Предпоследняя правда — страница 38 из 43

И как только я доберусь до Кейптауна, сказал себе Фут, я настрою все виды новостных приемников и буду ждать без сна и отдыха, пока не услышу из Нью-Йорка весть о том, что Стэнтон Броуз, жирный и маразматично-хитрый кусок пластилина, мертв – если заговор внутри Агентства, составленный его самым младшим (господи, шестьсот лет от роду, и он младший?) и самым ярким генератором идей и спичрайтером, окажется удачным.

И после этого, возможно – надеюсь, – мы с Луисом Рансиблом сможем заключить договор и подумаем над тем, что нам делать дальше. Посмотрим, что же «необходимо» для нас.

Ибо сию секунду, господь свидетель, он этого не знал.

Он спросил своего спутника:

– А вы лично готовы в тот же момент, когда Броуз умрет, объявить себя перед Дисциплинарным советом единоличной исполнительной властью? Протектором всей Земли, превышающим по должности генерала Хольта в ЗапДеме и маршала…

– А разве не именно это уже известно каждому из сотен миллионов танкеров? Разве верховная власть Протектора не была окончательно установлена уже много лет назад?

– А что насчет лиди? – спросил Фут. – Подчинятся ли они вам? Не Хольту и не Харензани? Если дойдет до этого?

– Вы не учитываете одного: я имею легальный доступ к симулякру, той вещи у дубового стола; я программирую его – ввожу в него материалы для чтения через Мегавак 6-V. Так что я в каком-то смысле уже начал передачу власти; я просто сольюсь с симулякром, не отменяя его внезапно, а путем… – Лантано резко махнул рукой. – Правильным термином будет – объединение.

Фут усмехнулся.

– Вам не понравится быть прикрученным к тому столу.

– Я думаю, что без этой части как раз можно будет удачно обойтись. Янси может в реальности начать посещать некоторые из убежищ. Как Черчилль посещал разбомбленные районы во Вторую мировую. Эти эпизоды Готтлибу Фишеру не пришлось подделывать.

– А скажите, неужели за столетия жизни вы появлялись на публике лишь в одной эпизодической роли в фильме Готтлиба Фишера? В единственном воплощении американского генерала Второй мировой войны? Или… – И его экстрасенсорное чутье вдруг насторожилось; что-то было угадано и вот-вот должно было выйти на свет. – Не были ли вы у власти уже один или несколько раз – ограниченной власти, разумеется… не как сейчас, не всепланетной и верховной?

– Да, я в некотором смысле проявлял активность. В ряде случаев. Моя роль отличается эволюционной, исторической непрерывностью.

– В том числе известные даже мне имена?

Его спутник кивнул.

– Да. Несколько. – Он не уточнил, и было ясно, что он не собирается этого делать; просто молчал, а скоростной флэппл несся над неосвещенной поверхностью Земли в сторону Нью-Йорка.

– Не так давно, – осторожно начал Фут, не слишком надеясь получить ответ на этот довольно прямой вопрос, – некоторые из моих лучших дознавателей, работающие с танкерами, что пробурились и вышли на поверхность, обнаружили удивительный – для меня – факт: слабый телесигнал, не тот, что исходит по кабелю из Эстес-парка, уклончиво намекает, скажем так, на некоторые неточности в прежних официальных и якобы достоверных…

– Это была моя ошибка, – сказал Лантано.

– То есть за этим тоже стояли вы. – Теперь он знал происхождение загадочного сигнала. И еще раз интуиция не подвела его.

– Да, моя ошибка, – повторил Лантано. – И она чуть было не стоила Рансиблу его свободного существования, что значило бы для него – и физической жизни. Было очевидно, что мне нужно остановиться – как только я узнал, что Броуз считает эту телевизионную врезку и передачу делом рук Рансибла. Я добился лишь того, что жизни Рансибла начала угрожать опасность от рук агентов Броуза. И я вовсе не планировал это. Я убрал врезку в один из периферийных коаксиальных кабелей – но опоздал. Броуз уже разработал этот безумный, извращенный, хитроумный и в то же время инфантильный спецпроект. Шестерни пришли в движение, и это была моя – и только моя – вина; я пришел в ужас от того, что натворил. И в этот момент…

– Вам удалось, – кисло заметил Фут, – довольно серьезно его приостановить.

– Я был обязан; вина была слишком очевидно моей. Смутные подозрения со стороны Броуза благодаря мне переросли в кризис. Само собой, я не мог во всем признаться. Так что я начал с Хига. Это казалось единственной возможностью вмешаться на столь поздней стадии; единственным способом остановить проект – остановить насовсем, а не на время.

– И при этом, скажем так, не открывая себя.

Лантано сказал:

– Это была тяжелая и опасная ситуация, причем не только для Рансибла… – Он остро глянул на Фута. – Но и для меня. И мне это было абсолютно ни к чему.

Помоги мне, господи, подумал Фут, улизнуть от этого человека. И связаться с Рансиблом по видеофону с борта флэппла над Атлантикой, сказать ему, что я в пути.

А что, если Рансибл не услышит?..

Эта крайне тревожащая мысль, во всех и каждом из ее вариантов, занимала центральное положение среди мыслей Фута – всю дорогу через всю страну, в Нью-Йорк, в здания Агентства, в офис Джозефа Адамса.

А в офисе было темно. Адамс еще не прибыл.

– Понятно, что получение альфа-ритма займет у него некоторое время, – заметил Лантано. Нервный и необычно для себя напряженный, он справился с наручными часами, с тем циферблатом, на котором было нью-йоркское время. – Возможно, нам стоит получить альфа-ритм напрямую от Мегавака 6-V. Начинайте пока устанавливать сборку. – Они ненадолго приостановились в коридоре перед кабинетом Адамса на Пятой авеню, 580. – Занимайтесь, а я пока достану образец. – Лантано быстро двинулся прочь.

Фут сказал:

– Но я не могу попасть внутрь. Единственные ключи от кабинета, насколько я знаю, у Адамса и Броуза.

Недоверчиво глядя на него, Лантано начал:

– Неужели вы…

– Моя корпорация, – сказал Фут, – располагает средствами для преодоления любого замка в мире, любой сложности и надежности. Но… – С собой у него ничего не было; все инструменты остались в Лондоне или были разбросаны по отделениям, по всему миру.

– Тогда ничего не остается, как стоять здесь и ждать, – сказал Лантано, явно недовольный, но вынужденный принять как факт: они обязаны были ждать Адамса, причем не только ради альфа-ритма мозга Стэнтона Броуза, чтобы настроить по нему наведение оружия, но и просто для того, чтобы получить доступ к месту действия, офису, куда огромный, жирный и стареющий Броуз явится ни свет ни заря, задолго до его владельца. Одно из немногих мест, за исключением Женевы, где он, очевидно, чувствовал себя в безопасности. А сама Женева однозначно не входила в рассмотрение; если придется поменять планы и устраивать покушение на Броуза там, то им точно уже конец.

Они ждали.

– Что, если, – вскоре заговорил Фут, – Адамс передумал? И не прибудет?

Лантано сердито воззрился на него.

– Он прибудет. – Темные, глубоко сидящие глаза его, казалось, источали яд даже при одном упоминании такой возможности.

– Я жду еще ровно пятнадцать минут, – со спокойным достоинством сказал Фут, бесстрашно глядя в бешеные темные глаза, – и после этого удаляюсь.

Они продолжали ждать.

И, пока утекали минута за минутой, Фут думал: он не появится, он сдал назад. И если он сдал назад, то следует считать, что он уже связался с Женевой: мы обязаны предположить, что ждем здесь киллеров Броуза. Ждем в этом холле собственной смерти.

– Будущее, – спросил он у Лантано, – это ведь ряд альтернативных вариантов, верно? И просто некоторые вероятней, чем остальные?

Лантано неопределенно хмыкнул.

– Предвидите ли вы, как в одном из таких альтернативных будущих Адамс информирует Броуза и спасает себя за наш счет?

– Да, – неохотно сказал Лантано. – Но это маловероятно. Примерно один шанс из сорока.

– У меня есть свое экстрасенсорное чутье, – сказал Фут. И, подумал он, мой дар говорит мне, что шансы совсем не такие; что намного, намного вероятнее то, что мы в ловушке и барахтаемся, тонем, словно розовоухие мышата в плошке меда. Что нас уже подали на стол для уничтожения. Для жадного поедания. И потом еще оближут губы.

Это было очень непростое ожидание, неудобное даже психосоматически.

И, несмотря на то что показывали часы Лантано, очень, очень долгое.

Фут задумался, сможет ли он выдержать его.

Или, возможно, с учетом способности Броуза мгновенно перебрасывать своих агентов с места на место, и до конца ждать не придется.

27

Остановившись в поместье Верна Линдблома и снова забрав образец альфа-ритма мозга Стэнтона Броуза у управляющего, лиди типа шесть, Джозеф Адамс вместе со своей свитой из личных лиди и футовских охранников стартовал куда глаза глядят – не в Нью-Йорк, а неизвестно куда.

Ему сошло это с рук буквально первые несколько минут. А потом один из четверки людей Фута наклонился к нему с заднего сиденья и сказал мрачно и четко:

– В Нью-Йорк. Немедленно. Или пристрелю из лазера. – И с этими словами он приставил холодный и округлый ствол своего лазерного пистолета к затылку Адамса.

– Хорош телохранитель, – горько сказал Адамс.

– У вас назначена встреча с мистером Футом и мистером Лантано в вашем офисе, – сказал боец. – Будьте добры сдержать свое обещание.

На себе, а конкретно на левом запястье, Адамс носил сейчас – установил сразу после смерти Линдблома – сигнальное устройство на принципе «мертвой руки», соединявшее его в микроволновом диапазоне со своими лиди, со всех сторон сейчас набитыми вокруг него в этом флэппле повышенной вместимости. Он задумался: что случится раньше, если он активирует устройство, – застрелит ли его профессионал Фута или все же его лиди, тоже ветераны войны, сумеют первыми убить всех коммандос?

Интересный вопрос.

И от ответа зависела ни много ни мало его собственная жизнь.

Но почему бы и не полететь в Агентство? Что остановило его?

Я боюсь Лантано, понял он. Лантано знал слишком много, в его распоряжении откуда-то были слишком уж подробные данные относительно смерти Верна Линдблома. Но я боюсь и Стэнтона Броуза тоже – такой была следующая мысль, – я боюсь их обоих, но из этих двоих Броуз – страх известный, а вот Лантано – неизвестный. Так что, мне кажется, Лантано создает еще больше этого жуткого всепоглощающего тумана, внешнего и внутреннего, что высасывает из меня жизнь… хотя, видит бог, уже и Броуз был достаточно невыносимым. Его спецпроект был просто вершиной порочности и цинизма, да плюс еще личная, уникальная его смесь старческой хитрости, мертвых глаз, слюнотечения и почти детского сознательного желания напакостить –