— Нам хочется приходить и уходить, когда вздумается и куда вздумается — пояснил его приятель. — Правда, сейчас у нас тоже нет такой возможности. Мы не рискуем выбираться из Шайенна, иначе нас сцапают жестянки.
— А почему они сюда не заходят? — спросил Николас.
— Почему не заходят? — возразил Блэр, — Заходят, просто… не слишком усердствуют — уловил, о чем я? В основном делают вид, будто ищут. Понимаешь, эта территория — часть нового поместья, которое только формируется, даже вилла — главное здание — еще не достроена, да и все остальное тоже. К тому же здесь до сих пор «жарко». Но один янсмен все же поселился на этой земле — решил попытать удачу. Даже пытается здесь обжиться. Если ему это удастся и радиация его не прикончит, то территория станет его собственностью, его поместьем, а сам он станет доминусом.
— Дэвид Лантано, — сказал Николас.
— Верно, — кивнул Блэр и как-то странно посмотрел на него. — А ты откуда знаешь?
— Это были его жестянки, — ответил Николас, — Ну, те, что меня сцапали.
— И они собирались тебя убить?!
Он кивнул.
Бородачи переглянулись — озабоченно и смущенно.
— А Лантано был в тот момент на вилле? Он дал «добро»?
— Нет, — ответил Николас. — Они пытались связаться с ним, но не смогли. Поэтому сами приняли решение.
— Тьфу, дубины! — выругался Блэр. — Лантано никогда бы им такого не позволил, голову даю на отсечение. Он бы их в порошок стер. Понимаешь, изначально «жестяные девы» были созданы, чтобы убивать. Насколько я знаю, многие из них даже успели повоевать. У них просто рефлекс уничтожать все живое. Если только доминус не прикажет им сделать что-то другое. Но все равно, тебе чертовски повезло, что ты выбрался из такой передряги живым. Черт, у меня прямо мурашки по коже. Нет, серьезно…
— Слушай, — перебил его другой бородач, — он что-то говорил про Янси. Думаешь, такое возможно?
— Я действительно его видел, — повторил Николас. — Это точно был он.
— «И узрел я Господа. Вы сомневаетесь в этом? Вы смеете сомневаться?» — Джек Блэр явно цитировал какой-то одному ему известный текст. — Слушай, а каким оружием пользовался этот парень — ну, который тебя спас? Лазерным пистолетом?
— Нет. Жестянки просто рассыпались, — сказал Николас. — В пыль, — он пытался объяснить им, с какой беспощадной быстротой были уничтожены роботы. — В груду обломков. К тому же, по-моему, ржавых. Это вам о чем-нибудь говорит?
Блэр медленно кивнул.
— Ясно. Какая-то навороченная янсменская хлопушка. Значит, парень, который тебя спас, — янсмен, у нас таких штук просто быть не может. Я даже не знаю, как оно называется, — скорее всего, сохранилось со времен войны. У янсменов такого добра навалом. Время от времени у янсменов, что живут друг с другом по соседству, случаются приграничные конфликты — ну, они начинают выяснять, где кончаются земли одного и начинаются земли другого. Оба сломя голову несутся на маленьких флапперах в арсенальную секцию нью-йоркских архивов Агентства— кстати, там же хранят все пленки с речами Янси, — а потом обратно к себе в поместья. И тут начинается потеха. Они бросают в бой свои маленькие армии жестянок, те палят друг в дружку, как сумасшедшие… В итоге разнесут по дюжине жестянок с каждой стороны — и на этом успокаиваются. Потом покалеченные жестянки отправляются на ремонт в ближайший «термитник». Кроме того, снизу поступают свежеизготовленные жестянки, так что свита постоянно пополняется.
— У некоторых янсменов в поместьях по паре тысяч жестянок, — вмешался один из бородачей. — Целые армии.
— Например, у Броуза, — подхватил Блэр. — По слухам — десять или одиннадцать тысяч. Официально жестянки Зап-Дема считаются армией под командованием генерала Хольта. Ты знаешь, что он может отменить приказ любого янсмена, любого доминуса любого поместья и даже использовать их жестянок? Но к Броузу это не относится, — добавил он упавшим голосом. — Никто не может отменить приказ Броуза. Броуз стоит выше всех. Например, только он имеет доступ в арсенал, где хранят самые навороченные образцы оружия — оружие, которым так и не воспользовались, — по-настоящему страшные штуки. Если бы ими воспользовались, скорее всего, и планеты бы этой уже не было. Так что война закончилась очень вовремя. Еще бы месяц и… конец, — он махнул рукой.
— У вас не найдется закурить? — спросил Николас.
Четверка посовещалась, потом Николасу неохотно протянули пачку «Лаки Страйк». Он осторожно вытащил сигарету, а драгоценную пачку вернул владельцам.
— Во всем приходится себя ограничивать, — извиняющимся тоном пояснил Блэр, давая Николасу прикурить. — Понимаешь, этот новый доминус, у которого здесь будет поместье, — Дэвид Лантано — он, в общем-то, неплохой малый. Я уже говорил, что он не дает воли своим жестянкам — чтобы они нас не отстреляли и не отправили в какой-нибудь жилкомп. Получается, он вроде как о нас заботится. Дает нам еду… — Блэр на мгновение смолк, взглянул на Николаса с каким-то непонятным выражением. — И сигареты. Да, он действительно пытается нам помочь. И еще таблетки. Он самолично приносит нам таблетки от радиации — если не ошибаюсь, они помогают восстановлению красных кровяных телец. Он сам глотает эти таблетки — это я точно знаю.
— Он болен, — пояснил другой экс-термит. — Он сильно облучен. Понимаешь, по закону он должен проводить здесь, в этом пекле, не менее двенадцати часов в сутки. И, в отличие от нас, не имеет права прятаться по подвалам. Мы вообще редко выходим наружу. Сейчас, например, вылезли только потому, что заметили тебя.
Он обернулся к Блэру и нервно добавил:
— Кстати, нам давно пора возвращаться в нору. Мы и так уже нагулялись, — он кивнул в сторону Николаса. — А он — тем более. Он уже несколько часов бродит по поверхности.
— Вы хотите взять меня с собой? — спросил Николас. — Как я понимаю, ребята, я могу жить у вас?
— Само собой, — кивнул Блэр. Наша община так здесь и образовалась. Неужели ты решил, что мы дадим тебе пинка под зад? С чего ты взял? — похоже, он не на шутку рассердился. — Чтобы тебя пришила какая-нибудь жестянка, или… — он не договорил. — Можешь считать это благородным жестом. Живи здесь, сколько захочешь. Потом разберешься, что к чему, и будешь думать, оставаться или отправиться в жилкомпы — если не ошибаюсь, там живет несколько сотен тысяч бывших «термитов». Во всяком случае, решать тебе. Только не спеши. Для начала осмотрись.
Он зашагал к руинам по чуть заметной тропке, которая больше всего походила на козью тропу. Остальные, включая Николаса, цепочкой потянулись за ним.
— Иногда проходит не одна неделя, — Блэр поглядел на него через плечо, — пока ты по-настоящему придешь в себя и выкинешь из головы все, чем тебя пятнадцать лет пичкали по «кабелю».
Он помолчал, потом на секунду остановился и, повернувшись, проговорил очень серьезно:
— Может быть, умом ты все это принимаешь, но сердцем — я точно знаю — ты просто не в состоянии это принять — вот так, сразу. Это для тебя слишком. Нет никакого Янси. И никогда не было — слышите? Никогда не было, мистер Сент-Николас.
— Меня зовут Николас Сент-Джеймс, — поправил его Николас.
— Так вот, никакого Янси никогда не существовало. Война была, с нее все и началось, сам видишь, — он обвел рукой развалины, покрывающие десятки миль. То, что осталось от Шайенна. — Янси был придуман Стэнтоном Броузом. А саму идею он позаимствовал у одного западногерманского режиссера. Возможно, ты о нем слышал. Правда, когда он умер, тебя еще на свете не было. Но его «Победу на Западе» — это документальный фильм о Второй мировой войне, двадцать пять серий — все равно гоняли по ТВ. Я тогда еще пешком под стол ходил, но помню очень хорошо.
Николас кивнул.
— Готлиб Фишер. Конечно, помню.
Он тоже — причем не раз и не два — видел этот документальный сериал, ставший классикой. Фильм Фишера ставили в один ряд с «Голубым ангелом», «На Западном фронте без перемен» и «Головокружением».
— Так это он придумал Янси? Готлиб Фишер? — он шагал в хвосте процессии — возбужденный, встревоженный и совершенно сбитый с толку. — Но зачем?
— Ради власти, — бросил на ходу Блэр. Вся четверка то и дело ускоряла шаг, торопясь поскорее вернуться в свое «логово»— глубокий подвал, уцелевший после взрыва водородных бомб, которые превратили город в кучу развалин.
— Власть, — понимающе откликнулся Николас. — Ясное дело.
— Только, если ты помнишь, Фишер сгинул во время той злополучной экспедиции на Венеру. Ему так хотелось быть в числе первых космических путешественников. Он просто не мог не полететь — ну, и получил свое, потому что…
— Помню, помню, — перебил его Николас. Об этом случае писали на первых полосах всех газет. Безвременная трагическая гибель Готлиба Фишера: при входе в атмосферу на его корабле взорвался двигатель… Фишеру было под сорок. Никому после него не удалось создать ни одного документального или художественного фильма, подобного «Победе на Западе». Это было время бездарностей. Правда, накануне войны появились довольно интересные экспериментальные фильмы какого-то русского — или советского — режиссера. Его работы в Зап-Деме были запрещены… как его звали?
Стараясь не отстать от энергично шагающих бородачей, Николас наконец вспомнил фамилию этого русского. Эйзенблат. Если верить Блэру, теперь этот человек снимает поддельные батальные эпизоды, которые показывали жителям убежищ Зап-Дема и Нар-Дема — наглядное подтверждение той лжи, которая содержалась в речах Янси. Жители Зап-Дема наконец-то получили возможность увидеть фильмы Эйзенблата.
Очевидно, отношения между Востоком и Западом наладились. Теперь Эйзенблат не считается «вражеским» режиссером, как было в те времена, когда Николаса Сент-Джеймса, его жену Риту и его младшего брата Стью буквально под дулом пистолета заставили спуститься в «Том Микс». Тогда они думали, что это самое большее на год… или, по самым пессимистичным прогнозам, на два.
Пятнадцать лет. И из этих пятнадцати…
— Скажите мне честно, когда закончилась война, — сказал Николас, — Сколько лет назад?