Да, это была пещера, а не естественная пещера, десять метров глубиной и около четырёх метров высотой и шириной; Стены, потолок и пол были сделаны из того же материала, что и ворота.
- Самосветящийся материал, холодный свет — наши лучшие физики работают над этим годами — заметил Амбрасян. - Наш луч света запустил реакцию, и спустя почти пятьсот лет! Думаю, мы можем осмелиться войти
Войдя в камеру, Хельга была разочарована. Да, свет был прекрасен, это было похоже на чудо; но, прикоснувшись к стенам, она не почувствовала тепла. Казалось, свет проникал сквозь её руки, когда она положила их на ледяную пластиковую поверхность.
У дальней стены они обнаружили несколько сундуков, поставленных друг на друга, также из того же материала, что и стены, только без свечения. Сундуки, ящики, контейнеры — как бы их назвать — были прямоугольными, со скруглёнными углами, не более метра в длину и полуметра в высоту и ширину. Несколько ящиков поменьше также были найдены на боковых стенах.
Шварц взял один из них и хотел открыть. На верхнем краю была кнопка, очевидно, затвор.
Но Амбрасян категорически запретил дальнейшие исследования, особенно открытие контейнеров. - Это нужно делать систематически и под постоянным контролем плёнки. Мы понятия не имеем, какую реакцию можем спровоцировать, небрежно повозившись с ним. Мне вполне достаточно одного приключения с Губером; представьте, что один из контейнеров – совершенно неизвестная нам атомная батарея, и, повозившись с ним, мы получили около 600 рентген, как думаете? Довольно смертельная доза. Нет, мы всё внимательно осмотрим в Московском институте.
Шварц молчал. Амбрасян был прав, в принципе, но было почти невыносимо не знать, что они нашли. Вот они, сокровища астронавтов... Судя по весу, контейнеры были полны; но каков был удельный вес инопланетного пластика?
У костра, под сияние звёзд, а затем и луны, взошедшей над степью, Бертеля снова чествовали – не столько за сомнительную отвагу, побудившую его сделать шаг в неизведанное, сколько за едва надеявшееся событие – возвращение целым и невредимым. И они выпили за то, что овладели странным, таинственным материалом благодаря помощи многих, чьих имён они даже не знали, и за Еву Мюллер, которая была вторым партнёром, которую они чествовали. И за открытие в камере... Луна медленно двигалась по своей орбите. С этим днём задача экспедиции была выполнена; это была конечная точка; еще утром никто не знал и даже не подозревал об этом.
- Просто ужасно скучно, — сказала Хельга, — что не найдено вообще ничего, что указывало бы на происхождение астронавтов. Тем не менее, я сфотографировала все четыре стены, гладкие, как стекло, холодные, как кристалл... Ни царапины, ни отметины. Было бы идеально, если бы они что-нибудь оставили нам, возможно, схематический рисунок своей Солнечной системы и маршрута к Земле. Тогда мы бы наконец узнали, откуда они прилетели
- Непростительное упущение! - — с улыбкой ответил Шварц.
- В фантастических романах, — оправдывалась Хельга, — инопланетные астронавты всегда оставляют где-то звёздную карту; звёзды движутся и сверкают самыми красивыми цветами, как в миниатюрном планетарии, и тогда понимаешь, где находишься.
Амбрасян рассмеялся. - В фантастических романах — сказал он. - Признаюсь, иногда я не прочь их почитать. По крайней мере, тогда уверен, что всё закончится хорошо. Это не так сильно напрягает сердце и полезно для нервов. - Он откинулся назад. - Но мы не в романе; мы в реальности, а реальность — суровое место. Не знаешь, что нас ждёт, и чем всё закончится... В реальности конца не бывает.
9
- Читайте!- Уилер бросил стопку газет на стол Сахарова. - Смотрите! Она бездонная, она возмутительна - Он широким шагом пересёк комнату, сцепив руки за спиной. Резко остановился перед Сахаровым. - Я лечу в Москву. Немедленно. Я поговорю со своим послом.
- Не могли бы вы присесть, Джон?- — спросил Сахаров. - Сигару?
Американец на мгновение поднял руку в защиту. Затем он плюхнулся в кресло. «Я думал, эти времена прошли».
Я тоже, подумал Сахаров, просматривая первые заголовки. И почему они придумали этот трюк только сегодня, когда ещё несколько недель назад всё было вполне разумно... несколько недель назад, когда Коньков вернулся из Москвы, возбуждённый шумихой вокруг третьей спирали, когда эксперименты с Хойти и Тойти временно приостановили, поскольку биологические эксперименты с антифотонами должны были возобновиться только после возвращения Амбрасяна из Монголии; Амбрасян прямо об этом просил. Итак, покой на время, передышка. Поэтому он отправил Конькова в отпуск, а тот ринулся в Алма-Ату, встретил там блаженно растерянную Леночку, всё обговорил, ведь на словах всё гораздо проще, отвёл её в ЗАГС и превратил отпуск в медовый месяц.
Сахаров с Уилером же ездил на Кавказ. Они заслужили этот перерыв. Горный воздух был им полезен, и они сблизились лично. Этот Уилер, он обладал всем, каким Сахаров представлял себе американца в детстве; но этот образ позже был размыт и омрачен ужасным периодом вьетнамской агрессии, расовой дискриминацией в самих Соединённых Штатах, тем длительным, многократно и тонко подогреваемым состоянием напряжённости, которое, к счастью, завершилось заключением Договора о всеобщем разоружении. Неужели всё закончилось? Спрашивать было бессмысленно; несколько оголтелых газетчиков ничего не изменили. Для него, Сахарова, его давний американский коллега был словно вновь обретённый старый Кожаный Чулок, лесник Натти Бампо из его юношеских мечтаний, и в то же время он был чем-то большим; это стало ясно именно на Кавказе во время их совместных походов. Приятно немногословный и широко образованный, он также обладал верным пониманием реальности, что порой проявлялось в остроумных и саркастических оборотах; он был товарищеским, несомненно, хорошим человеком. Возможно, думал иногда Сахаров, сидя у своей хижины, окруженной горами и облаками, и их разговоры возвращались от галактических сфер к Земле и человечеству, возможно, Уилер слишком оптимистично надеялся, что человечество станет хорошим, если только будет серьёзным и образованным. Он смотрел на него, землянина, чересчур идеалистично и страстно верил, что общность человечества – лишь вопрос времени.
Он скептически отнесся к попыткам Сахарова объяснить ему экономические предпосылки. Он не привык мыслить подобным образом и поэтому был склонен прислушиваться к идее конвергенции двух мировых систем, путая внешние формы с сущностным содержанием. И всё же он был открыт новому и признавал, что многое из того, что говорил Сахаров, было для него новым и неожиданным, хотя его искреннее стремление понять не вызывало сомнений.
- Полностью согласен, – сказал Сахаров. - Поразительно примитивно -. Он разложил газетные страницы на столе перед собой. Газета «Нью-Йорк Харальд Трибьюн» писала: «РУССКИЙ ОБМАН РАСКРЫТ. ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ОТЧЕТ О ЛУНЕ – ПОДДЕЛКА! ДОКАЗАНО, ЧТО ФОТОГРАФИИ МОНТЕСУМЫ СНЯТЫ СО СТАРОЙ АМЕРИКАНСКОЙ ЦВЕТНОЙ ПЛЕНКИ!»
The Washington Post и New York Times звучали несколько иначе, но тенденция оставалась прежней: они утверждали, что советский отчёт о спиралях из внеземного материала, как только стало известно, был грубой попыткой ввести общественность в заблуждение, а демонстрация фильмов так называемых астронавтов – чистой воды мистификацией. Советы лишь разыграли этот спектакль, чтобы отвлечь внимание от последних успехов Америки с зондом к Юпитеру.
- Примитивно, вот верное слово -, — продолжал взволнованный Уилер. - Это выдумали несколько репортёров, падких на сенсации. Но интересно, с какой целью, с каким, по всей вероятности, успехом? Вся эта затея настолько идиотская, что рушится через несколько часов, и что тогда? Кто тогда опозорится? Несколько газетных писак? Пресса, которая называет себя уважаемой? - Он с негодованием посмотрел на Сахарова. - Нет, мой дорогой друг, США и американцы, — с горечью заключил он.
- Ну, ну, — сказал Сахаров. Вот каким был Уилер, и таким он ему нравился. - Америка и американцы – громкое слово. Я имел в виду другое. Ты хочешь сказать, что такой обман рушится за несколько часов? Джон, не думай, что всё так просто. Кто вообще ещё помнит этот старый фильм, как же он у нас называется: со Спенсером Трейси в роли Монтесумы и Гарри Купером в роли Кортеса. Лиз Тейлор играла Марину, индианку, возлюбленную Кортеса. Должно быть, это была ужасная комедия. Серьёзно: кто сможет проверить это спустя столько лет? Кто сможет сравнить? Не думаю, что эти газеты так быстро опубликуют опровержение. А если и опубликуют, то всего через несколько недель, перламутровым шрифтом на 24-й странице. Но в мозгу читателя это запечатлелось, и оно застревает: - Значит, это, наверное, обман, который нам подсунули русские, потёмкинские деревни, мы все знаем, как это бывает. Иначе и быть не может.
- Как бы то ни было, я летаю, – повторил Уилер. - Посол, как и все дипломаты, присутствовал на первоначальном просмотре. Нужно что-то предпринять; нужно привлечь МИД. Так будет ещё лучше…» Он встал и протянул руку коллеге.
- Удачи и хорошего полёта, — сказал Сахаров.
***
- Конечно, я понимаю, почему вы меня ищете, профессор, — начал посол. В его улыбке было что-то отеческое, что всё понимает, но всё же не всё прощает. - Возмущение в некоторых газетах… Оно совершенно беспочвенно, я знаю это так же хорошо, как и вы. Но чего вы хотите? Мы — свободная страна. История, которая разлетается как сумасшедшая — что мне делать, профессор, что вы посоветуете? Или, ещё лучше, что я могу сделать сейчас?» С этими словами он передал Уилеру толстый конверт. - Это пришло сегодня утром. Прочтите сами. Нас ничто не щадит.
В конверте находилось приглашение, адресованное всем дипломатам, аккредитованным в Москве, при ООН, ЮНЕСКО и всех информационных агентствах. Текст, несомненно, смущал посла: Госкино СССР и Академия наук СССР имеют честь пригласить всех на показ фильма - Монтесума» производства Metro-Goldwyn-Mayer 1956 года. В главных ролях… и так далее. В это же время Академия наук СССР будет показывать кадры из программы - The Moon Report. - В этой связи мы ссылаемся на следующие сообщения в прессе США и ряда других стран…» Пресс-релиз, очевидно, был исчерпывающим; Уилер узнал гора