Но на самом деле все было куда сложнее. Когда у Шелби Лейна — Адамс был частым гостем в его поместье в Орегоне — отказала почка, необходимого артифорга на складе не оказалось, хотя все прекрасно знали, что почки есть. Лежа в своей огромной спальне, окруженный встревоженными «жестянками» Лейн не поверил своим ушам, когда ему объяснили, что произошло. Оказывается, Броуз заранее закрепил за собой эти три искусственные почки. Он присвоил эти чертовы почки, «заморозил» их на складе, лишил остальных возможности ими воспользоваться, и эту «опережающую» заявку почти признали законной… Бедняга Лейн обратился в Примирительный Совет, или, как его называли, Прим-Совет, который постоянно заседал в Мехико-Сити, вынося решения по территориальным спорам между владельцами поместий. В состав этого совета входило по одной «жестяной деве» каждого из существующих типов. Лейн не проиграл это дело, но и не выиграл, поскольку умер. Он умер, дожидаясь решения по делу о прикреплении. А Броуз — Броуз продолжал жить, зная, что его почки могут отказать еще трижды. Можно было подать иск в Прим-Совет — и не дождаться решения, подобно Лейну, а после смерти истца иск автоматически аннулировался.
Жирный старый клоп, подумал Адамс. И тут впереди показался Нью-Йорк — его шпили, послевоенные высотные здания, эстакады и туннели. И флапперы, похожие на фруктовых мушек, — подобно его собственному, они несли янсменов в офисы. Понедельник начался.
А через несколько мгновений его собственный флаппер, подобно фруктовой мушке, уже парил над особенно высоким зданием цвета «кардинал»[10]. Это и был дом 580 по Пятой авеню, главный офис Агентства.
По большому счету, Агентство занимало весь город. Все здания вокруг были частью гигантского аппарата, а дом 580 — лишь его центральным органом. Но именно здесь Джозеф Адамс исполнял свои непосредственные обязанности, здесь он окапывался, обороняясь от конкурентов, равных ему по уровню. Он был первоклассным сотрудником… а в его дипломате, который он теперь с надеждой прижимал к себе, лежал первоклассный материал — и он это знал.
Может быть, Линдблом прав. И русские действительно собираются бомбить Карфаген[11].
Он посадил флаппер на крышу, на пандус посадочной площадки, коснулся кнопки скоростного спуска — и машина заскользила вниз, на его этаж, к его офису.
Он вошел к себе в кабинет с дипломатом в руке, не ощутив ни тени, ни проблеска тревоги, — и замер: перед ним, мигая и щурясь, колыхалась бесформенная туша, шевелящая своими псевдоподиями, как тюлень плавниками, разевая рот в подобии довольной улыбки. Туша радовалась, видя его растерянность, его страх, который наводила как своим внешним видом, так и своим положением.
— Приветствую, мистер Адамс. Не уделите мне пару минут, сэр?
Каким-то непостижимым образом оно втиснулось в его кресло и поместилось за столом. Это был Стэнтон Броуз собственной персоной.
Глава 6
— Разумеется, мистер Броуз.
Джозеф Адамс почувствовал тошноту, рот наполнился слюной. Джо отвернулся и поставил дипломат на пол. Трудно было ожидать, что организм так отреагирует, — впрочем, как и на появление Броуза в его собственном кабинете. Нет, он не был испуган, не был устрашен. Он даже не испытал ярости от того, что Броуз ввалился сюда и ему не помешали хитроумные замки — он ввалился сюда и расположился, как у себя дома. Нет, все это не в счет. Его выворачивало, и тошнота затмевала все остальное.
— Может быть, вам требуется некоторое время, чтобы прийти в себя, мистер Адамс? — голос был вкрадчивый, тонкий —. казалось, в надувную игрушку вселился злой дух, развлекающийся с натянутой мембраной.
— Д-да, — отозвался Адамс.
— Пардон… Вы же знаете, я ничего не слышу. Я должен видеть ваши губы.
Мои губы, подумал Адамс. Он повернулся к Броузу.
— Извините, один момент. У меня проблемы с флаппером.
Он вспомнил, что оставил во флаппере своих четырех верных спутников. Жестянки-ветераны, его телохранители.
— Позвольте… — начал он, но Броуз перебил — не то чтобы грубо, а так, словно Адамс не сказал ни слова.
— Мы выпускаем новый проект исключительной важности, — затренькал он. — Вам поручается писать для него текст. Смысл состоит в следующем…
Броуз смолк, вытащил из кармана огромный отвратительный платок и промокнул им рот, словно возвращая бесформенной плоти, похожей на кусок теста или мягкий пластик, прежнюю форму.
— В ходе работы над этим проектом — никаких документов, никаких телефонных разговоров. Словом, никаких записей. Все обсуждать только устно, только с глазу на глаз: я, вы и Линдблом, который будет строить макеты.
Ха, торжествующе подумал Адамс. Агентство Вебстера Фоута, всемирное частное разведывательное управление со штаб-квартирой в Лондоне, уже сунуло свой нос в твои дела и разнюхало все, что хотело. Несмотря на меры безопасности, которые сделали бы честь психопату, Броуз проиграл, даже не начав игру. Вряд ли что-то могло доставить Адамсу большее удовольствие. Тошнота отступила. Он закурил сигару, прошелся по кабинету и с самым серьезным видом кивнул. Он просто сгорает от желания участвовать в этом жизненно важном, строго секретном предприятии.
— Конечно, сэр, — сказал он.
— Вы наверняка знаете Луиса Рансибла.
— Да, это тот, что строит жилкомпы, — кивнул Адамс.
— Смотрите на меня, Адамс.
Глядя прямо на него, Джозеф Адамс продолжал:
— Я пролетал над одним из его жилкомпов. Средневековые башни, да и только.
— Ну да, — пропищал Броуз, — они предпочли выбраться наружу. И оказались неспособны воссоединиться с нами — а мы не нашли им применения. На что еще они могли рассчитывать, кроме этих многоэтажных ульев? По крайней мере, они могут играть в китайские шашки. Куда более спокойное занятие, чем сборка «жестяных дев».
— Понимаете, — сказал Адамс, — между моим поместьем и Нью-Йорком три тысячи миль — одни прерии. Я пролетаю над ними каждый день. Причем дважды. И иногда это наводит на размышления. Я помню, каким было это место до войны, до того, как им пришлось укрыться в этих термитниках.
— Иначе, Адамс, они бы погибли.
— О да, — протянул Адамс, — я понимаю; они бы погибли, превратились бы в пепел, и жестянки замешивали бы его в строительный раствор. Просто иногда я думаю о шоссе 66.
— Ч-щ-щ-то такое, Адамс?
— Автострада. Она соединяла города.
— А, понимаю. Скоростная автомагистраль!
— Нет, сэр. Просто шоссе. Впрочем, это неважно.
Он почувствовал, как накатила усталость — такая сильная, что на долю секунды возникла мысль: сердечный приступ или какое-то еще серьезное физическое недомогание. Он осторожно положил сигару, уселся в кресло для посетителей по другую сторону стола, растерянно моргая, глубоко дыша и пытаясь понять, что происходит.
— О’кей, — наконец продолжал Адамс. — Я знаю Рансибла. Сейчас он наслаждается жизнью в Кейптауне и действительно — я это точно знаю — пытается создать нормальные условия для бывших обитателей убежищ. В квартирах есть встроенные электроплиты, шкафы-свиблы, трехмерные телевизоры, ковры из псевдошерсти во всю стену, на каждые десять человек выделяется «жестянка», которая делает всю черную работу — ну, убирает, моет… так в чем же дело, мистер Броуз? — он ждал, тяжело дыша от волнения.
— Недавно, — ответил Броуз, — одно «горячее пятно» в Южной Юте неподалеку от Сент-Джорджа остыло… правда, на картах оно отмечено по-прежнему. Это почти на границе с Аризоной. Сплошные красные скалы и больше ничего. Рансибловские счетчики Гейгера засекли падение уровня радиации раньше всех остальных, и Рансибл тут же застолбил участок, оформил заявку, ну и все такое прочее. — Броуз сделал неопределенный жест, выражающий «я не одобряю, но вынужден смириться». — Он намерен через несколько дней отправить туда свои бульдозеры-автоматы и готовить площадки под новое скопище своих жилкомпов… Знаете, у него полным-полно всякого металлолома, который он таскает за собой по всему миру.
— Ему это необходимо, — заметил Адамс. — Вы видите, что за дома он строит. Зато жилкомпы растут как грибы.
— Короче говоря, — сказал Броуз, — этот участок нужен нам самим.
Врешь, подумал Адамс. Он встал, повернулся спиной к Броузу и сказал вслух:
— Врешь!
— Не слышу.
Адамс снова повернулся лицом к Броузу.
— Там одни скалы. Кому захочется строить там поместье? Боже мой, да ведь кое у кого из нас владения площадью по полтора миллиона акров!
Он пристально поглядел на Броуза. Это просто не может быть правдой, сказал он себе. Рансибл оказался там первым, потому что никому до него не было дела до того, какой там уровень радиации. Никто не платил Вебстеру Фоуту и его полевым бригадам, чтобы они вели наблюдение за этим участком. Рансибл получил его благодаря простой халатности. Так что не пытайся пудрить мне мозги, Броуз. Он почувствовал, как ненавидит эту тушу в своем кресле. Тошнота исчезла, уступив место подлинным эмоциям.
Очевидно, Броуз прочел это на лице Адамса.
— Допускаю, место, скорее всего, действительно негодное, — великодушно согласился он. — И до войны было таким, и осталось.
— Если вы хотите, чтобы я возглавил аудиочасть проекта, — заявил Адамс — он почти не верил, что осмеливается сказать такое в лицо самому Броузу, — то лучше расскажите как есть. Я очень плохо себя чувствую. Я всю ночь писал речь — от руки. А еще меня страшно достал туман. Он постоянно меня достает. Я зря приобрел поместье на побережье, да еще к югу от Сан-Франциско. Наверное, в Сан-Диего мне было бы лучше.
— Ладно, — отозвался Броуз. — Слушайте. Вы правы. Нас совершенно не интересует эта сухая пустошь на границе Юты и Аризоны. И никого из янсменов не интересует, разве что ради мрамора. Вот, взгляните.
Его плавники-псевдоподии каким-то чудом извлекли из-под стола сверток и развернули на столе, как рулон с образцами обоев.