Война закончена. Одна из сторон победила или как-то иначе, но бои завершились, и теперь эти лиди не принадлежат ЗапДему и не являются частью армии правительства, а являются собственностью человека, чье имя отпечатано на них, этого Дэвида Лантано. И это от него они получают приказы – когда им удается его найти. Но именно сейчас его нет поблизости, чтобы я мог апеллировать к нему. И поэтому мне придется умереть.
– Полиграф, – сказал раненый лиди, – указывает на серьезный мыслительный процесс со стороны мистера Сент-Джеймса. Возможно, было бы гуманным информировать его о том, что… – Он прервался. Потому что его распылило; там, где он стоял, возник фонтан разрозненных фрагментов, вертикальная колонна, что покачнулась и мгновенно рассыпалась. Второй лиди крутнулся вокруг, совершив полный оборот, словно некий металлический шпиль; он опытным взглядом выискивал источник той силы, что уничтожила его компаньона, но пока он делал это, концентрированный луч смерти коснулся и его, и он прекратил вращение. Он сложился внутрь, рассыпался на части и затих, и Николас остался в полном одиночестве, без компании чего-либо, что жило, или говорило, или думало, даже искусственных существ; повсеместная тишина заместила хищную активность двух лиди, что вот-вот должны были разделаться с ним, и он был рад этому, испытывал невероятное и абсолютное облегчение из-за их уничтожения и все же был в растерянности; он посмотрел во все стороны, как и второй лиди, и, так же как тот, не увидел ничего – лишь булыжники, редкие пучки сорной травы да вдали руины Шайенна.
– Эй, – позвал он громко; он начал расхаживать взад и вперед, глядя под ноги, словно мог случайно споткнуться об это доброжелательное создание в любой момент, словно бы оно могло быть размером с муху, с жучка под его ногами, чем-то ничтожным по размерам, что он мог найти, лишь буквально чуть не наступив на него. Но он так и не нашел ничего. И тишина длилась.
– Иди в Шайенн, – прогремел вдруг усиленный мегафоном голос.
Николас подпрыгнул, обернулся; за одним из валунов прятался человек, что говорил с ним, но скрывался. Почему?
– В Шайенне, – продолжал громовой голос, – ты найдешь бывших танкеров, что попали туда раньше. Не из твоего танка, конечно. Но они примут тебя. Они покажут тебе глубокие подвалы, где радиация минимальна, где ты будешь в безопасности какое-то время, пока не решишь, что хочешь делать.
– Я хочу артифорг, – сказал он упорно, словно руководствуясь вбитым, машинным рефлексом; это было все, о чем он мог сейчас думать. – Наш главный механик…
– Я понимаю, – сказал гремящий голос. – Но советую по-прежнему: иди в Шайенн. Пешком туда идти не один час, а эта местность горячая, радиоактивная; тебе нельзя оставаться тут слишком долго. Спускайся в подвалы Шайенна!
– И ты не скажешь мне, кто ты?
– Тебе обязательно это знать?
Николас ответил:
– Нет, мне не обязательно это знать. Но мне бы хотелось. Это бы многое для меня значило. – Он подождал. – Пожалуйста, – добавил он.
После паузы очевидного и открытого нежелания некая фигура выступила из-за одного из валунов – так близко к нему, что он отпрянул; механическое усиление голоса оказалось технической обманкой для того, чтобы сбить с толку, не дать обнаружить источник звука – и как он, так и второй лиди попались на эту уловку, создающую фальшивое впечатление большой громкости и расстояния. Все это было обманом.
А показавшаяся фигура принадлежала…
Тэлботу Янси.
13
Стоящий у дальнего конца стола Верн Линдблом сказал:
– Думаю, этого хватит. – Он указал на несколько объектов, напоминающих оружие, а затем на аккуратно обернутые в пластик кости и черепа. Земные и внеземные; два разных, лежащих пока порознь вида, которым предстояло вскоре смешаться в земле Юты.
Джозеф Адамс был впечатлен. Профессионалу Линдблому не потребовалось много времени. И даже Стэнтон Броуз, явившийся в своем специальном самоходном кресле, выглядел удивленным. И, само собой, крайне довольным.
Еще один присутствующий не выразил никакой реакции; ему этого не было позволено: он мялся на заднем плане. Адамс задумался, кто бы это мог быть, и довольно быстро догадался, передернувшись от отвращения, что четвертым здесь был шпион Броуза, проникший в команду Рансибла; перед ним был Роберт Хиг, который должен будет найти один или несколько – начать процесс обнаружения – этих артефактов.
– Мои статьи, – сказал Адамс, – даже в черновиках еще не готовы. А у тебя уже сами артефакты сработаны! – Строго говоря, он пока только начал первую страницу первой статьи; пройдут дни, пока он закончит всю серию из трех статей, передаст их в цеха Агентства, чтобы их отпечатали в журнальной форме и скомбинировали с другими, скорее всего настоящими, научными статьями тридцатилетней давности, в довоенных выпусках Natural World.
– Не переживайте, – пробормотала ему древняя оплывшая масса в моторизованном кресле. – Нам не потребуются эти выпуски Natural World до тех пор, пока наши юристы не потащат Рансибла в Дисциплинарный совет, а на это потребуется время; пишите так быстро, как можете, но мы можем двигаться по плану вперед и закопать эти предметы – нет необходимости ждать вас, Адамс. – И Броуз прибавил, словно бы случайно: – Слава богу.
– Мы тут узнали одну вещь, – сказал Адамсу Линдблом. – Частные детективы Фута, которым Рансибл платит, предупредили его или вот-вот предупредят, что против него планируется кое-что. Кое-что именно такого рода. Но люди Фута никак не могут знать, что конкретно. Если только один из нас четверых в этой комнате не агент Уэбстера Фута, но это кажется маловероятным. В конце концов, знаем лишь мы четверо.
– И еще один человек, – поправил Броуз. – Девушка, которая делала исходные чертежи, особенно крайне правдоподобные остатки инопланетных черепов. Потребовались весьма обширные познания в антропологии и анатомии, чтобы составить эти спецификации; ей нужно было точно знать, какие отличия от Homo sapiens необходимо подчеркнуть… увеличенные надбровные дуги над глазницами, недифференцированные коренные зубы, отсутствие резцов, более узкий подбородок, но увеличенный лобный отдел черепа, чтобы вместить высокоразвитый мозг объемом более 1500 кубических сантиметров; иными словами, изобразить расу, более эволюционно продвинутую, чем мы. И то же самое вот с этим. – Он указал на кости. – Ни один любитель не смог бы сесть и начертить большую и малую берцовые кости так, как это сделала она.
– А как насчет нее? – спросил Адамс. – Не выдаст ли она что-либо Рансиблу или людям Уэбстера Фута? – Как, подумал он, я все еще могу и сам поступить… о чем ты, Верн Линдблом, знаешь.
Броуз сказал:
– Она мертва.
Повисла тишина.
– Я выхожу из игры, – сказал Линдблом. Он обернулся и как сомнамбула направился к двери.
Мгновенно на его пути, блокируя дверь, из ниоткуда материализовались два агента Броуза в своих начищенных до блеска сапогах и с изысканно холодными лицами; господь милосердный, откуда они взялись? Адамс ужаснулся; они ведь на самом деле все это время были в комнате, но благодаря какому-то технологическому волшебству оставались абсолютно невидимыми. Это камуфляж, понял он; древний и популярный шпионский прием… они сливались с материалом стен комнаты.
Броуз сказал:
– Никто ее не убивал; у нее случился сердечный приступ. Слишком напряженная работа; она, к сожалению, надорвалась из-за весьма жесткого срока, что мы дали ей. Боже, она была ценным работником; гляньте только на качество ее работы. – Он ткнул пухлым и дряблым пальцем в ксерокопию исходного рулона со спецификациями.
Линдблом заколебался.
– Я…
– Это правда, – сказал Броуз. – Вы можете посмотреть медицинское заключение. Арлин Дэвидсон; ее поместье в Нью-Джерси. Вы знали ее.
– Да, верно, – сказал наконец Линдблом, обращаясь к Адамсу. – У Арлин действительно было увеличенное сердце, и ее предупреждали, чтобы она не перетруждалась. Но они… – Он злобно и в то же время беспомощно кивнул головой на Броуза. – Они насели на нее. Им непременно надо было иметь этот их материал к конкретной дате, по плану. – Он вновь повернулся к Адамсу. – Это как с нами. Я свою часть сделал; я умею работать быстро под давлением. А как насчет тебя? Ты точно доживешь до конца своих трех статей?
– Доживу, – сказал Адамс. У меня нормальное сердце, подумал он, и в детстве у меня не было ревматической лихорадки, как у Арлин. Но если бы она была, на меня бы давили все равно, Верн прав, как они и поступили с Арлин, даже если бы это убило меня; главное, чтобы я умер после того, как сделаю им работу. Он почувствовал слабость, бессилие и печаль. Наша фабрика лжи, подумал он, требует от нас многого; может, мы и правящая элита, но мы не сидим сложа руки. Даже самому Броузу приходится без устали работать. И это в его-то возрасте.
– А почему Арлин не получила искусственное сердце, артифорг? – подал голос Роберт Хиг, ошеломив этим всех присутствующих. Он говорил словно извиняясь, но вопрос и впрямь был хорошим.
– Сердец не осталось, – пробурчал Броуз, раздосадованный тем, что Хиг вступил в разговор. Тем более таким образом.
– Насколько я понимаю, как минимум два… – Хиг попытался продолжить, но Броуз резко оборвал его.
– Не осталось свободных, – уточнил он.
Иными словами, понял Адамс, они физически существуют на том подземном складе в Колорадо. Но они для тебя, неповоротливый, слюнявый, сопливый, гниющий и старый мешок с жиром; тебе нужны все искусственные сердца, что только существуют, чтобы поддерживать функционирование своего трупа. Очень жаль, что мы не можем воспроизвести тот процесс, что разработал единственный лицензированный довоенный производитель… очень жаль, что мы не можем выпускать сердце за сердцем сами, в цехах Агентства здесь, или хотя бы выслать по кабелю заказ в один из танков побольше, чтобы они собрали нам партию.
Черт, и ведь мы можем произвести здесь сердце, подумал он. Но это будет имитатор сердца; оно будет выглядеть как настоящее, биться как настоящее… вот только при попытке хирургически его вживить обман вскроется, как вскрывается все, что мы делаем. И