Но, разумеется, я сама знаю ответ. Мои дома предъявляют к людям требования, Джейн. Я не считаю их непереносимыми. Где-нибудь в условиях договора наверняка сказано, что жильцы дома пользуются лестницей на свой страх и риск.
– Джейн? – Это Трейси, наш офис-менеджер. Я поднимаю голову. – К тебе пришли.
Она немного взволнована, даже разрумянилась.
– Представился Эдвардом Монкфордом. Должна сказать, очень хорош собой. Ждет внизу.
Он стоит в крохотной приемной, одетый примерно так же, как во время нашей первой встречи: черный кашемировый пуловер, белая рубашка апаш, черные брюки. Единственная уступка промозглой погоде – шарф, повязанный на французский манер, скользящим узлом.
– Добрый день, – говорю я, хотя на самом деле хочу спросить: как вас сюда занесло?
Когда я вошла, он изучал плакаты «Надежда есть» на стенах, но сейчас повернулся ко мне.
– Теперь все ясно, – мягко говорит он.
– Что именно?
Он указывает на один из плакатов:
– Вы тоже потеряли ребенка.
Я пожимаю плечами: да, потеряла.
Монкфорд не говорит сочувствую или другой банальности из тех, что говорят, когда сказать нечего. Он просто кивает.
– Я бы хотел пригласить вас выпить кофе, Джейн. Я не могу перестать о вас думать. Но если я тороплю события, так и скажите, и я уйду.
Всего три коротких предложения, но в них столько допущений, столько вопросов и откровений, что я просто не успеваю осмыслить их все. Однако первой в голове проносится мысль: я не ошиблась. Это взаимно.
А второй – еще тверже: хорошо.
– И вот я окончила Кембридж. Правда, выпускников факультета истории искусств ждет не так много вакансий. Сказать честно, я не очень задумывалась над тем, чем займусь после учебы. Была, конечно, практика в «Сотбис», но в работу она не превратилась, потом я работала в паре галерей, называлась примерно «старший арт-консультант», но самом деле была просто титулованной секретаршей. Потом меня как-то прибило к пиару. Начинала в Вест-Энде, работала с медиа, но во всей этой Сохо-тусовке мне всегда было не по себе. Мне нравилось в Сити, там публика как-то попроще. Честно говоря, мне и деньги зарабатывать нравилось, но работа была интересная. Нашими клиентами были крупные финансовые компании – им пиар был нужен не для того, чтобы их названия попадали в газеты, а для того, чтобы они туда не попадали. Я заговорилась.
Монкфорд с улыбкой качает головой.
– Мне нравится вас слушать.
– А вы? – спрашиваю я. – Вы всегда хотели быть архитектором?
Он пожимает худыми плечами.
– Я некоторое время занимался семейным делом – у нас типография. Терпеть это не мог. А друг отца строил в Шотландии загородный дом и бился с местным архитектором. Я предложил ему свои услуги – за те же деньги. Учился в процессе. Мы с вами пойдем в постель?
От резкой смены курса у меня отвисает челюсть.
– Человеческие отношения, как и человеческие жизни, накапливают ненужное, – мягко говорит он. – Валентинки, романтические поступки, памятные даты, бессмысленные нежности – все это тоска, инерция робких, общепринятых отношений, которые исчерпывают себя, не успев начаться. А если без всего этого обойтись? В отношениях, не обремененных общепринятым, есть некая чистота, ощущение простоты и свободы. Меня это бодрит – двое людей сходятся, не загадывая наперед. А если я чего-то хочу, то добиваюсь этого. Но я хочу, чтобы вы ясно понимали, что я вам предлагаю.
Он имеет в виду секс без обязательств. Многие мужчины, приглашавшие меня на свидания, хотели того же, а не любви, и отец Изабель был из их числа. Но не многим доставало уверенности в себе, чтобы так буднично об этом сообщить. И хотя одна часть меня разочарована – мне очень нравятся романтические жесты, – другая заинтригована.
– А вы какую постель имели в виду? – спрашиваю я.
Ответ, конечно же, – постель в доме на Фолгейт-стрит. Мой опыт общения с Эдвардом Монкфордом заставил меня предположить, что он может оказаться скаредным и сдержанным любовником – сложит ли минималист перед сексом брюки? Проявит ли человек, презирающий мягкую мебель и подушки с узором, аналогичную брезгливость в отношении телесных выделений и прочих признаков страсти? – но меня ждет приятное удивление, потому что в действительности все совершенно иначе. Слова же о необремененных отношениях не были эвфемизмом для отношений, единственная цель которых – радовать мужчину. В постели Эдвард внимателен, щедр и отнюдь не стремится к краткости. Лишь когда мои чувства затуманивает оргазм, он наконец позволяет себе кончить; его ляжки дергаются, сжимаются, он содрогается внутри меня, раз за разом громко произнося мое имя.
Джейн. Джейн. Джейн.
Как если бы, думаю я потом, он хотел запечатлеть его в своем сознании.
После, когда мы лежим рядом, я вспоминаю, о чем недавно читала.
– Какой-то человек приносит сюда цветы. Он сказал, что они для некоей Эммы, которая тут погибла. Это ведь как-то связано с лестницей, правда?
Его рука, лениво поглаживающая меня по спине, не прекращает движения.
– Верно. Он тебе докучает?
– Да нет. К тому же если он потерял близкого человека…
– Он винит меня, – помолчав, говорит Эдвард. – Он убедил себя, что в этом как-то виноват дом. Но вскрытие показало, что она была выпивши, а когда ее нашли, был включен душ. Она, наверное, сбегала по лестнице, а ноги мокрые были.
Я хмурюсь. Покой дома на Фолгейт-стрит не слишком располагает к бегу.
– То есть она от кого-то убегала?
Он пожимает плечами.
– Или спешила кого-то встретить.
– В статье говорится, что полиция кого-то арестовала. Кого, не сказано. Но его потом все равно пришлось отпустить.
– Правда? – Его светлые глаза непроницаемы. – Я не помню всех подробностей. Меня тогда здесь не было.
– А еще он сказал, что кто-то, мужчина, отравил ее разум…
Взглянув на часы, Эдвард садится.
– Прости, Джейн, я совсем забыл: мне надо ехать на объект.
– Что, даже не перекусишь? – спрашиваю я, расстроенная тем, что он уходит.
Он качает головой.
– Спасибо, но я уже опаздываю. Потом позвоню.
Он уже тянется за одеждой.
4. Мне нет дела до тех, кто не стремится стать лучше.
Верно ☉ ☉ ☉ ☉ ☉ Неверно
Мы ведь, напористо говорит Брайан, не можем сформулировать наши задачи, пока не решим, каких ценностей держаться. Он с вызовом оглядывает собравшихся в переговорной.
Мы собрались в кабинете 7b, коробке со стеклянными стенами, такой же, как 7а и 7с. Кто-то написал на маркерной доске цель нашего совещания: Формулирование задач компании. На стекле еще висят листки бумаги с предыдущего. На одном написано: Круглосуточное реагирование? Работа складов в аварийных ситуациях? Уж поинтереснее, чем у нас.
Я больше года стремилась попасть в отдел маркетинга. Я подозреваю, что то, что я сегодня здесь, наверное, больше связано с тем, что я дружу с Амандой и, соответственно, с Солом, чем с заинтересованностью во мне Брайана: Сол – большой человек по части финансов. Всякий раз, как Брайан смотрит в мою сторону, я стараюсь энергично кивать. Мне почему-то казалось, что в маркетинге будет как-то побольше блеска.
Кто-нибудь хочет побыть хроникером? спрашивает, глядя на меня, Леона. Я понимаю намек, вскакиваю с места и встаю к доске с маркером в руке – ревностная новенькая. Вверху листа я пишу: ЦЕННОСТИ.
Кто-то предлагает: Энергичность. Я послушно записываю.
Позитивность, говорит кто-то другой.
Раздаются другие голоса. Ответственность. Динамичность. Надежность.
Чарльз говорит: Эмма, ты Динамичность не записала.
Динамичность предложил он. А это не то же самое, что Энергичность? спрашиваю я. Брайан хмурится. Я записываю: Динамичность.
Мне кажется, мы должны задаться вопросом: в чем высшая цель «Флоу»? говорит Леона, самодовольно глядя по сторонам. Какой уникальный вклад в жизнь людей мы, сотрудники «Флоу», можем сделать?
Долгое молчание. Доставка бутилированной воды? предлагаю я. Я говорю это потому, что «Флоу» занимается поставкой баллонов воды для офисных кулеров. Брайан снова хмурится, и я зарекаюсь раскрывать рот.
Вода необходима. Вода – это жизнь, говорит Чарльз. Запиши, Эмма. Я смиренно подчиняюсь.
Я где-то читала, добавляет Леона, что мы сами состоим в основном из воды. Так что вода – это буквально большая часть нас.
Водный баланс в организме, задумчиво произносит Брайан. Несколько человек кивают, я в том числе.
Открывается дверь, и к нам заглядывает Сол. А, маркетинговой креативный гений в деле, добродушно говорит он. Как продвигается работа?
Брайан хмыкает. Мучаемся с задачами компании, говорит он.
Сол смотрит на доску. А что тут, собственно, гадать? Избавить народ от необходимости вертеть кран и взять за это втридорога.
Иди, куда шел, смеется Брайан. Без тебя забот хватает.
Все хорошо, Эмма? весело спрашивает Сол, подчиняясь. Он подмигивает. Я вижу, как голова Леоны поворачивается ко мне. Она-то не знала, что у меня есть друзья в руководстве.
Я пишу: В основном из воды и Водный баланс.
Когда совещание наконец заканчивается – похоже, задача и высшая цель «Флоу» такая: Сделать так, чтобы люди чаще беседовали возле кулера – ежедневно и повсеместно; эту идею все признали в достаточной мере креативной и яркой, – я возвращаюсь за свой стол, жду, пока офис в обеденный перерыв опустеет, и набираю номер.
«Монкфорд партнершип», произносит поставленный женский голос.
Соедините меня, пожалуйста, с Эдвардом Монкфордом.
Тишина. Музыку в «Монкфорд партнершип» не играют. Потом: Эдвард слушает.
Мистер Монкфорд, это Эмма. С Фолгейт-стрит.
Просто Эдвард.
Эдвард, мне нужно кое-что спросить насчет нашего договора.
Я знаю, что с этим нужно обращаться к Марку, агенту, но мне кажется, что он расскажет Саймону.