— Пожалуйста, — натянуто сказал я и невольно оглянулся в сторону кухни.
Младший Олег — будем называть его так — вышел в это время в прихожую и поздоровался с милиционером. Я заметил, что перчаток на его руках не было, но когда он их снял — во время завтрака или еще раньше — никак не мог вспомнить.
— Я не знал, что у вас гости, но это займет несколько минут…
Я пригласил оперативника в комнату, и мы уселись около журнального столика. Милиционер оглядел комнату. Она была очень большая. В свое время мы с Оксаной, когда поженились, сменяли две наши квартиры в разных концах города на две других, расположенных рядом в одном подъезде, на одном этаже. Первое, что я сделал, — сломал стену между квартирами, и получилась огромная комната, нетипичная для советского жилья. После бесконечного глобального ремонта мы вызвали для уборки строительного мусора человека из «Зари». Будучи, естественно, пьяным в лоскуты, он оглядел непривычную кубатуру и спросил, икая: «Это что у вас будет? Фойе?» С тех пор мы с Оксаной иначе эту комнату не называли.
— Откуда вы приехали? — начал допрос милиционер.
— Из Ленинграда. У меня там были творческие встречи.
Милиционер бросил взгляд на моего гостя, смотревшего в окно. И вдруг нахмурился:
— Постойте, Олег Владимирович, вы же сказали, что у вас дома никого нет, а на самом деле… В парадное после вас никто не входил.
Наступила решительная минута. Я мог бы поведать оперативнику о нежданном и странном вторжении незнакомца, о перчатках на его руках, которые вдруг исчезли, о его странной осведомленности… Этого, думаю, было бы достаточно, чтобы парня тут же заграбастали.
Младший Олег испытующе смотрел на меня, ожидая, как я поступлю, — он ведь знал, о чем я думаю. Ждал и лейтенант, который как раз не подозревал о моих мыслях. Пауза затягивалась.
— Понимаете ли, — по возможности искренне начал я, еще не зная, как выкручусь, — дело в том, что этот молодой человек… — Тут меня осенило: — Он мой сын… Да, представьте… Он вчера приехал, не предупредив меня… Мы очень похожи… Остался ночевать… Вот такой приятный сюрприз… Он всегда сваливается как снег на голову…
Лейтенант, вероятно, почувствовал какую-то фальшь. Он внимательно разглядывал моего посетителя.
Я же продолжал усугублять подозрительность милиционера.
— Ты откуда приехал, Олежек? — Задал я идиотский для отца вопрос.
— Я же говорил тебе, папа, из командировки, — уклончиво ответил «сынок».
— Это я помню, — сказал я. — Но ты мне не сообщил, откуда именно.
— Ты интересуешься для себя или для милиции? — нагло спросил «сынуля».
— Исключительно для себя.
Признаться, я был совсем не в своей тарелке и роль играл плохо, притом не очень-то соображал, какую именно роль я должен играть. С одной стороны, я не хотел «закладывать» парня — что-то меня удерживало, а с другой, в присутствии милиционера я чувствовал себя уверенней, спокойней.
— От тебя у меня нет секретов, старик, — развязно заявил отпрыск. — Но это была секретная командировка. Так что я пока промолчу.
— Как его фамилия? — неожиданно спросил у меня лейтенант.
— А почему вы именно у меня спрашиваете? — увильнул я.
— Вы что, не знаете фамилию своего сына? — насторожился милиционер.
— Почему не знаю! — хорохорился я. — Я знаю… Но… Олег, кстати, ты сохранил мою фамилию или взял фамилию матери?
— Конечно, сохранил твою. Горюнов. Кому в нашей стране нужна фамилия Рапопорт?
— Можно ваш паспорт? — спросил лейтенант у моего не внушающего доверия потомка.
— Сделайте одолжение, — с легкой издевкой зевнул младший Горюнов и достал из кармана паспорт. Советский, но такой, какой дают при выезде за рубеж.
— Собираетесь уезжать… — процедил лейтенант, сверяя фотографию с оригиналом. — Далеко?.. Действительно, Горюнов Олег Владимирович.
— С вашего разрешения, в Израиль, — подчеркнуто вежливо объяснил мой тройной тезка.
— Но если вы сын Олега Владимировича, то почему у вас отчество Владимирович? — полюбопытствовал милиционер.
— А там отчество Владимирович? — Я не сумел сдержаться. — Разрешите взглянуть?
— Пожалуйста, — Лейтенант многозначительно протянул мне паспорт моего визитера.
— Папа, я во всем хотел походить на тебя, в том числе и отчеством. И попросил в милиции, — тут Олег сделал жест, показывающий, что он всучил за это деньги, — чтобы у меня было отчество по имени деда, Владимира Ивановича. Такое же, как у тебя.
Вся эта ситуация была для меня какой-то двойной пыткой.
— Понимаете, — начал я лихорадочно объяснять, — дело в том, что я расстался с его матерью много лет назад… Она снова вышла замуж… Я помогал… Потом его мать перестала мне писать… Да и Олега я не видел уже много лет…
— Как же тогда он попал к вам в квартиру? — поинтересовался лейтенант. В логике ему отказать было нельзя.
— Как ты попал? — тупо спросил я. Мне и самому это было интересно.
— Папа, ты меня пугаешь! Ты же сам оставил ключи для меня у Терезы… — разъяснил сообразительный сынишка.
«Значит, он знает и Терезу», — подумал я, а вслух сказал:
— Да, верно. Как я мог забыть? Маразм… Знаете анекдот про маразм? Стоит человек на углу с пустой авоськой. И говорит сам себе: «Вот маразм чертов! Не помню, в магазин иду или из магазина?»
И я вопросительно уставился на лейтенанта, пытаясь понять, поверил ли он нам.
— Тут, в загранпаспорте, естественно, нет вашего домашнего адреса, — сказал сыщик, — А нам придется, возможно, вас побеспокоить, пригласить…
— Дело в том, что я улетаю завтра утром. Если у вас какая надобность во мне, то не откладывайте… А то не ровен час…
— Но вы же вернетесь? — улыбнулся лейтенант.
— Сейчас такое время, что ни за кого ручаться нельзя.
Милиционер задумался.
— Товарищ Горюнов-младший, вы не станете возражать, если я позову дактилоскописта? Он сейчас в ограбленной квартире работает.
— А вы по закону имеете право? — спросил я.
— В нашей стране после революции никто не соблюдал никаких законов, — сказал «потомок», — Но я не против. Это замечательная идея! Я с удовольствием оставлю на прощание милиции свой автограф.
Милиционер позвонил в квартиру Кустовского и позвал специалиста по отпечаткам пальцев. Через несколько минут у меня в «фойе» появился еще один сыщик.
Правда, он был в штатском, но от него несло чем-то военизированным за версту. А по физиономии было ясно, что выпито им за прожитые годы невероятное количество самого разного алкоголя.
Пока он готовился снять отпечатки пальцев у младшего Горюнова, тот поинтересовался:
— Это правда, что на свете не бывает двух совершенно одинаковых отпечатков?
— До сих пор не встречалось. Пожалуйста, надавите пальцем сюда.
Молодой Олег с удовольствием прижал свой палец к стеклянной пластинке, вымазанной чем-то синим.
— А теперь сюда. — Дактилоскопист расстелил на столе небольшой лист бумаги.
— У меня к вам просьба… Вот мы с отцом поспорили на бутылку коньяка. Я считаю, что у нас с ним должны быть идентичные отпечатки пальцев, а он не согласен, говорит, что так не бывает. Вы не проведете эксперимент, чтобы разрешить наш спор?
— Незачем время тратить. Ваш отец прав.
— Но если это не очень сложно, прошу вас. Мы поставим рядом свои отпечатки, а вы сличите. Если я не прав, то разопьем мой проигрыш вместе. И немедленно.
— Открывайте бутылку, — сказал дактилоскопист и протянул еще одну стеклянную пластинку. На этот раз мне.
Я понял, что затеял мой двойник, тезка, сын, брат, инопланетянин — в общем, черт знает кто — и безропотно приложил свой большой палец.
Рядом с моим отпечатком на бумажный лист лег след от большого пальца младшего Горюнова.
— Сейчас я могу сказать только приблизительно, — сказал дактилоскопист, вооружаясь лупой. — Точный анализ можно сделать в лаборатории. Но бутылочку, молодой человек, можете открыть…
Уверенности у меня, что проиграл молодой человек, не было, но я распахнул дверцу бара и достал бутылку армянского коньяка, купленную с полгода назад. Сейчас ничего такого нельзя было купить, разве что за огромные деньги. Армения практически отделилась и перестала поставлять нам коньяк. А поскольку я уже давно не пью и даже не выпиваю, у меня в баре сохранилось несколько бутылок спиртного.
— Минуточку, минуточку, — оторопело забормотал специалист по отпечаткам пальцев и выпивке. — Боюсь, что… Нет, это невероятно… Если бы сам не был свидетелем того, что отпечатки делались разными людьми… Умом поехать можно… Елки зеленые!
— Неужели полная идентичность? — ахнул я.
— Боюсь, что вы проиграли, папаша, — сказал дактилоскопист. — А впрочем, посмотрите сами.
Я схватил лупу и стал разглядывать отпечатки.
Младший Олег, победно улыбаясь, взял бутылку и нахально сказал:
— Разрешите, папаша, я открою ваш проигрыш!
И тут я понял, что завтра утром, без двадцати одиннадцать, меня действительно убьют.
Сверстнику
Его взяло отчаянье и зло.
В тюрьме родился, в ней провел всю жизнь он.
Иным везет, ему не повезло:
застенком для него была отчизна.
Он жал плечом — незыблема стена!
А правила жестоки, неизменны.
Да, на таран не шел, и в том его вина…
Порой лишь бился головой о стену.
Считал, что в каталажке и умрет…
Но вдруг начальник новый был назначен,
пробил в стене дыру, проем, проход
и для начала все переиначил.
Привольный мир открыла та дыра:
дорогу, речку, луг, где лошадь ржала.
В пролом рванула первой детвора
и босиком по полю побежала.
Ребята в речку прыгали, визжа,
они свободу приняли, как должно.
А он, привыкший к кулакам вождя,
с опаской шел, на ощупь, осторожно.
Приволье, а ему не по себе: