнаружил себя, сидящим на заднице, на земле.
— Я так чувствую, что сегодня день явно не задался уже с утра! Ты-то за что меня прикончить решил?! — взвыл я, потирая отбитое его грабкой плечо.
— Э-э-э, хм-м, — сконфуженно пробормотал мой несостоявшийся убивец, — ты, это, Раст, прости, не рассчитал.
Он нагнулся, взял меня за руку, и одним плавным движением поставил на ноги, а затем рукой начал заботливо отряхать мне штаны. Я понял, что если я сейчас не переключу его внимание, то минуток через пять в моем организме целых костей не останется.
— Дядька Заг! — мартовским котом заорал я, — мы чего сюда пришли? Давай порося разделывать!
— Ага, я сейчас, — засуетился дядька, — только, ты ведь того, ушибленный!
— Дядька! — заорал я, чувствуя, как начинаю звереть. — Не зли меня, ибо я страшен в гневе! Потроши порося, а обо мне — ни слова!
Дядька как-то сразу принял деловой вид и, достав свой любимый ножик, больше похожий на не очень длинный меч, направился к кабанчику.
— Так, — пробурчал он, — что тут у нас?
— Что, что, — пробурчал я, — работа тут у нас, а время, между прочим, идет! Скоро темнеть начнет, а у меня еще куча дел!
— Ты чего малек? Только утро началось, еще не все даже глаза продрали, а у тебя уже вечер! Ты притормози, не спеши!
Дядька, переговариваясь со мной, времени зря не терял. Он ловким движением вскрыл кабанчику становую жилу, слил кровь и начал его потрошить.
— Слышь, малек, а ливер будем забирать или здесь бросим? — деловито спросил он, не прерывая процесс потрошения.
— Конечно, заберем с собой! Мамка его куда-нибудь пристроит! — убежденно сказал я.
Когда работа уже подходила к концу, я, немножко помявшись, попросил:
— Дядька Заг, а ты можешь один, без меня, оттащить мясо к нам домой? Скажешь мамке, что я тебе за помощь обещал, она, поди, не обидит, а? А то у меня еще дел куча, а я с этим поросенком никуда не успеваю, а дядька Заг? Пожалуйста!
— Да что с тобой сделаешь? — добродушно улыбнулся он в усы, — оттащу, скажу. Беги по своим делам!
Он запаковал в мешок последний кусок кабанчика, взвалил мешок на плечо и, кивнув, произнес:
— Пошли, деловой торопыга! — и двинул к выходу из леса.
Расстались мы с ним за воротами. Он понес мясо домой, а меня еще ждали намеченные на сегодня дела.
* * *
Я быстро шел к центру города, я торопился к алхимику Нокте, чтобы сдать ей, набранные мной с утра цветки, когда кто-то хлопнул меня по плечу и я услышал знакомый голос:
— Здорово! Ты где с утра пропадал? Мы с пацанами тебя обыскались!
Ну, конечно, кто это может быть, как не Грос? Этот, не побоюсь сказать, проныра, все всегда про всех знает, и, наверняка, эта встреча тоже не случайна.
— Привет, Грос! — как можно более сухо и деловито, ответил я. — А ты что здесь делаешь, неужели меня здесь ищешь?
— Конечно! — подтвердил мою догадку Грос. — Когда мы с пацанами не нашли тебя ни в одном из мест, где ты обычно бываешь, я послал всех шерстить базар, а сам метнулся сюда. Если тебя нигде нет, значит, ты опять подался в лес, а из леса ты всегда идешь к алхимикам, причем, сначала к Нокте, вот я тебя и собрался по пути перехватить!
Он гордо задрал свою мордашку к небу и выпятил грудь.
— Сечешь, как я тонко все рассчитал?!
— Согласен! — ответил я скривившись. Мне не хотелось, чтобы эта часть моих занятий стала известна пацанам. — Тебе есть, чем гордиться, но мне не хотелось бы, чтобы об этом узнал кто-нибудь из наших!
— Ты чего, Раст? Мы же друзья, мы же с тобой, можно сказать, в одни пеленки писались! Да я же никогда! Ты чего, Раст?!
Его моська сразу опустилась, грудь приняла вполне себе нормальный вид, и он от огорчения чуть не плакал.
— Грос! Грос, успокойся! Я тебя просто предупреждаю, чтобы ты случайно где-нибудь не ляпнул, и все! — поспешил я загладить невольную обиду своего дружбана. Действительно, нехорошо получилось. Он ведь специально всех отослал, чтобы не светить мое занятие. — А, кстати, откуда ты знаешь про лес и про алхимиков, я ведь тебе ничего такого не рассказывал?!
— А вот это интересно! — самодовольно усмехнулся Грос. — Ты не поверишь, но маманька меня как-то послала к Нокте за каким-то варевом, сестренка Ирма простыла. Вот мчусь я, значит, к Нокте, уже почти примчался к ее лавке, и вдруг вижу, как дверь открывается, и оттуда выходишь ты. Я так удивился, что даже затормозил! А ты вышел какой-то озабоченный, я тебе ору: «Раст! Раст!», а ты даже головы не повернул, так и прошел мимо, меня не заметив. Мне стало так интересно, что я чуть не забыл, зачем меня мамка посылала, потому как, зайдя в лавку к Нокте, первым делом спросил про тебя. «А чего это, — спрашиваю я у нее, — пацан сейчас такой расстроенный от вас вышел, случилось у него чего, а то на нем прямо лица нет?» А она такая отвечает: — «Да нет, все у него нормально, просто, когда тебе взрослые и знающие люди что-то говорят, надо слушать, а не в носу ковырять, рассматривая потолок! В результате он сегодня все утро в лесу собирал для моих снадобий разные компоненты, но выяснилось, что не те, которые нужно! Это же надо! Целую сумку мне притащил, и все не то! Ну, хоть бы одна травиночка! Вот бездарь!» Вот так я и узнал про твое увлечение флорой. Ну а дальше уже не интересно. Я сопоставил твои исчезновения, и появление у тебя монет, а вычислить твой маршрут труда не составило.
Надо же, какой талант! Нужно будет запомнить.
— Да! — пораженно пробормотал я, — для десятилетнего пацана, совсем неплохо, да что там неплохо — просто отлично! Что будет, когда ты вырастешь?! Грос! — торжественно сказал я, — беру все свои обидные слова, когда-либо сказанные в твой адрес, обратно. Ты просто гений!
— Ух, ты! — явно обрадованный Грос несильно ткнул меня кулаком в плечо и вдруг, ухмыльнувшись, спросил: — А помнишь, когда нам было лет по шесть, я тебе ночной горшок на голову вылил, за то, что ты мне свою рогатку п