Верно ☉ ☉ ☉ ☉ ☉ Неверно
– Джейн? Все хорошо? – Саймон смотрит на меня внимательно.
– Да. – Собравшись, я улыбаюсь ему. – Очень мило с вашей стороны было прийти. Только вот сумку можно было не брать. Моя подруга Миа только что написала. Она тут переночует.
– Разве у Миа нет детей? Мужа? – Голос у него озабоченный.
– Да, но…
– Ну вот. Она им нужна. А я здесь. К тому же будет как раньше.
– Раньше? Как это? – спрашиваю я, не понимая.
Он поводит рукой.
– Мы с вами. Здесь, вместе.
– Раньше так не было, Саймон.
Улыбка не сходит с его лица. – Не так уж и давно было. Со мной, во всяком случае.
– Саймон… – Я не знаю, как это сказать. – Я – не Эмма. Я совсем не такая, как она.
– Разумеется, не такая. Во-первых, вы гораздо лучше.
Я беру со стола телефон.
– Что вы делаете? – спрашивает он.
– Мне нужно отнести ожерелье в спальню, – вру я.
– Я отнесу. – Он протягивает руку. – Вы беременны. Вам беречься надо.
– Ну, не настолько беременна. – Тут я вспоминаю еще кое-что. Считается, что на четвертом месяце глоточек алкоголя можно. Откуда он знает, на каком я месяце?
Я начинаю его обходить. Руку он так и держит, но не останавливает меня, когда я не обращаю на нее внимания.
– Осторожнее на лестнице! – кричит он, следя за мной. Я заставляю себя замедлить шаг; реагирую на его предупреждение взмахом руки.
Не считая прихожей, единственное место в доме, где есть дверь, – это чулан. Проскользнув внутрь, я подпираю ее швабрами и метлами.
Первой я звоню Миа. Вызов не может быть установлен.
– Черт, – вслух говорю я. – Твою мать.
Эдвард Монкфорд. Вызов не может быть установлен.
Служба спасения.
Вызов не может быть установлен.
Взглянув на экран, я вижу, что нет сети. Тогда я не без труда выбираюсь на чердак и поднимаю телефон как можно выше. Сети все рано нет.
– Джейн? – зовет снизу Саймон. – Джейн, все в порядке?
– Саймон, уходите, пожалуйста! – кричу я. – Мне нехорошо.
– Очень жаль. Я вызову врача.
– Пожалуйста, не надо. Мне просто нужно отдохнуть.
Я слышу, как его голос приближается к спальне. – Джейн? Вы где? В ванной?
Я не отвечаю.
– Тук-тук… Нет, не в ванной. Мы что, в прятки играем?
Скрипит дверь чулана – он ее толкнул.
– Нашел! – радостно говорит он. – Выходи-ка, малыш.
– Я не выйду, – говорю я из-за двери.
– Не глупи. Я так не могу с тобой разговаривать.
– Саймон, уходите. Иначе я вызову полицию.
– Как? У меня прибор, который глушит сигнал мобильника. И вай-фай тоже.
Я не отвечаю. Медленно осознаю, что дела еще хуже, чем я думала. Он все продумал.
– Я хотел одного – быть с тобой, – говорит он. – Но тебе все равно нужен Монкфорд, а не я, да?
– При чем здесь Монкфорд?
– Он тебя недостоин. И ее был недостоин. Но хорошим парням хорошие девушки не достаются, правда? Их уводят козлы вроде Монкфорда.
– Саймон, я поймала сигнал. Я звоню в полицию. – Я поднимаю телефон и быстро говорю: – Полицию, пожалуйста. Дом один по Фолгейт-стрит, в Хендоне. Да. У меня в доме мужчина, он мне угрожает.
– Это не совсем правда, малыш. Я никому не угрожал.
– Пожалуйста, быстрее. Да, пять минут хорошо. Спасибо.
– Очень убедительно. Врать ты умеешь, Джейн. Как, сука, все бабы, которых я встречал. – Он вдруг начинает колотить в дверь ногой. Метлы и швабры гнутся, но выдерживают. От ужаса у меня кружится голова.
– Ничего страшного, Джейн, – говорит он, пыхтя. – Я никуда не спешу. – Я слышу, как он спускается по лестнице. Проходят долгие минуты. До меня доносится запах жареного бекона. Как это ни абсурдно, у меня от него текут слюнки.
Я осматриваю чулан, гадаю, чем тут можно было бы воспользоваться. Мой взгляд падает на кабели на стене – вены и артерии дома. Я начинаю выдергивать их без разбора. Должно быть, это подействовало, потому что Саймон снова поднимается наверх.
– Очень умно, Джейн. Но и раздражает немного. Давай уже, выходи. Я тебе поесть приготовил.
– Уходи, Саймон. Разве ты не понимаешь? Тебе надо уйти. Серьезно.
– Ты, когда злишься, совсем как Эмма. – Слышно, как скребет по тарелке нож. Я представляю, как Саймон сидит, скрестив ноги, за дверью, ест, что приготовил. – Мне следовало почаще говорить ей «нет». Чаще проявлять характер. Вечная моя проблема. Я слишком разумный. Слишком милый. – Я слышу, как он откупоривает бутылку. – Я подумал, что ты тоже милая и в этот раз все будет иначе. Но не вышло.
– ДЭВИД ТИЛЬ! – кричу я. – ЭДВАРД! ПОМОГИТЕ!
Я кричу до боли в горле, до хрипоты.
– Они тебя не слышат, – наконец говорит он.
– Слышат, – уверенно говорю я. – Они наблюдают.
– А, вот ты что подумала? Боюсь, что нет. Это был я. Ты так сильно мне ее напоминаешь. Я очень давно в тебя влюблен.
– Это не любовь, – в ужасе говорю я. – Любовь не может быть совершенно односторонней.
– Любовь всегда односторонняя, Джейн, – печально говорит Саймон.
Я знаю, что мне нужно сохранять спокойствие.
– Если бы ты любил меня, то хотел бы, чтобы я была счастлива. Не пугал бы и не загонял в ловушку.
– А я и хочу, чтобы ты была счастлива, Джейн. Только не за мой счет. А если ты не достанешься мне, то этот козел уж точно тебя не получит.
– Говорю же: я с ним рассталась.
– Она говорила то же самое. – Голос у него усталый. – И я ее испытал. Устроил простую проверку. И она снова захотела быть с ним. Не со мной. С ним. Я не хотел, чтобы так вышло, Джейн. Я хотел, чтобы ты меня полюбила. Но в конце концов и так сойдет.
Я слышу, как он расстегивает молнию на сумке. Раздается плеск. Под дверь подползает темное пятно. Пахнет жидкостью для розжига.
– Саймон! – кричу я. – Охерел, что ли?!
– Не могу, Эм. – Голос у него гнусавый и низкий, словно он вот-вот расплачется. – Не могу этого так оставить.
– Пожалуйста, Саймон. Подумай о ребенке. Даже если меня ненавидишь, подумай о ребенке.
– О, я о нем думаю. Мелкий ублюдок ублюдка. Его хер в твоей манде. Его дитя. Нет уж, бля. – Еще один плеск. – Я сожгу этот дом. Ему это не больно-то понравится, а? И мне придется сжечь его вместе с тобой, если ты не выйдешь. Не вынуждай меня делать это, Джейн.
Все эти чистящие средства вспыхнут. Я по одному закидываю их на чердак. Потом неуклюже лезу туда сама и проверяю, нет ли сети. Ее по-прежнему нет.
– Джейн! – кричит из-за двери Саймон. – Последний шанс. Выходи и будь паинькой. Притворись, что любишь меня, хотя бы ненадолго. Просто притворись, о большем не прошу.
Я иду по техническому лазу, светя себе телефоном. Кругом деревянные балки и перегородки. Если огонь проникнет сюда, остановить его будет нельзя. Впрочем, я припоминаю, что при пожаре в доме убивает дым.
Я наступаю на старый спальник. В голове у меня снова щелкает. Тут спала не Эмма, а Саймон. У него были какие-то вещи Эммы, карточка ее терапевта. Может быть, он даже думал обратиться за помощью. Если бы только обратился.
– Джейн? – кричит он. – Джейн?
А затем я вижу свой чемодан. Сев на корточки, я открываю его и вынимаю памятную коробочку Изабель. Дрожащими руками перебираю предметы, один за другим: пеленочку, слепки ручек и ножек.
Все, что от нее осталось.
Я подвела вас обоих.
Я опускаюсь на колени, положив руки на живот, и даю волю слезам.
15. Ваша дочь попала в беду на море. Спеша ей на помощь, вы понимаете, что кроме нее в таком же положении оказалось около десятка детей. Вы можете либо немедленно спасти свою дочь, либо отправиться за помощью для остальных, но на это уйдет время. Как вы поступите?
☉ Спасете своего ребенка
☉ Спасете десять других детей
Я не знаю, сколько времени плачу. Но когда перестаю, запаха дыма по-прежнему нет. Только едкая вонь жидкости для розжига.
Я думаю о Саймоне, который где-то подо мной тоже жалеет себя. О его жалобных причитаниях.
И я думаю: нет.
Я – не Эмма Мэтьюз, неорганизованная и уязвимая. Я мать, которая похоронила одного ребенка и носит в себе другого.
Было бы так просто остаться здесь и тешиться сладостным бездействием скорби. Лечь и ждать, пока дым просочится сквозь перекрытия, окутает меня и задушит.
Но я этого не делаю. Какой-то первобытный инстинкт заставляет меня вскочить на ноги. Опомниться не успеваю, как спускаюсь обратно в чулан. Тихонько убираю от двери метлы и швабры.
Ожерелье по-прежнему у меня в кармане. Я достаю его, разрываю нити и ссыпаю жемчуг в левую ладонь.
Осторожно открываю дверь.
Дом один по Фолгейт-стрит неузнаваем. Стены изукрашены граффити. Подушки разодраны. Пол усыпан осколками посуды. На окнах – нечто вроде кровавых разводов. Вместе с запахом жидкости для розжига я слышу запах газа из плиты.
Словно из ниоткуда, он появляется под лестницей.
– Джейн. Как я рад.
– Я могу стать ею ради тебя. – Я не продумывала этого, ни в коей мере, но теперь мне очевидно, что я должна говорить, и слова вылетают у меня изо рта без запинки и дрожи. – Эммой. Милой Эммой, которую ты любил. Я стану ею ради тебя, а потом ты нас отпустишь. Правда?
Он смотрит на меня, не отвечая.
Я пытаюсь вообразить, как говорила бы Эмма, интонации, с которыми мог бы звучать ее голос. – Ого, – говорю я, оглядываясь, – да ты тут все разворотил, малыш. Ты, наверное, очень меня любишь, Сай, раз такое устроил. Я и не думала, что ты такой страстный.
В его взгляде подозрение борется с чем-то другим. Радостью? Любовью? Я кладу руку на живот.
– Саймон, я должна тебе кое-что сказать. Ты будешь папой. Круто?
Он вздрагивает. Мелкий ублюдок ублюдка.
– Пойдем приляжем, Сай, – быстро говорю я, чувствуя, что перегнула палку. – Всего на пару минут. Я разомну с