– Нет. Сейчас, как раненый солдат, слаб и деморализован. Нужно окрепнуть.
– Влюбился?
– На грани… – признался Костик и вдруг рассмеялся. – Не мужской разговор, да? Кто бы подслушал его, не поверил, что Сет и Ричи могут всерьез обсуждать такое… Все, забыли!
Предложение забыть поступило вовремя, потому что в кабинет ворвался Лаврушка с кипой папок. Ему подписали-таки заявление на отпуск, и он собирался передать свои дела коллегам. Сам же намылился в Арабские Эмираты. Его супруга желала не только моря и солнца, но и шопинга, а то, что в Шарже просто так не забухаешь и супруг будет весь отдых трезвым, было приятным для нее бонусом. Лаврушка согласился на поездку. Что ему еще оставалось? Но Аркадию заказал три литра самогонки, чтобы уложить в багаж. Авось на таможне не отберут…
Глава 6
Таня положила телефон, по которому только что разговаривала, и сказала сестре:
– Скоро у нас будут гости.
– И кто же почтит нас визитом?
– Женя Бородин.
Аня закатила глаза, но сохранила спокойствие и ровным голосом спросила:
– Он будет с кем-то?
– Один.
– Тогда почему ты употребила множественное число? Сказала «будут гости»?
– Не придирайся к словам.
– Хорошо, – пожала плечом Аня. – Через какое время он явится?
– У нас есть час на то, чтобы убраться.
– Мы недавно это делали.
– Шесть дней назад. Пыль успела скопиться, и нужно протереть ее.
– А не лучше ли потратить время на приготовление шарлотки? Гостя нужно угостить, а у нас нет ничего к чаю. Все равно в кухне будем сидеть. Наполним ее ароматами?
Предложение было отличным. Сестры неплохо готовили. А пекли вообще великолепно. Точнее, кулинарным талантом могла похвастаться Таня, но Аня отлично подготавливала продукты: красиво резала овощи, отбивала мясо, превращала белки в безе. Сестры Сомовы были идеальной поварской мини-командой.
– А что, идея, – поддержала Аню Татьяна. – Яблок полно – Женя нам целый пакет собрал. Сахар, яйца, мука – все есть.
– Тогда за дело?
И девушки взялись за приготовление шарлотки.
Пока сестра резала яблоки, Таня занималась тестом. Хотелось, чтоб оно получилось идеальным, поэтому она сосредоточила на нем свое внимание. А когда отвлеклась, оказалось, что Аня почистила и порезала все яблоки.
– Куда ты столько накрошила? Нам такое количество не нужно.
– Увлеклась, – хмыкнула Аня. – Но ничего, я сок сделаю. Занимайся шарлоткой, а я им.
Давно Сомовы так слаженно не работали и так мирно не беседовали.
Когда пирог отправился в духовку, девушки пошли прихорашиваться. Аня просто умылась и припудрила раскрасневшееся лицо, а Таня накрасилась и уложила волосы.
Женя явился ровно через час, шарлотка к тому времени еще не испеклась, но распространила свой аромат по всей квартире.
Бородин пришел не с пустыми руками. Принес торт для всех и смешную маленькую игрушку для Тани. Он передал ее так, чтобы Аня не заметила.
– Как у вас вкусно пахнет! – воскликнул Женя.
– Мы испекли для тебя шарлотку. Надеюсь, ты любишь ее?
– Обожаю.
– Вот и отлично. А я неравнодушна к «Праге», – сказала Таня: ведь именно этот торт принес Женя. Аня скорчила уничижительную гримасу – они обе не любили шоколад и любые кондитерские изделия с ним. А еще сестра ждала шампанского или вина, а получила дрянной торт.
Прошли в кухню. Бородин занял предложенный ему табурет.
– Соку? – Аня подвинула к нему стакан.
– Нет, спасибо.
Сестра посуровела:
– Отказ не принимается, потому что этот сок готовила лично я.
– Получился всего стакан? – спросила Таня.
– Да, не очень сочными яблочки оказались. Но это и хорошо, нам нужно воздерживаться от кислого – у меня изжога с утра.
Женя сделал пару глотков сока.
– Как? – полюбопытствовала Аня.
– Ты права, кисловат.
– Сахарок на столе, посласти.
Бородин не стал спорить. Он старался понравиться Ане, поэтому вел себя паинькой. Но и она старалась:
– Как прошел твой день? Чем занимался?
– Встречался кое с кем.
– С издателем? – встрепенулась Таня. Женя покачал головой. – Но вообще есть какие-то новости от него?
– Девочки, у вас пирог не горит? Пахнет…
– Ой, и правда! Мы газ не убавили, дурочки. – Таня схватилась за ручку духовки, а Аня за переключатель температуры. Плита в их доме была допотопной, еще советской, и нужно было строго следить за процессом приготовления пищи, а они отвлеклись.
– Можно вынимать, мне кажется.
– Да, выглядит готовым. – Таня натянула на руку термоперчатку и достала из духовки шарлотку. Она изумительно пахла и выглядела сносно – подгорел только один бок.
– Как вы относитесь к современному искусству? – спросил Женя.
– Ты наш пирог хочешь причислить к его шедеврам? – хохотнула Аня.
– Имею намерение пригласить вас в мастерскую одного своего знакомого скульптора, который творит в стиле… стимпанк, кажется? Я точно не помню.
– Это очень интересно, – с энтузиазмом воскликнула Таня и обратилась к сестре: – Что скажешь?
– Любопытно было бы взглянуть на «шедевры» из мусора, но не сегодня.
– Да, я тоже думаю, что нужно другой день выбрать, – кивнул Женя. Он был грустен, но старался этого не показывать. Тане казалось, что он хочет с ней поделиться чем-то, но при Ане не решается. «Но это ничего, – успокоила себя она. – Мы можем добиться приватности при помощи интернета. Я хоть сейчас бы написала ему, и он бы мне ответил, но мы впервые нормально общаемся втроем…»
– Можно воды попросить? – обратился к Тане Евгений.
– Сейчас будет чай.
– В горле что-то першит… – Он кашлянул.
– Я налью. – Аня схватила графин и плеснула в опустевший стакан Жени воды. Он жадно ее выпил. – Яблочки твои, прямо скажем, не ахти. Оскомину набивают, да?
Сестра не была бы собой, если бы не язвила. Таня не стала ее одергивать, а занялась шарлоткой. Поскольку она с одного края подгорела, пришлось уголок срезать, а «рану» посыпать сахарной пудрой. От этого пирог только выиграл.
– Извините, девочки, я в уборную, – сказал Женя и торопливо зашагал к туалету.
– Какой-то он сегодня странный, – заметила Аня. – Вздрюченный и лицо красное. Не заболел ли?
Таня пожала плечом. Ее саму Бородин беспокоил. Пока он пропадал в уборной, сестры разлили чай, разрезали пирог и водрузили тарелку с ним в центр стола.
Вернулся Женя. Лицо его стало еще краснее.
– Тебе нехорошо? – обеспокоенно спросила Таня.
– Честно признаться, да, перенервничал сегодня.
– Валерьяночки? – предложила Аня.
Бородин покачал головой. Ему на глазах становилось хуже. Покрасневшее лицо покрылось обильным потом, руки стали подрагивать.
– Я с вашего позволения еще раз в уборную схожу…
Он встал, сделал несколько шагов и вдруг осел. Как будто опустился на колени, чтобы помолиться.
Таня хотела броситься к нему, но Аня встала как вкопанная, да еще вцепилась в ручку двери, не давая сестре переместиться.
– Ты что творишь? – вскричала Татьяна. – Ему плохо, разве не видишь?
– Вижу, – усмехнулась сестра. – Не ожидала, что яд так быстро подействует.
– Какой еще…
– Я сделала его из твоих растений. Собрала самое ядовитое: стебли, цветки, листья – у кого что позаимствовала. И пропустила в соковыжималке вместе с яблоком. Славно, что ты мечтательная, витающая в облаках дура.
– За что ты с ним так?
– Не с ним – с тобой. Я осталась без мужчины, значит, и у тебя его не будет!
Часть пятая
Глава 1
Нурлан сидел на диване, утопая в горе расшитых вручную подушек, и смотрел «Рэмбо, первая кровь». На его худых коленях стоял поднос, на нем – тарелка, наполненная гренками, и вазочка с аджикой. Есть ее он не мог, острое было противопоказано его желудку, но нюхать-то любимую приправу никто не запрещал.
Джумаеву захотелось чаю. Но принести его было некому, пришлось самому вставать. Сиделку он не нанял, хотя обещал доктору это сделать, постоянной прислуги не имел, а Абзал умер.
«Укушенный остался жив – собака околела!» – припомнил Нурлан строку из шуточной элегии английского литератора Голдсмита. В ней взбесившаяся дворняга покусала своего двуногого друга, и все пророчили ему скорую смерть, но… Человек остался жив… Собака околела.
Нурлан не знал точно, сколько времени племянник пичкал его ядом. Наверное, недолго, иначе он давно скончался бы. Резкое ухудшение состояния Джумаев ощутил две недели назад, когда проснулся утром без боли. Казалось бы, счастье! Все нездоровые люди мечтают о телесном покое. Но Нурлан был не из их числа. Боль не давала ему раскиснуть, она держала в тонусе, напоминала, что он все еще жив. Джумаев не был оголтелым мазохистом и прибегал к обезболивающим препаратам, если не было сил ее терпеть, но пятибалльную (по десятибалльной шкале) выносил. А на дискомфорт, покалывание, ломоту даже не обращал внимания…
В тюрьме Нурлана чуть не убили. Он не прогнулся под авторитетного рецидивиста, и за это его наказали. Не просто избили, а скинули в строительную яму – на территории зоны силами заключенных возводился новый корпус – и закидали землей. Слой ее оказался не толстым, это и спасло Джумаева. А еще боль! Во всем его истерзанном теле. Нурлан специально резко поворачивался, щипал себя, бился головой о дно ямы, чтобы не впасть в блаженное беспамятство.
Его нашли охранники и перенесли в больничку. Врач, осмотрев заключенного, сказал: «Не жилец». Но Нурлан боролся. И боль ему в этом помогала.
С тех пор она стала его вечной спутницей. Поэтому, когда Джумаев проснулся, а она нет… он испытал тревогу. Что-то не так, понял он, но паниковать не стал. Когда через день боль не вернулась, он поделился своей тревогой с племянником. «Волшебные пилюли действуют!» – радостно вскричал он. Нурлан готов был поверить в живительную силу экспериментального лекарства, если бы не постоянная слабость. Он валился с ног через несколько часов после пробуждения. Племянник успокаивал, говорил, что это нормальная реакция организма на препарат, и велел ждать момента, когда он адаптируется. Но Нурлан чувствовал, что угасает. Преодоление боли давалось ему легче, чем борьба с недомоганием, похожим на угасание.