Все они сейчас выглядели смущенными. Скорее даже виноватыми, подумал Николас. Стыдящимися тактики запугивания, при помощи которой они заставили его выйти. А теперь, понял он, их президент вернулся с артифоргом; старого Мори Соузу удастся оживить и вернуть к своим обязанностям. Наш выпуск лиди возобновится, и мы будем выполнять наши квоты. Вот только их президент танка теперь знает правду. Он не знал ее, когда покидал убежище, поднимался по туннелю, выбирался на поверхность земли – чтобы узнать то, что комиссар Дэйл Нуньес знал все это время.
Ничего удивительного, что Нуньес настаивал на том, чтобы все использовали лишь официальные каналы – то есть обращались только через него. Чтобы не устанавливали прямой связи с миром наверху.
Ничего удивительного, что в каждом танке обязательно должен был находиться политкомиссар.
Всегда считалось очевидным, что политкомиссар выполняет какое-то важное задание для кого-то – и считалось, что для правительства Эстес-парка. Но лишь побывав на поверхности лично и вернувшись назад, он понял наконец, насколько важное задание и для кого конкретно, для чьей выгоды.
– Окей, – сказал Николас комитетчикам; он отпустил дверную ручку, оставив попытки открыть дверь. – А что Кэрол планирует дальше? Какой-то процесс обеззараживания? – Чтобы истребить бактерии, микробов и вирусы, которых, как он теперь знал, не существует; его подмывало рассказать обо всем прямо сейчас, но он сдержался. Вопрос выбора момента; он понимал, что момент должен быть предельно точным. Здесь нельзя было оплошать, потому что реакция могла оказаться слишком бурной. Гнев, оправданный, – слишком яростным. Они рванутся наверх по главному стволу шахты, по вспомогательным стволам, вырвутся со своими самодельными лазерными пистолетами… и опытные обстрелянные лиди перебьют их всех, как только они появятся наверху. И все для нас закончится.
Йоргенсон сказал:
– Мы уже сообщили Кэрол по интеркому, что это вы; она вот-вот должна прибыть. Потерпите. Соуза в глубокой заморозке; он подождет еще час. Она подсадит ему поджелудочную примерно в полдень. Нам тем временем предлагается полностью раздеться и сложить нашу одежду, а потом за дверью нас будет ждать та камера, что мы собрали в мастерских; мы пройдем через нее голые один за другим, и там будет дезинфицирующий душ из разных типов…
Адамс сказал Николасу:
– Я никогда, я просто никогда не представлял себе, насколько полно они приняли все это. Невероятно. – Он выглядел абсолютно потрясенным. – Мы думали об этом – ну скорей как о принятии разумом. Но вот так… – Он махнул рукой.
– Да, верят на полную, – кивнул Николас. – На каждом из эмоциональных уровней. Включая и самый глубокий из них, базовый животный страх. – Он начал раздеваться, делать было нечего. Пока не настанет момент рассказать им, выбора не было; нужно было пройти все ритуалы.
Адамс тоже стал наконец расстегивать рубашку, словно его подтолкнуло далекое отражение от какого-то смутного и неопределенного источника.
29
В тот же день в час дня Кэрол Тай выполнила – успешно – операцию по вживлению поджелудочной железы все еще замороженному мертвому Мори Соузе, а затем с использованием самого драгоценного медицинского оборудования танка восстановила его кровоснабжение, сердечный ритм и дыхание; сердце заработало само, и тогда один за другим искусственные стимуляторы были осторожно и профессионально отключены.
Следующие несколько часов были критическими, но кардио– и энцефалограммы показывали, что процессы в организме протекают нормально; у старого Соузы появился шанс – очень хороший шанс – выбраться из этого и прожить еще несколько полноценных и очень нужных лет.
Ну что же, Николас, долго стоявший у изголовья старого механика и наблюдавший, как контролирующие его состояние медицинские аппараты извергают длинные ленты, наконец отвернулся, успокоившись.
Настало время для него еще раз повстречаться со своей маленькой, живущей в тесноте семьей – в их соседних ячейках с общей, что ни день оспариваемой ванной комнатой. И еще раз он продолжит прежнюю жизнь танка.
На какое-то время.
А потом, сказал он себе, в одиночку проходя по коридору клиники и спускаясь на пандус, ведущий на его этаж, жилой этаж, прозвучат трубы, и – нет, не мертвые, но обманутые – восстанут. Не сказать, чтобы неуязвимые, к сожалению, но весьма смертные, тленные и очень злые.
Гнездо разъяренных ос, что поднимаются для атаки. Первым будет этот танк, но мы установим контакт и с соседями и сообщим им тоже. И скажем: передай дальше! Пока не узнают все. И в конце концов это станет всемирной сетью разозленных ос; и если они все взмоют в воздух одновременно, то никакая армия лиди их не остановит. Лишь некоторых. Может быть, треть. Но не более.
В любом случае все зависело от телепередач в ближайшие сутки. От того, что скажет им Тэлбот Янси, настоящий или воображаемый.
И сначала он дождется этого.
И кто это будет, Броуз или Лантано? Кто на этот час выжил и остался у власти, а кто погиб?
Следующая речь Янси, следующий материал для чтения подскажет ему. Вероятнее всего, первые же десять слов с экрана.
А кого, спросил он у себя, подходя к дверям своей крохотной ячейки, мы бы предпочли? Адамсу наверняка виднее, чем мне; Дэвид Лантано был добр ко мне, позволил получить артифорг. Но его лиди до этого чуть не убили меня… и убили бы, если бы он сам в своем старшем, более бледнокожем облике Янси не вмешался. А может быть, что-то иное возникло там или возникнет со временем; не Лантано и не Броуз, а новая группировка – Джозеф Адамс выдвинул такое предположение, пока они вместе раскапывали туннель, – новый союз между Уэбстером Футом с его всемирной полицейской структурой и Луисом Рансиблом с его громоздкой, сверхгигантской, разросшейся экономической империей. Союз, противостоящий Агентству с его армией лиди, многие из которых старые, битые волки, помнящие войну и готовые подраться вновь по любому поводу… под командой Стэнтона Броуза или Дэвида Лантано.
Он открыл дверь в свою ячейку.
Рита сидела собранная, ждущая.
– Привет, – тихо сказала она.
– Привет. – Он неловко застыл на пороге, не понимая, входить ему или нет, пытаясь прочесть ее настроение.
Поднимаясь, Рита сказала:
– Я так рада, что ты вернулся! Рада видеть тебя. Привет. – Она подошла к нему так же неуверенно и настороженно, как и он чувствовал себя. – Значит, ты не подхватил Пакетную чуму. Я этого больше всего боялась. Из-за того, что видела и слышала по телевизору, и того, что рассказывал Дэйл Нуньес, пока не… пропал.
Он обнял ее и прижал к себе.
– Так хорошо, – сказала Рита, с жаром отвечая на его объятия. – Но, Ник, буквально несколько секунд назад было оповещение для всех; нам нужно всем собраться в Колесном зале прямо сейчас и слушать Протектора, но я не пойду – Нуньес, как ты знаешь, мертв, и прямо сейчас некому заставить нас пойти. И я останусь здесь. С тобой. – Она прижалась к нему, но он очень быстро высвободился из ее объятий. – Что такое? – спросила она удивленно.
– Я отправляюсь в Колесный зал. – Он быстро пошел к двери.
– Но какая разница…
Не тратя времени на ответ, он буквально побежал по пандусу вниз, в зал.
Буквально мгновение спустя Николас Сент-Джеймс вошел в Колесный зал вместе с не более чем пятой или шестой частью населения убежища. Заметив Джозефа Адамса, он пробрался к тому и быстро занял место рядом с ним.
Гигантский телеэкран, от пола до потолка, был включен и работал; он пульсировал, но изображения не было.
Адамс коротко сказал:
– Мы ждем. Диктор только что объявил о некоей задержке. – Лицо его было бледным и застывшим. – Он, то есть Янси, уже было появился; но потом изображение пропало. Словно… – он глянул на Николаса, – словно кабель был перерезан.
– Иисусе, – сказал Николас, почувствовав, как его сердце пропустило удар и лишь после этого забилось ровно. – То есть они все еще дерутся.
– Мы узнаем, – спокойно и профессионально сказал Адамс. – Долго это не продлится. – Его напряженность выглядела сознательной, искусственной. И он ее поддерживал.
– Был ли он за своим большим дубовым столом? С флагом позади?
– Невозможно сказать. Слишком мало времени; все продолжалось – они смогли продержать изображение – всего долю секунды. Я полагаю… – Голос Адамса был тихим, но отчетливо слышимым на фоне того, как вокруг них танкеры лениво, без особенного беспокойства занимали места, зевали, бормотали, беседовали. Они не знали; они просто не знали, что все это означает для них, для всех их будущих и личных, персональных, индивидуальных жизней. – …сказать по правде, выступление, судя по всему, не началось в девять утра по нью-йоркскому времени. И, похоже, оно выходит только сейчас. – Он взглянул на часы. – В Агентстве шесть вечера. Значит, что-то, бог знает что, продолжалось целый день. – Он снова перевел взгляд на огромный телеэкран. И замолк. В ожидании.
– Значит, – сказал Николас, – дротик прошел мимо.
– Возможно. Но это не конец. Лантано не сдастся и не ляжет умирать. Разберем ситуацию шаг за шагом. Первое – это пресловутая оружейная сборка; если она не попадает в цель, то уведомляет об этом владельца. Так что где угодно, даже за тысячу миль, Лантано тут же узнает о дурном известии. И Фут – ему надо где-то пересидеть это время, так или иначе; я надеюсь, что в Кейптауне. Если у него есть мозги, а я знаю, что есть, то точно в Кейптауне. И он раскроет Рансиблу всю эту историю со спецпроектом. И не забудь: у Рансибла в его конаптах тысячи и тысячи бывших танкеров, которых Рансибл мог заранее натренировать, вооружить, подготовить для… – Он умолк на середине фразы.
На экране появились знакомые – 3D и в полном цвете – грубоватые, но загорелые и здоровые, жесткие черты Тэлбота Янси.
– Друзья мои, американцы, – сказал Янси своим глубоким и твердым, внушительным, но при этом проникновенным и даже доброжелательным голосом. – С робостью перед ликом божьим я должен объявить вам новость столь огромного значения, что могу лишь молиться Всевышнему и благодарить его за то, что мы с вами вместе дожили до этого дня. Друзья мои… – Голос его оказался перехвачен эмоциями, которые, однако, подчинились железной военной выучке, стоицизму. Как всегда мужественный, но тем не менее охваченный бурей эмоций; таким выглядел Тэлбот Янси в эту секунду, и Николас просто не мог осознать то, что он видит: был ли это тот симулякр, что всегда обращался к ним с телеэкрана, или же…