– Слушай, Сенька, – предложила Настя, – давай водки выпьем! Водка у нас в доме есть?
– Водка-то есть, – усмехнулся Сеня. – А ты уверена, что все это – ну, то, что врачи сказали, – правда? Что это у твоей матушки не временная ремиссия?
– Н-да, понятно… – протянула Настя. – Ясно, мой миленький, ты не очень-то рад… Но вот тебе – нет! Нет, нет и нет!.. Это не ремиссия! Это – выздоровление!.. Хотя они, врачи, конечно, осторожны. Ничего прямо не говорят. Но я же видела: у них прямо глаза на лоб полезли. Мать осматривать пол-Онкоцентра сбежалось… А ее врач лечащий – между прочим, доктор наук, профессор – мне сказал: «Вам повезло, – говорит, – исключительно. Это, – говорит, – все равно что «Волгу» в лотерею выиграть. Подобный случай – уникальный. Один на сто тысяч».
– И ты ему про катран рассказала?
– Да нет, ну что ты! Катран – это только наша тайна. Моя, твоя да деда Киры.
– А теперь – и матери твоей, – ухмыльнулся Арсений.
– Да ладно тебе! Пошли, пошли же водку пить! – затормошила его Настя. – А что, может, и шампанского выпьем? Ту бутылочку, что, помнишь, у тебя в заказе была? И мы ее на Новый год приберегли?
…И они распили шампанское, а потом еще водочки выпили – и Настя в ту ночь любила его и оказалась в любви такой раскованной, мощной… Сильной, ласковой, хищной… Известие о том, что мать будет жить, кажется, возбудило и расслабило ее на полную катушку – как несколькими месяцами раньше взволновало Арсения известие о смерти Эжена…
Подле жизни и смерти секс был особенно хорош.
Чистой воды экзистенциализм…
Впрочем, им с Настей в тот год вообще любилось особенно хорошо. Они не искали новых наслаждений, но новые ощущения испытывали едва ли не каждый раз, как только оказывались в постели…
А потом все сломалось. Пошло наперекосяк.
Интересно, с чего это началось? Каким был первый камешек, что упал на гроб их любви?
Может, все началось тогда, в середине октября девяностого года? Недели через две после удивительного известия о неслыханном выздоровлении Ирины Егоровны?
Тогда Арсений и Настя поздней ночью с пятницы на субботу сидели на кухне и разговаривали.
Да, если уж выбирать какую-то точку отсчета, то не тогда ли все началось?
…Арсений и Настя. Время – за полночь. Кухня в их временной квартире. Оба в халатах, умиротворенные после недавней близости.
Они – за столом, а на столе – редчайшие для Советского Союза продукты, литровая бутылка виски «Джонни Уокер – ред лейбл», две пачки «Мальборо». Это богатство привез из Парижа какой-то выездной знакомый Ирины Егоровны – шишка из КГБ, чуть ли не в генеральском чине. Он, похоже, неровно дышал к теще.
А Ирина Егоровна теперь, после чудесного исцеления, надышаться не могла на свою ненаглядную девочку. На доченьку, спасшую ей жизнь. Она готова была сделать для нее все, что угодно, – не говоря уж о такой малости: передарить виски и сигареты, купленные выездным генералом в парижском «дьюти-фри».
И вот теперь Настя и Сеня кайфовали. Настоящее буржуазное разложение. Секс, виски, «Мальборо»… Николенька спит глубочайшим сном, а завтра на работу не идти – выходной… И даже в стаканах с виски лед побрякивал, приготовленный Настей в холодильнике «Снайге»…
Именно тогда Сеня и высказал свою идею. Брякнул совсем не с бухты-барахты. Он эту идею долго вынашивал. Обдумывал, пытался обсчитывать. И вот теперь наконец решил поделиться с Настей.
Осторожно зашел издалека:
– Как самочувствие Ирины Егоровны?
– С каких это пор тебя стало интересовать ее самочувствие? – фыркнула Настя.
– Меня интересует, вправду ли она излечилась. Да еще с помощью рецепта моего деда.
– Хочешь знать мое мнение?.. Да, – безапелляционно заявила Настя. – Она исцелилась.
Арсений удовлетворенно кивнул. Но Настя продолжила:
– А с помощью катрана ли? Я не знаю. И да – и, наверно, нет… Может, она вылечилась оттого, что ее пыталась спасти я. И в какой-то степени – даже ты. А раз мы пытались ее спасти – значит, мы с тобой ее простили… И эта мысль дала ей силы жить.
– Я ее, – сухо сказал Арсений, – не прощал.
– Хорошо: пусть ее простила только я… Я ведь ее гораздо лучше узнала за эти несколько месяцев… Гораздо лучше, чем за всю прошлую жизнь… И я ее очень хорошо поняла…
Арсений слушал и не прерывал, хотя планировал поговорить совсем о другом.
– Знаешь, – продолжала Настя, – ведь ее, мать, всю жизнь все только использовали… И папочка мой использовал, Эдик этот из стройотряда, и Эжен… И, наверное, другие мужчины… И даже, как выяснилось, мой дед – Егор Ильич… А саму ее вряд ли кто любил. И она тоже никого не любила… И вот наконец, когда она была на самом краю, кто-то о ней стал заботиться… А она этого даже не ожидала… О ней стала заботиться я, несмотря на то что мать принесла мне столько горя и зла… И это… Это ее всю перевернуло. И она… Она выздоровела…
– Лечение рака с помощью психотерапии, – ернически проговорил Арсений. – Браво. До такого даже Кашпировский не додумался.
Настя пожала плечами, отхлебнула из бокала с виски.
– А может, и в самом деле твой катран помог, – сказала она.
Арсений удовлетворенно полуприкрыл глаза. Именно такого признания он исподволь и добивался.
– Я сегодня был в парикмахерской на Лесной – ну, той, что около ДК Зуева… – поменял он тему (однако сделал это не случайно, а совершенно намеренно).
– Я заметила, – улыбнулась Настя. – Хорошую стрижечку тебе сделали…
– …Но я не об этом, – продолжил Сеня. – Так вот. Там, в холле, открыли кооперативное кафе. Прикинь, чашечка кофе стоит пятьдесят копеек…
– И ты, конечно же, выпил…
– Естественно. Где еще в Москве можно попить настоящего кофе, из турки!..
– У нас дома. В твоем прекраснейшем исполнении.
– Спасибо за комплимент. Однако прошу тебя, женщина, не перебивать мужчину, когда он излагает свои мысли… Так вот, я прикинул себестоимость той чашки. Затраты – три копейки на кофе, на копейку сахар. Еще плюс – вода, газ и зарплата продавщицы. Все равно больше гривенника за порцию не получается… А продают они ее за полтинник. Прикинь, какая прибыль. Пятьсот процентов!
– Ну, ты еще забыл, что они дают взятки – в райисполком, в санэпидстанцию… Платят рэкетирам с паяльниками…
– Да не в этом дело! – поморщился Арсений. – Я к тому веду, что весь народ, который чего-то умеет или хочет делать, сейчас зашевелился. Кооперативы вон открывают. Кафе, совместные предприятия, даже банки. Вон возьми Артема Тарасова. Он миллионы зарабатывает!..
– Так ты что, хочешь кооперативное кафе открыть? – улыбнулась Настя. – Или банк?
– Да, хочу. Но не банк. И не кафе… Бизнес, моя дорогая, нужно строить на том, что ты умеешь делать.
– Но ты и так, по-моему, делаешь деньги. И как раз на том, что умеешь. Печатаешь свою скрытую рекламу по газетам – а тебе за это артисты и другие богачи платят.
– Это все чепуха, мелочи. Рано или поздно – через годик-другой – в газетах спохватятся. Создадут отделы рекламы. Приберут эти деньги к рукам. Я останусь не у дел.
– Меня твой заработок устраивает.
– Не в том дело, – поморщился Арсений.
Побрякал льдом в стакане, долил себе виски.
– Я к тому, что если сейчас начать (как говорит Горбачев) или начать свое дело – причем правильно начать, – можно будет уже через год ворочать миллионами.
– И что ты предлагаешь?.. Открыть свою газету?..
– А что, неплохая идея… Если газета будет какая-нибудь такая, – он повертел в воздухе пальцами, – сексуальненькая…
– Ну да, и будешь использовать меня в качестве натурщицы.
Настя, расшалившись, обнажила из-под халата плечо и грудь.
– Гожусь? – проворковала она игриво.
– О-о, не искушай меня без нужды. Ты сбиваешь меня с мысли.
– Ну так давай, сбивайся, – откровенно предложила она. – И пойдем в кроватку.
…Позже, не раз вспоминая этот эпизод, Арсений многажды жалел: ну почему он не обнял тогда Настю? И не замял разговор о бизнесе – чтобы никогда больше к нему не возвращаться? А ведь мог бы… И Настена тогда, возможно, навсегда осталась бы с ним. И была бы сейчас рядом: такая же, как той ночью, желающая и желанная…
Но тогда, в октябре девяностого, Арсений в ответ на откровенное предложение Насти лишь яростно помотал головой.
– Нет!.. Мы никуда не пойдем! Пока. Я хочу договорить – раз уж начал.
– Ну конечно, – усмехнулась Настя и вернула халат на место. – Как не остановить бегущего бизона, так не остановить поющего Кобзона… Так же не остановить мужчину, вдруг начавшего говорить!..
– Прошу заметить, милая моя: я говорю о деньгах. А это главное, что интересует женщин.
– Не всех, – улыбнулась Настя. – Советских женщин больше интересует рост производительности труда в масштабах СССР. А также целый ряд других вопросов. Где, к примеру, купить колготки. И масла…
– Ну, сливочного масла ты сейчас нигде не купишь… Но это, дорогая, все пройдет. Перестройка дурацкая кончится. За пятьсот дней, или там за тысячу дней… И в Союзе – тоже все будет… Как где-нибудь в Австрии или Финляндии… И начнется у нас, как и на проклятом Западе, нехватка одной-единственной вещи – денег. А все остальное – будет.
– Только вот жить в это время прекрасное не доведется ни мне, ни тебе… – вздохнула Настя.
– Ладно. – Сеня пристукнул бокалом по столу. – Вернемся к нашим баранам. А именно: к кооперативщикам, миллионерам и другим бизнесменам.
– Ты хочешь стать одним из них…
– Да, хочу. Но я не собираюсь открывать газету или частное издательство (а что, кстати, частное издательство – тоже неплохая идея!)…
– Издательство с газетой нельзя, – перебила Настя. – Ты бумаги не достанешь. Все фонды расписаны.
– Это я-то, со своими связями в «Совпромышленности», бумаги не достану?.. Да я, если хочешь знать, с самим министром лесной промышленности на дружеской ноге!.. Но я не об этом. К черту газету! К черту издательство!.. Я хочу открыть медицинский кооператив.