Вот почему вся молодёжь системы Ярило тогда, на Совете Каст, не поддержала Малюту, не бросила всё и не свалила вместе с ним, хотя многие тоже были недовольны насаждением им старых традиций. Просто большинство Спящих всё ещё Светлые. А вот он с друзьями, пожалуй, уже нет. Сущность его ещё имеет шестнадцать энергонов, но генетика деградировала настолько, что несоответствие биологического тела и высокоэнергонной Сущности стало столь большим, что Сущность утратила большую часть функций управления телом, уступив их инстинктам. Только теперь Малюта понял, что именно так и работает деградационный фактор. В какой-то момент Светлый становится Тёмным, внешне оставаясь Светлым.
И хотя точка невозврата в системе Ярило не наступает никогда, есть и другой фактор: в любой популяции существуют более и менее сильные породные линии. И это слабое звено вполне может сломаться раньше, потому что для её куцых возможностей точка невозврата наступает гораздо раньше, чем для основного большинства. Всеслав был прав, когда заявлял о том, что Малюта и его единомышленники – это всего четверо из миллиардов. Малюта считал, что они суть первые эволюционировавшие, шагнувшие на следующую ступень развития. Теперь он понимает, что они первые деградировавшие, рухнувшие ниже других. Вот почему Забава так легко нашла здесь своё счастье. Просто она уже не Светлая, ей здесь всё по нраву.
Думать о том, что ему самому здесь тоже было всё по нраву до того, как начались проблемы, было неприятно, и Малюта предпочитал не касаться этого. Сейчас бы домой… Но как смотреть в глаза родичам? Впрочем, лучше всю жизнь видеть в направленных на тебя взглядах осуждение, чем гнить на каторге, перебирая руками чужое дерьмо. Он бы вернулся домой с радостью… и терпел бы всех Всеславов с Аристархами со счастливой улыбкой. Хотя, если взглянуть в глаза правде, лучшим вариантом было бы, если б его идея с Домом Дружбы Народов реализовалась на Нифлькуане официально. Там нет такой жести, как здесь. Недаром же Сияющие позволили возникнуть союзу с системой Сурт, а система Цета считается недоразвитой и не достигшей уровня развития, при котором возможно установление дипломатических отношений с Сияющими. Теперь Малюта понимал, почему так.
За три или четыре недели всё было обсуждено по сто раз, и эта тема сама собой ушла на второй план. Разговоры меж друзьями стали редки, в основном сводясь к паре фраз на тему «как всё-таки хорошо было дома». Охватившая Малюту апатия сменилась унынием, и дни стали похожи один на другой. Выручало то, что в сепарационном цеху друзья занимали соседние рабочие места и переговариваться не запрещалось, если не переходить с шёпота на полный голос. Столы располагались друг от друга на достаточном расстоянии, шептать приходилось громко, и звуковые анализаторы угрожающее пищали предупредительными сигналами, сообщая о недопустимо громком разговоре. Получать лишние штрафы не хотелось, и посему в цеху все разговаривали неохотно и нечасто.
Поэтому бранную ругань, вспыхнувшую в дальнем углу цеха, хорошо услышал каждый каторжник, несмотря на гул работающих транспортёров. Малюта отложил очередной ком слипшихся разнородных вонючих отходов, который пытался расцепить гидравлическими щипцами, и поднял голову, ища взглядом источник склоки. Разобрать, кто именно ругается, было не так-то просто. Всем каторжникам перед входом в цех надлежало надеть мешковатые рабочие балахоны, предназначавшиеся для охраны здоровья, и издали в них все были на одно лицо.
Формально пластиковый балахон являлся герметичным скафандром и имел интегрированный респиратор. На деле дешёвые фильтры респиратора пропускали вонь, а пластик балахона был некачественным и непрочным, легко рвался, цепляясь мешковатыми складками за острые куски мусора, и быстро перетирался на сгибах. Менять балахоны администрация каторги не собиралась, потому что этот так называемый скафандр выдавался каторжнику на пять лет, поэтому ремонт дыр являлся проблемой хозяина балахона. Для этих целей предназначалась липкая лента, имеющаяся на рабочем месте, и все ходили залепленные грязными заплатками. Немудрено, что издали обе фигуры в балахонах, сцепившиеся друг с другом, отличались лишь ростом.
Скорее всего та, что поменьше, была женой, а та, что побольше, мужем. Потому что в том углу цеха располагался вход в склад запчастей для лент транспортёра. Входить туда каторжникам запрещалось, но если заранее заплатить охране, то автоматика впустит туда заплатившего. Так охрана делала собственный бизнес: если каторжанин хотел получить секс от каторжанки, то договаривался с ней и с охраной. Оба заходили на склад под предлогом замены запчастей и уединялись там на непродолжительное время. Среди каторжников ходили слухи, что охрана зарабатывает на этом дважды: сначала продаёт место для секса, а после видео самого процесса, на которое в Демократии всегда найдётся покупатель.
Однако сейчас возле входа на склад что-то пошло вразрез с обычной ситуацией. Фигура побольше тащила фигуру поменьше к складской двери силой, фигура поменьше упиралась и отбивалась, и всё это сопровождалось громкой бранью с обеих сторон. Весь цех прекратил работу, с интересом наблюдая за происходящим, и Малюта повертел головой в поисках охранников. Однако те куда-то исчезли, видимо, каторжник действительно заплатил им за склад. А вот с каторжанкой он, похоже, общего языка не нашёл.
В этот момент упирающаяся фигура поменьше ухитрилась ухватиться за респиратор фигуры побольше и сорвала с неё весь головной сегмент балахона. Под ним обнаружился крупный волосатый муж с курчавым чёрным волосом и орлиным носом, видимо, гибрид Серых и Красных. Фигура поменьше хлестанула его по лицу отобранным капюшоном с респиратором и со всей силы зашвырнула респиратор волосатого подальше. Капюшон отлетел к ближайшей ленте транспортёра и повис на краю одной из вагонеток с мусором, двигающейся прочь. Волосатый вновь грязно выругался и ударил фигуру поменьше кулаком в лицо. Волосатый кулак угодил ей точно в респиратор, и она упала на грязный пол, хватаясь за лицо. Волосатый муж презрительно пнул её ногой и побежал догонять вагонетку со своим капюшоном, кривясь от злобы.
Упавшая на пол фигура поменьше с трудом села и неуклюже стянула с головы собственный капюшон с респиратором. Под ним обнаружилась краснокожая жена лет тридцати с разбитым в кровь лицом, из-за чего не было понятно, насколько она привлекательна. Волосатый, похоже, сильно разбил ей нос даже через респиратор, потому что кровь по её рукам, которыми она пыталась закрывать лицо, текла довольно обильно. Краснокожая за несколько мгновений оказалась заляпана кровью, и Малюта увидел, как из-за своего сепарационного стола выскочил разъярённый Домослав. Он бросился навстречу возвращающемуся волосатому, на ходу очищающему респиратор от налипшей грязи, и Малюта с Владемиром, не сговариваясь, вскочили, собираясь что-нибудь предпринять.
Но было уже поздно, волосатый заметил бегущего к нему Домослава и сразу понял, в чём дело. Он метнулся к ближайшему сепарационному столу, вырвал из рук стоящего за ним каторжника гидравлические ножницы и ударил ими подбегающего Домослава. Но за пять лет обучения Уделу ратника Домослав освоил рукопашный бой Тёмных лучше многих сверстников своего ученического круга, и потому не сплоховал. Он успешно уклонился от удара и от души врезал волосатому по горбатому носу. Промахнуться по такому носяре было сложно, и потому удар вышел добротным. Носяру сложило набок, волосатый взвыл, хватаясь за лицо, и Домослав мощным броском воткнул его курчавой башкой в бетонный пол. В условиях низкой гравитации волосатый не отключился, но поплохело ему изрядно, и он остался подвывать от боли лёжа, схватившись за свёрнутый нос.
Драка была окончена, и Домослав бросился к краснокожей жене. Туда же прибежали Малюта с Владемиром. Они попытались остановить ей кровь, но тут появилась охрана, причём в большом количестве. Вооружённые охранники, облачённые в дополнительную броню, словно собирались отправиться на подавление кровавого бунта, набросились сразу на всех. Малюту и Владемира ударили шокерами, отправляя на пол, Домославу влепили пару зарядов из парализаторов, заковали по рукам и ногам и утащили прочь. Краснокожую жену заковывать не стали, но тоже увели куда-то под конвоем, наскоро забрызгав ей лицо медицинским гелем. Потом Малюта с Владемиром оклемались, и им было велено возвращаться на рабочие места и выполнять сначала свои нормы, а потом норму своего подельника. Иначе его продержат в карцере вдвое дольше.
Следующие трое суток Домослав провёл в карцере, и Малюта с Владемиром ежедневно делали за него его норму. Чтобы успеть до окончания смены, приходилось работать очень быстро и отказываться от обеденного перерыва, потому что эти полчаса играли ощутимую роль. На второй день заточения Домослава, когда весь цех отправился к окнам автоматической выдачи пищевых брикетов, Малюта увидел, что за его сепарационным столом стоит та самая краснокожая и помогает им выполнять норму друга. С окончанием перерыва она вернулась на своё рабочее место, но где-то за час до завершения смены краснокожая закончила собственную норму и вновь пришла за стол Домослава.
На следующий день она поступила так же, и это очень помогло. К счастью, охране на подобные манипуляции было наплевать, и мешать ей никто не стал. Потом из карцера выпустили Домослава, и он вернулся к работе. Как только это произошло, краснокожая договорилась с каторжанином, занимавшим рабочее место позади Домослава, и они поменялись столами. За время смены она несколько раз что-то шептала Домославу, и они тихо переговаривались друг с другом.
– Её зовут Цайола, или как-то так, – рассказал Домослав вечером. – Она сказала, что не надо было мне вмешиваться, теперь у нас из-за этого будут проблемы.
– Я думал, она хотела тебя поблагодарить, – усмехнулся Владемир.
– Она поблагодарила, – подтвердил Домослав. – Сказала, что не ожидала, что кто-то здесь ещё помнит, что такое оставаться людьми. Но вмешиваться, мол, всё равно не стоило. С разбитым носом волосатый бы оставил её в покое, нос бы залечили в тюремной больнице, и вопрос закрыт. А теперь волосатый затаил месть.