ит в комнату и ставит пакеты с посудой на стол. Она переводит взгляд на Новенькую.
— Не думаю, что за ней приедут, — шепчет она, распаковывая тарелки. — Ей пора бы сдаться.
Наши взгляды встречаются. Мы обе осознаем, как сложно сдаться, когда речь заходит о людях, которых ты любишь всем сердцем. О людях, которые не любят тебя в ответ.
— Ужин подан! — объявляет мисс Риба, ставя на стол сухую индейку. Тара приносит свое творение, прекрасно понимая, что ему место в помойке.
Мисс Штейн заходит в столовую. Она смотрит на Новенькую, но ничего не говорит. Чина оказывается единственным человеком, достаточно добрым, чтобы прервать молчание.
— Эу, Новенькая. Почему бы тебе не присесть с нами? Поешь, пока ждешь своих.
Новенькая уперто трясет головой.
— Нет... нет. Папа скоро приедет. Не хочу портить аппетит.
Мисс Риба и мисс Штейн смотрят друг на друга, обмениваясь виноватыми взглядами.
— Бедное дитя, — бормочет мисс Штейн, занимая место во главе стола. Тара садится рядом с ней. Поближе к еде, как всегда.
— Кто хочет произнести молитву? — спрашивает Киша.
— Молитву? — ворчит мисс Штейн, в то время как мисс Риба затачивает нож.
— Да, — говорит Чина, смотря на меня. — У нас у всех есть то, за что следует поблагодарить Бога.
Она права. Господь не оставил меня. Я жива. Вышла из детской тюрьмы и нашла адвоката, который поможет мне оставить Боба՜ и обелить свое личное дело. Я собираюсь в колледж. И Тед... Не знаю. Поглаживаю живот и бросаю взгляд на Новенькую, которая из всех сил старается не расплакаться.
Она притворяется, что не видит, как я подхожу. Сажусь рядом с ней.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — шепчет она, опустив голову. — Что я глупая, да? Просто сидеть здесь... но он бы никогда... он бы так не сделал. Он просто... опаздывает. Сегодня на дорогах много пробок. Парад же.
Я кладу руку на колено Новенькой. Не говорю о том, что мы обе и без того понимаем. Потому что я была на ее месте и знаю, что она чувствует. Родители не имеют права так разочаровывать своих детей. Это самое жестокое наказание из всех. Постукиваю по ее колену и встаю. Она кивает, снимает свое пальто и идет за мной. К столу.
— Я ненадолго. Съем совсем чуть-чуть. Не хочу перебивать аппетит.
Мисс Вероника опаздывает. Снова.
Но мисс Штейн наплевать. Она усаживает нас всех кругом в подвале и заставляет ждать. Без надзора. Никто не помешает им напасть на меня. Это может произойти в любой момент. Я сажусь у задней двери. Максимально далеко от Келли.
— Вашу мать... это чертовски тупо, — скулит Джой. — Где эта с*чка? Я должна успеть позвонить Марккуанну до отбоя. Он должен был повести меня сегодня по магазинам, но не объявился. Я переживаю за своего пупсика.
Марисоль смеется.
— Ты все еще думаешь, что встречаешься с этим кабелем? Estúpido.
Джой закатывает глаза.
— Как скажешь, с*ка. Занимайся своими делами.
— Я устала от этого дерьма. Мне не нужен доктор, в отличие от вас, стервы. Я нормальная, — говорит Марисоль, откидывая назад свои волосы.
Келли смеется и скрещивает руки на груди.
— Уверена?
Марисоль бросает на нее взгляд, способный разжечь войну. В любой другой день так бы и произошло, но сегодня вмешалась Чина.
— Не, слушайте, я могу ее заменить. Я хороша в этом. Умею вывести человека на эмоции и прочее, — говорит Чина и хрустит костяшками пальцев. — Итак, Тара, расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь?
— Голод, — говорит Тара, и по комнате разлетается смешок.
— Интересно. Давай попробуем по-другому. Чем ты займешься, когда выберешься отсюда?
Тара пожимает плечами.
— Не знаю.
— Разве тебе не должно исполниться восемнадцать, типа, скоро? — спрашивает Джой.
Тара кивает.
— Через четыре месяца.
Вся комната вздыхает. Она может ничего больше не говорить. Все и без того знают, что это означает. Я вспоминаю о Теде и потираю свой живот.
— Иди в армию, — предлагает Чина. — Ты чертовски сильная. Ты им понравишься.
— С чего бы мне сражаться на войне, которую затеяли какие-то белые мужики?
Мы смеемся. Тара хохочет себе под нос. В этот момент она похожа на обычную девчонку. Жизнерадостна, несмотря на все то, чему ей приходится противостоять. На ее месте я бы не смеялась.
— Так папа обычно говорил, — продолжает Тара. — Он был очень умным. Когда мама забила на меня, он взял заботу обо мне на себя. Из всех его детей, я единственная жила с ним. Вот как сильно он меня любил. Папа говорил: «Никогда не сражайся за белых, потому что им нет до нас дела». И был прав. Он умер, когда мне было тринадцать. СПИД добрался до него. Меня отправили в приемную семью, школу, тюрьму и теперь я в подвале, говорю с вами. Все это сделали они.
По комнате проносится волна шепота, и мы слышим громкое эхо шаркающих шагов. Мисс Вероника несется вниз по лестнице, почти спотыкаясь на последней ступеньке.
— Девочки, простите, ради Бога.
— Мисс Вероника, вы опоздали. Снова! — кричит Джой, топоча ногами по полу.
— Я знаю, знаю, но пробки... просто ужасные пробки. Фух! Ладно, хорошо, с кого начнем? Ох, нет, погодите, давайте сначала достанем наши журналы чувств. Ну же?
— Не, мисс Ви. Сегодня психолог у нас я, — говорит Чина.
Мисс Вероника приходит в замешательство, но кивает.
— Эм, ладно! Знаете, смена ролей может пойти нам всем на пользу.
Чина ухмыляется и откидывается на своем стуле, притворяясь, что делает какие-то записи.
— Итак, мисс Ви, чем вы планируете заняться, когда выберетесь отсюда?
— Она уже отсюда выбралась, дубина, — стонет Джой. — Ее здесь никто не держит.
— Ты же ничего не знаешь о ней! Но ладно! Я перефразирую. Мисс Ви, вы избавились от этой работенки. Мои поздравления! Чем займетесь?
Мисс Вероника ерзает на месте, но фальшивая улыбка не покидает ее лица.
— Ну, мне часто говорят, что я хорошо умею слушать. Я могу помогать людям раскрыться.
Келли пробирает на хохот.
— Этим, по-вашему, вы тут занимаетесь? Помогаете нам «раскрыться»? Не хочу вас разочаровывать, но вы отвратительно справляетесь со своей работой.
Мисс Вероника тяжело вздыхает.
— Мне жаль слышать это от тебя, Келли, — говорит она дрожащим, но полным решимости голосом. — Но я делаю все, чтобы... дать вам инструменты... чтобы помочь вам преуспеть.
— Как? Заставляя нас чирикать что-то в этих дурацких блокнотах?
Келли бросает свой журнал в центр круга. Лицо мисс Вероники неподвижно.
— Знаете, несмотря на то, что никогда не была на вашем месте, я испытывала нечто подобное, — говорит она, защищаясь. — Я... я потеряла парня. Он был моей первой любовью, и я долгое время провела во тьме. Мне даже пришлось снова переехать к родителям. Но я вышла из той депрессии, вернулась в университет и нашла профессию, которую люблю. Видите, дамы. Я здесь, чтобы стать вашим вдохновением. Примером того, что вы тоже сможете преодолеть, что угодно.
На целую минуту воцарятся тишина. Наконец, Келли разражается смехом.
— Что смешного? — требует мисс Вероника, очевидно, оскорбленная.
— Эй, мисс Ви, — медленно начинает Чина. — Без обид, но вы серьезно сейчас пытаетесь доказать нам, что мертвый парень и пребывание в групповом доме — одно и то же?
Мисс Вероника краснеет. Она хочет сказать что-то, но быстро останавливает себя.
— Наверно, это круто, иметь возможность приезжать куда-то и уезжать потом по своему желанию, даже если речь об учебе, — едко говорит Киша. — Не иметь никаких записей в личном деле и получить любую работу, которую захочется.
— И, наверно, круто иметь дом, в который можно вернуться, — добавляет Джой. — С настоящими родителями, которые заботятся о тебе. Вы потеряли парня? Похоже, вы смогли очень быстро его заменить. Я потеряла отца, а мать с таким же успехом может быть мертва. Я не знаю, где она. Меня раскидывают по групповым домам с двенадцати лет! Как вы предлагаете мне заменить их?
Комната наполняется напряжением. Боб шевелится, и я задаюсь вопросом, может ли он чувствовать годы гнева, рвущиеся наружу из этой неглубокой могилы.
— Да, ты права, Чина, — говорит Джой, разминая шею. — Я ничего не знаю о ней!
Мисс Вероника сглатывает, избегая зрительного контакта.
— Знаете, — выдавливает из себя она, — думаю, сегодня мы закончим пораньше.
— Имеете в виду вовремя? — фыркает Джой.
В Бруклине два отдела МФЦ. Один в центре, второй на Кони-Айленд.
— Езжай на Кони-Айленд, — сказал мне один из поваров. — Там очереди короче.
Он соврал. Мне пришлось ждать сорок пять минут просто, чтобы получить талон. Именно тогда вошел Тед.
— Что ты...
— Я подслушал ваш разговор, — сказал он с виноватым видом.
Черт возьми, я скучала по его голосу.
В комнате остаемся лишь мы вдвоем. Или мне так только кажется. Будто в этом мире существуем только мы одни. Хочу стоять здесь вечно. Смотреть на него. Ненавидеть его. Но все же любить. На его руке все еще виднеются отметины, оставленные после моего укуса. Я ухожу, и он следует за мной.
— Мэри, брось, поговори со мной. Ты не сможешь игнорировать меня вечно!
Я вижу свободное место между бабушкой и женщиной с кучкой резвящихся вокруг нее детей. Плюхаюсь на сидение, и он встает передо мной. Розовый талончик гласит: Д097. Монитор отвечает: Д013. Ожидание обещает быть очень долгим.
— Пожалуйста, детка, — умоляет он. — Дай мне объяснить. Давай поговорим о том, что ты увидела.
Его кроссовки выглядят новенькими и дорогими. Ничего общего с обувью бедных детишек из группового дома. Таких как я. Он опускается на колени, чтобы поймать мой взгляд.
— Детка? Прошу, — шепчет он и кладет руку мне на бедро.
— Не смей прикасаться ко мне, — говорю я.
— Эй, прекрати отталкивать меня.
— Не смей ко мне прикасаться.
— Мэри. То, что ты видела. Все не так, как ты думаешь!
Женщина с детьми, по соседству со мной, ловит каждое слово нашего разговора. Напротив нас сидит пожилой мужчина в строительном комбинезоне. Он смотрит на Теда так, будто хочет сказать что-то, но молчит.