е ракетой взлетел вверх Гуго Стиннес – в результате нескольких финансово-кредитных махинаций он получил изрядные свободные средства и начал скупать предприятия направо и налево. Даже до войны он пользовался недоброй славой рейдера, а уж сейчас, при относительно слабом правительстве, развернулся вовсю. И, разумеется, встрял в противостояние с рабочими советами, для борьбы с которыми профинансировал полувоенные формирования, в особенности террористическую организацию «Консул». В ответ рабочие начали создавать отряды самообороны, вскоре объединенные спартакистами в Рот Фронт. Все, как в Италии, только южнее Аппенин предприятия захватывали рабочие, а севернее – Гуго Стиннес.
За зиму правые застрелили полтора десятка социалистов регионального уровня, а в конце января попытались убить Густава Носке, военного министра. Ему поставили в вину подавление и разгон фрайкоров, даже несмотря на одновременное подавление и разгон Советов в Баварии. Носке получил две пули, но остался жив и через неделю, пылая злобой, вернулся к работе. Он попытался пустить по следу террористов армейскую контрразведку с таким знакомым названием «Абвер», но… В «Консуле» было слишком много военных, в том числе друзей и старых сослуживцев военных разведчиков, информация ушла наружу и правые решили, что терять нечего, пора валить социал-демократическое правительство.
– Плохо дело, герр Маттиас, – докладывал встретивший их в Берлине старый знакомец Мартин Дриттенпрейс.
Хромота его почти прошла, светлые волосы поредели, а вот лицо сильно обострилось и загрубело, такое Митя видел только у самых бешеных «ударников» на фронте.
– Мятеж, в городе отряды фрайкоров, правительство бежало в Гамбург, там сильные отряды Рот Фронта.
– Так фрайкоры ведь разоружили? – удивился Митя.
– Припрятать винтовку недолго. Да и склады работают на обе стороны, а у Стиннеса денег много.
Вагоны загнали к дальним пакгаузам, на задворки товарной станции, вроде как под разгрузку. Товарищи из депо обещали в случае чего пригнать паровоз и вывезти «щетину» из города, а пока надо было дожидаться уполномоченного от спартакистов. Мартин и вельяминовские переговорили с путейцами, прошлись вокруг и организовали посты и патрули – да так, что посторонний наблюдатель увидел бы только обычную работу железнодорожников. В соседних пакгаузах затеяли ремонт и штукатуры с малярами прикрывали ведрами и носилками винтовки и даже пару пулеметов.
Уполномоченный появился на следующий день. После тщательной процедуры опознания, обмена паролями и мандатами, он приказал выгрузить треть на пришедшие с ним грузовики.
– Что в Берлине, товарищ? – придержал его Митя.
– Город занят отрядами Каппа, Эрхардта и Лютвица.
– Это кто, я в здешних раскладах не очень понимаю?
– Капп помещик, Эрхардт глава «Консула», Лютвиц генерал. Правительство формируют, но никто из серьезных политиков к ним не пошел, так, всякая шушера.
– Правые, значит… А в стране что?
– Всеобщая забастовка, крестьяне начали захват помещичьих земель, как в Баварии. В Руре создают Красную армию, в Гамбурге власть у Совета, – уполномоченный помялся, но все-таки спросил: – Как думаешь, поляки займут Силезию и Данциг?
– Данциг наверняка, чтобы Пруссию отсечь. И вашим надо бы срочно с Полревкомом договариваться, там на складах полно «маузеров» и «шварцлозе».
– Не учи ученого, – ухмыльнулся спартакист, пожал руку и уехал.
А Митя с командой так и остался на станции. К вечеру они подъели последние запасы и во весь рост встал вопрос – чем питаться дальше? Немецкие товарищи в суматохе как-то позабыли об этом, закупать на всех было попросту опасно, поскольку любой лавочник мог сложить два и два и настучать если не напрямую капповцам, то в полицию. Выход нашли – продсклад на станции.
– Обязательно рассчитаемся, если закончится в нашу пользу, – Митя закончил подчищать банку консервов.
– А если нет? – оторвался от такой же банки путеец.
– Тогда нам терять нечего.
– Вот уж точно, попали как кур в ощип.
И Митя снова погрузился в мысли, как сберечь еще шесть тонн золота. Один из вельяминовских ушел в город и вернулся только утром, когда остальные его уже похоронили, причем пришел не один. Высокий худой мужчина с острым лицом, в пальто и шляпе, представился Астрономом.
– Похоже, правые проигрывают, – начал он рассказ, – военные их не поддержали, хотя и отказались выступить на подавление. Что неудивительно, после Баварии Сект старается держать армию подальше от политики.
– Не только, я так думаю, что и Москва ему пряник показала, – вступил вельяминовский. – Слушок ходил, что Рейхсвер подумывает построить в России запрещенные здесь заводы. Накапливать вооружение и боеприпасы, открыть у нас несколько школ для танкистов, химиков и летчиков. Вот, наверное, ему и пообещали, в обмен на нейтралитет.
– Возможно, возможно… Маттиас, – обратился Астроном, – у меня к вам приватный разговор.
– У меня от товарищей секретов нет.
– Хм. А впрочем… Как приедете обратно, передайте отцу, – Астроном интонацией подчеркнул последнее слово, – что я хочу вернутся. Готов понести и все такое. Он поймет.
– Сделаю.
Тот встал, пригладил волосы, надел шляпу и откланялся.
Примерно через полчаса появился повеселевший Дриттенпрейс с грузовиками забирать вторую партию.
– Додавливают мятеж. Рабочие пригороды вооружаются, Бавария и Вюртемберг наши, Рур целиком советский. Хорошо бы еще пристрелить эту суку Стиннеса!
– Зачем мараться? Если условия созрели, то рабочие возьмут власть и без таких фокусов. А если нет, то террором можно стронуть лавину и свалить все в кровавое говнище.
– Ну, в Италии же не свалили?
– Так еще неизвестно, во что дальше там выльется. Если Муссолини понравится роль Цезаря, то вполне можем получить и диктатуру и террор, только слева.
В пакгаузе они просидели еще два дня, выбираясь по одному помытся в рабочие раздевалки или за мелочевкой в магазины. Рабочие отряды тем временем заняли всю Вестфалию и Нижнюю Саксонию, Капп и Лютвиц удрали в Швецию. Фрайкоровцев в Берлине переловили и разоружили, в конце недели, после того, как Митя сдал последнюю часть щетины под расписку, правительство и рабочие советы подписали соглашение. Социализация угольной промышленности, признание советов и Рот Фронта, намерение национализировать металлургию… А чтобы правые социал-демократы не вильнули, гарантом соглашения выступил Союз Советов с поставками продовольствия.
Глава 19
Весна 1920
Конспиративное заседание Исполкома Союза Труда и Правды состоялось на квартире председателя ВЦИК. Мужчины из домашних, кроме меня, разъехались по работам, девочки и мальчики ушли в школу Мазинга, только Наташа с Ольгой да Ираида с Аглаей занимались женскими делами в глубине квартиры.
Собирались по всем правилам – кто через школу зашел, кто с Антипьевского, Савинков вообще показал класс и пришел через вечно запертую калиточку за старым дровяным сараем. Не то, чтобы мы не могли собраться в Кремле или в каком другом месте, просто тема была слишком щекотливая – вредительство. Вернее, саботаж. А на саботаж у нас имелась специальная комиссия по борьбе с ним, вот она и начудила.
– Защита просит ВЦИК взвесить те факты, которые доказывают ложность оговора инженера Матлова, откинуть возбуждающие хоть какое-нибудь сомнение факты и стать на точку зрения, что Матлов не был членом контрреволюционной организации. Анализируя действия, в которых обвиняется Матлов, защита пришла к выводу, что нет никаких данных доказывающих, будто деятельность Матлова носила враждебный характер. Оправдание Матлова, этого молодого, энергичного инженера докажет, что стремление к творчеству и новаторству не есть преступление.
Муравский отложил лист, вынул из стопки следующий и продолжил:
– Защита также утверждает, что инженер Колотис, в отношении которого обвинение потребовало высшей меры наказания, не играл и не мог играть центральную роль в организации, что подтверждается имеющимися данными. Защита не отрицает тяжелой вины Колотиса, заключающейся в его грубом отношении к рабочим, но данные о сношениях Колотиса с иностранной разведкой она категорически отвергает, считая, что показания такого свидетеля, как бывший жандарм и начальник контрразведки Озерцов, не заслуживают доверия. Таким образом, защита не видит основания для применения к Колотису высшей меры наказания.
Савинков глядел в окно, Ленин постукивал карандашом по блокноту, Кропоткин, редко появлявшийся на заседаниях Исполкома, вслушивался в размеренную речь Муравского.
– Техника Ржесецкого защита считает возможным наказать без применения строгой изоляции. Защита просит об условном наказании Чернякова и об оправдании Таврина. Также, учитывая роль подзащитного Кувалдина и значения его как члена организации, защита считает, что он, бесспорно, не заслуживает высшей меры наказания, тем более что Кувалдин искренне ответил на все вопросы следствия. У меня все.
Комиссия по борьбе с саботажем вскрыла на Донбассе целую сеть, заметно тормозившую добычу угля. Не то, чтобы организация, так, больше встречи, разговоры со старыми знакомыми и приятелями, намеки и так далее. Тем не менее, группа довольно быстро сформировала среди специалистов негативные мнения как в политике, так и по отношению к нашим усилиям в горном деле. Действовали (а то и бездействовали) просто – никаких акций, никакой координации, в каждом случае выбирали наиболее медленное или наиболее невыгодное решение, объясняя это осторожностью и мерами безопасности. Вот при царе бы они так о рабочих заботились, суки червивые.
Инкриминировать что-либо весьма сложно, полгода местное отделение комиссии Савинкова вилось вокруг да около, пока на работу не приехал Степан Белобородов, тот самый «бур», восемнадцать лет назад вернувшийся из Южной Африки через Иерусалим. Вырос он за это время в известного горного инженера, и оттого в замкнутый профессиональный круг вошел как свой. Пошла информация, местная комиссия по борьбе с саботажем похватала почти сотню человек и даже представила дело в суд, где все и посыпалось.