— Как он прореагировал? — поинтересовался я.
После моего заявления, сказала Люда, сначала последовала долгая пауза, потом вопросы, переходящие в крик и мат. Но куда она уходит, Люда не сказала, несмотря на его мольбы. Врать не хотелось, а правду говорить было невозможно, боязно, страшно. Характер у Геннадия мстительный и вспыльчивый. Кроме того, он жуткий ревнивец. Тем более еще до брака Люда что-то говорила ему обо мне с симпатией, и он не упускал случая, чтобы брякнуть про меня какую-нибудь гадость. Тут Люда перевела разговор. Она сказала, что слышала от кого-то о гибели Оксаны и даже хотела тогда написать мне, но побоялась, что я неправильно пойму ее соболезнования. Она только сейчас увидела лицо Оксаны на фотографии. Оксана напомнила ей чем-то Анни Жирардо. Она догадывается сейчас, почему я в тот раз не откликнулся на ее весьма прозрачный намек. Она, кажется, понимает меня, хотя тогда ей было очень обидно и горько. Она проревела всю ночь…
Тут я осознал, на что обрекаю Люду. Попросту разрушу ее жизнь. И я забил отбой. Заявил, что завтра уезжаю навсегда. И никогда не вернусь. Будет лучше, если Люда после ужина возвратится домой и обернет свой звонок мужу в шутку. Это будет правильно, разумно. И безопасно. Я себе не прощу, если с ней что-нибудь случится. Не хочу, чтобы из-за меня, из-за одной только ночи, она сломала бы свою жизнь.
— Это не жизнь, — грустно произнесла Люда. — Во всяком случае, не настоящая жизнь. Если ты хочешь, я уеду домой. Но я не жалею, что так поступила. Я люблю тебя. С первого раза, когда увидела. У нас не принято, чтобы женщина произносила такие слова первой, но мне все равно.
У меня невольно сдавило горло, влажная пелена навернулась на глаза. В это время зазвонил телефон. Я дернулся было к трубке, но она сказала:
— Не подходи.
— И я тебя люблю, — сказал я и почувствовал, что не соврал.
Мы сидели друг против друга и слушали, как надрывался телефон. Наконец он смолк.
— Спасибо, — сказала Люда.
— Ты сошла с ума. Разве за это благодарят?
— У меня какое-то дурное предчувствие, — проронила Люда. — Мне тревожно.
Я чуть было не раскололся и не поведал ей о предсказании цыганки, но взял себя в руки и промолчал. Я подошел к ней, поднял со стула и начал беспорядочно целовать. Телефон зазвонил снова, требовательно и настойчиво.
— Ладно, последний раз подойду, а потом выдерну шнур из розетки.
Я оторвался от Люды, подошел к аппарату и поднес трубку к уху.
— Добрый вечер. Это Олег Владимирович? — спросил мужской голос. — Горюнов?
— Добрый вечер, — отозвался я. — Слушаю вас.
— Попросите, пожалуйста, Люду, — сказал голос. — Я знаю, что она у вас.
— Какую Люду? Куда вы звоните? — произнес я, — Вы ошиблись.
— Позовите Люду — мою жену. И не надо врать, что она не у вас. Она мне сама сказала, что отправляется к вам.
— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Это недоразумение. Я не знаю никакой Люды. — Я сделал знак, чтобы Люда сняла трубку с параллельного аппарата. Она уже, видно, догадалась, кто звонит, и поспешно схватила трубку. Я продолжал:
— Тут какая-то ошибка.
— Хватит болтать. Я же слышал, как кто-то взял вторую трубку. Не сомневаюсь, это она.
— Слушайте, вы рехнулись! Вы ненормальный!
— Правильно. Сейчас я приеду и подстрелю тебя и ее. И меня оправдают, потому что я действительно рехнулся, а психов не осуждают. Слушай, Люда! Я знаю, что ты меня сейчас слушаешь. Ты меня знаешь. Я на ветер слов не бросаю. Не молчи. Имей мужество ответить. Немедленно приезжай домой.
Люда молчала, а я сказал:
— Повесьте трубку.
Трубку на том конце провода положили.
— Ты в самом деле сказала ему, что будешь у меня? — спросил я.
— Как я могла?! — Она помотала головой, — Он взял тебя на пушку.
— Откуда же он узнал, что ты здесь?
— Он ревновал меня к тебе, хотя и понимал, что у нас ничего не было. Он видел выражение моего лица, когда ты вел передачу по телевизору, видел, как я на тебя смотрела. Один раз у нас даже вышел скандал. Он хотел, чтобы я пошла с ним на день рождения человека, который для него был важен, а ты в этот вечер вел программу. Я уперлась и не пошла, и он понял причину. Обычно я безропотно подчинялась. Кроме того, твои книги. Я их читала часто. Он хорошо изучил меня и все сообразил. Я-то не удивлена этому.
— Понятно, — процедил я, проклиная себя, что откликнулся на звонок. — Глупо вышло…
— Надо немедленно уезжать, — с испугом сказала Люда, — Собирайся.
— Перестань паниковать… — хорохорился я. — Мы никуда не поедем.
— Ты его не знаешь. Я видела у него в ящике стола револьвер. А однажды он открыл при мне сейф…
— У вас дома есть сейф?
— Да, он держит в нем валюту. И я заметила там… по-моему, это был автомат… Его окружают люди… они способны на все. Надо бежать… Сломя голову…
— У меня железная дверь, мне кооператоры поставили… Ее не взломаешь…
Люда двинулась в прихожую и стала надевать плащ.
— Через пятнадцать минут он будет здесь. Пойми, я не за себя боюсь. Надеюсь, я с ним совладаю. Ты можешь уйти немедленно ради меня?
— Я ради тебя все сделаю… Но это как-то не по-мужски. Противно…
— Ты болван. Хотя и очень любимый. Он ни перед чем не остановится. Он вооружен, — Она была в отчаянии. — Скорее. Тут каждая минута дорога.
Ее страх передался мне — дело, видно, и впрямь нешуточное! Я быстро оделся, сунул в карман свое газовое оружие и стал звонить на пульт охраны. Как только квартиру взяли на охрану, мы с Людой выскочили на лестничную клетку.
Лифт был занят. Люда не стала дожидаться, она поспешила вниз. Я последовал за ней. Перед тем, как выйти во двор, Люда высунула голову и огляделась:
— Никого.
Она быстро направилась к моей машине, я открыл ключом дверь, она скользнула на сиденье и отворила дверь со стороны шофера. Я уселся на водительское место.
— Поехали. Скорее…
Я завел двигатель и тронулся с места. Когда я поворачивал в арку, навстречу в мой двор въезжал серебристый «СААБ».
— Я же тебе говорила, — тихо сказала Люда. — Это он. Тут как тут.
Я вывернул на Тверскую и поехал вниз. Я посмотрел в зеркальце — погони за нами не было. Значит, он не догадался, что встреченная «Волга» — моя и что внутри сидела Люда… Я выехал из города и помчал по мокрому Калужскому шоссе.
— Куда мы едем? — спросила Люда.
— Ко мне на дачу! — ответил я и мигнул дальним светом, чтобы встречный не слепил меня яркими лучами фар. Но тот даже не подумал переключить дальний свет на ближний. — Сволочь! — привычно ругнулся я.
Я обратил внимание, что в последние месяцы общее беззаконие перешло и на пренебрежение автомобильными правилами. Ощущение безнаказанности во всем проникло и в сознание водителей, многие начали нагло ездить на красный свет, нарушать, не обращая внимания на регулировщиков, не останавливаться на требовательные свистки гаишников. Анархия, поглотившая страну, перекочевала и на дороги, ездить стало опаснее, аварий и жертв стало куда больше. Несмотря на будничный вечер и поздний час, слепящих огней было немало. Вдруг впереди послышался истошный рев сирены. Прямо на нас перла колонна военных грузовиков, впереди которой, мигая синим светом и извергая из себя тревожный вопль, мчалась легковая машина с желтой фарой в центре. Из динамиков послышалась команда:
— Немедленно встать на обочину!
Я послушно свернул с асфальта и тормознул. В Москву на приличной скорости шли грузовики с солдатами, а замыкали колонну с десяток бронетранспортеров. «Дворники» беспрерывно ерзали по мокрому лобовому стеклу. Я посмотрел на Люду. Ее лицо, освещенное фарами военных машин, было загадочно и прекрасно.
— Тебе угрожает какая-то опасность? — вдруг спросила она.
— В общем… да… — Я немного помялся, — А почему ты так решила?
— Не знаю… Мне так показалось… Ты поэтому уезжаешь?
Соблазн рассказать ей все был велик. Я даже открыл рот, но с трудом сдержался. Я считал, что это не совсем по-мужски. Решил приврать что-то правдоподобное. Вспомнил своего двойника и заговорил:
— Нет, не поэтому. Я ведь наполовину еврей, по матери. Меня пригласили в Израиль. На месяц. Но кто знает, что будет за это время здесь. И кто знает, что случится за этот месяц там. Помнишь: «С любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, всей кровью прорастайте в них… И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг…»
— Помню. Только я такого никогда не чувствовала… Умом понимала, но сама ни разу не испытала…
У меня сжало горло от того, как она это сказала. Я потянулся к ней, она приблизила свое лицо к моему. Мы поцеловались, а прожектора бесконечной колонны безжалостно освещали нас, выставляя напоказ всему свету. Наконец зловещая колонна прошла мимо, наступила черная темнота. Вокруг никого не было, машина одиноко стояла на обочине.
Мои руки непроизвольно направились от ее коленок и выше. Она сначала ответила на мое желание, а потом оттолкнула ищущие руки:
— Не здесь! Так не хочу!
Лицо мое пылало, но я послушно убрал свои конечности, завел двигатель и поехал вперед как сумасшедший.
— Не гони, дурак! — нежно засмеялась она. — Я никуда не денусь. Я сама тебя не отпущу.
Было начало одиннадцатого, когда я подкатил к даче. Достав из «бардачка» связку ключей, я сначала отпер калитку, потом снял с крюков перекладину, придерживающую воротины, и распахнул створки. Въехал, снова выскочил из машины, закрыл ворота, запер калитку, сел на шоферское сиденье и тихо приблизился к дому.
Фонарь, горевший на участке, освещал стеклянные дождевые капли на голых ветках. Я открыл правую дверь, помог Люде выйти из машины и тут увидел, что в одном из окон дома горит свет. Я замер как вкопанный.
— В доме кто-то есть, — шепнул я Люде.
— Почему ты так решил? — тоже шепотом откликнулась она.
— Свет в окне!..
— Может, ты забыл погасить, когда был здесь последний раз?..
Мы говорили очень тихо.