В симферопольском аэропорту несколько дюжих молодцов кинулись с предложениями отвезти в любой пункт побережья. Он назвал Синий Берег в районе Алушты, и тот, что был первым, – широкоскулый, спокойный парень с кошачьей гибкостью движений – повел его к своему такси, по дороге запросив немыслимую цену. Виктор Михайлович сразу согласился и, уже сидя в новеньком «москвиче», с трудом отыскал в кармане брюк записанный по телефону Геленин адрес.
Проехали молча километров семь. Виктора Михайловича почему-то подташнивало (не сам вел машину), он предпочел бы остановиться на минутку, однако приказал:
– Гони, что тянешь, как неживой!..
Таксист промолчал, а вскоре внезапно притормозил.
– Секундочку обождите, – показал он на свежепобеленный дом. – Канистру надо прихватить, горючего не хватает. – Он выскочил из машины, потом обернулся: – Ты посиди спокойно, если кто подойдет с вопросами, скажешь, мол, Ромка вернулся – и все.
– Не буду я сидеть, – дернулся вслед Виктор Михайлович. – Духотища тут.
– Как знаешь. – Парень с удивлением смотрел на пассажира. – Заболел, что ли? Тогда пошли.
В доме было прохладно, можно было дышать. Роман сразу же отлучился, чья-то рука из-за двери просунула пару пива.
– Пей, – вернулся водитель, – сейчас горючее забросят. Напарник мой повез родственников на похороны.
Виктора Михайловича все же достало тошнотворное недомогание, – в машине он еще как-то терпел, храбрился, – выскочил в сад, его вывернуло наизнанку. Вроде бы полегчало, и пиво показалось вкусным, натуральным.
– Не дергайся, – пронаблюдал состояние Виктора Михайловича Роман, залпом выпивая второй стакан пива. – В темноте плутать – какой резон? Лично мне адрес, который ты сунул, неизвестен. – Он не отрываясь смотрел на пассажира. – Советую тебе расслабиться. Все равно ехать не на чем, бензина километров на двадцать, не больше.
– Ты что, за дурака меня держишь? – возмутился Виктор Михайлович. – Поехали немедленно!
– Глянь на себя в зеркало, – оборвал Роман, – ты ж белый как простыня. Тебе отлежаться надо. Как только рассветет, так мы и двинемся. – Он скосил глаза на часы. – Вот-вот поминки в кабаке кончатся, они все и припрутся сюда.
От глупой, непредвиденной волокиты все запылало внутри Виктора Михайловича, сопротивляться не было сил, но все же он решил показать характер.
– Сказано – поехали, какой бензин?! – заорал он как можно убедительнее. – Мы с тобой про бензин договаривались? Мы о срочности договаривались. Твои тысячи я принял без звука, чтобы еще этим вечером на месте быть. Ясно? «Заночуем», – передразнил он. – Двигай дальше без остановки насколько хватит бензина, а там я от тебя пересяду!
Роман нарочито медленно стал доливать им обоим.
– Пойми, за ночь ничего не переменится, абсолютно ничего. В такую жару у нас все спят. Ты же сам видишь. – Он усмехнулся. – Ух ты, какой крутой! Орет, будто у него зарезали кого.
– Именно что зарезали, – сник Виктор Михайлович. Он оперся о спинку дивана, ноги подкосились. – В том-то и штука…
Роман кинулся к нему, придвинул кресло. В голове Виктора Михайловича явственно раздался звон, прервавшийся грохотом.
Выпадая из времени, Виктор Михайлович отчетливо видел совершенно разных людей, но вроде бы тесно связанных меж собой. В ночную дремоту врывались возгласы, названия, бурные всплески восторга, будто выигрыш крупный или матч передавали по ящику, шелестели купюрами, шел пересчет, дележка. «На мои гуляют, – вдруг осознал он. – Я перед вылетом всю наличность сунул в бумажник… Обобрали, подонки…»
Как только рассвело, двинулись в дорогу. Виктор Михайлович отошел, силы вернулись, он вспомнил про ночное гулянье и решил заглянуть в бумажник. Несколько пачек оказались распечатанными (вот-вот, так и знал), он украдкой пересчитал наличность, но странно, все было в целости. Когда водитель все же нашел указанный адрес, они вышли. Виктор Михайлович протянул ему четыре крупные купюры.
Роман помедлил, ощупал деньги, будто проверял на фальшивость. Потом задумчиво протянул их пассажиру обратно.
– Не возьму, – начал он вдруг хохотать (как бы ни с того ни с сего развеселился, черт). – Ох… Люкс! Класс! Кто поверит! Ха-ха! – перегибался таксист от веселья. – Уж извини, начальник, когда играть стали всерьез, я взаймы у тебя прихватил без спросу… Что, думаю, будить человека. Тридцать штук всего-то и взял. Если б продулся, не видать бы тебе твоих башлей. Ох! Ха-ха. Люкс! Но я, представляешь, выиграл! И по-крупному. – Он захлебывался от хохота. – Может, потому и выиграл, что на твои играл, фортуна ко мне повернулась! Ничего себе, а? Так что, считай, и ты выиграл. Должок я, конечно, положил еще ночью, а эти – твои! – Он с трудом унялся.
Виктор Михайлович враждебно наблюдал (не жаловал игроков и авантюристов), как Роман запер машину, проверив дверцы, багажник.
– Пойдем посмотрим, туда ли тебя доставил, – бросил на ходу. – Что-то сомнение у меня родилось. Вроде я уже как-то сюда наведывался. А может, показалось. Если уеду, а не туда прибыли, останешься посреди жары.
Роман вспомнил, что не так давно вез сюда парочку, настроенную весьма решительно. Из их разговора следовало, что хозяйка этого дома, проявив недюжинную предпринимательскую инициативу, открыла небольшую контору брачных услуг. И те объявления, которые время от времени возникали на страницах местной газеты («Блондинка среднего возраста ищет обеспеченного, здорового брюнета, 186 см, желательно иностранца, но в крайнем случае можно и после инфаркта»), – дело ее рук. Отчетливо вспомнил таксист и то, как возмущались пассажиры махинациями сотрудниц брачной конторы, которые «химичат и за большие бабки передвигают в списках страждущих познакомиться порядок очередности». Из беседы сидевшей в машине парочки явствовало, что у владелицы брачного предприятия, очень красивой бабенки, бывает не только большой навар, но случаются и крупные неприятности. Все это, промелькнувшее в мозгу Романа, стоило выяснить, ибо преступление, ради которого прибыл москвич, приобретало теперь несколько иной оттенок.
Дом, на манер украинской мазанки окруженный вишневыми и сливовыми деревьями, оказался не заперт, водитель пошел искать хозяев, а Виктор Михайлович, протиснувшись в невысокую дверь внутрь дома, огляделся и вздохнул свободнее. На печке остывал круглый хлеб, прикрытый вышитой кружевной салфеткой. По новеньким светлым обоям тянулись фотографии: конопатая девочка с венком белесых волос держится за руки родителей, морячок в первом звании со смазанным подбородком испуганно уставился в объектив, наполовину накрытая волной женщина заслонилась от брызг. Эта фигуристая, обалденной красоты баба остановила равнодушный взгляд Виктора Михайловича, почуявшего в ней опасность. «Гелена», – твердо решил про себя и отвернулся. Немного выше были развешаны любительские снимки предков: высокая старуха с маленьким стариком, их родичи. Поодаль, на совсем крошечном цветном прямоугольнике, разглядел он Муську, с грустью взирающую на паренька, темно-кудрявого, в фирменных джинсах, явно нездешнего происхождения.
– Гелена, – позвал он негромко, нетерпеливо направляясь в глубь сада. (Сбежали, что ли, как крысы?)
– Вы кто будете? – окликнул его из-за колодца светловолосый, перепачканный грязью парень, вытаскивавший ведро.
– Мне – к Гелене, – отчеканил Виктор Михайлович. – Она – в курсе.
– А я – нет! – отозвался парень, переливая воду в кадку, из которой торчал шланг. – Здесь, между прочим, я – хозяин.
– Ух ты, какой важный, – возник в дверях Роман. – Ты лучше послушай человека.
– У Гелены жила знакомая из Москвы, – сдерживая себя, пояснил Виктор Михайлович, – что-то произошло с ней, – он не желал признавать факт Муськиной смерти, – хотелось бы послушать информацию…
– Жену у него убили, понимаешь? – без обиняков сообщил Роман. – Где хозяйка?
– А хоть бы их всех поубивали, – не оборачиваясь, бросил хозяин. – Если больше вопросов нет – можете проваливать. Я вас, граждане, не задерживаю.
– Есть! – подошел Роман поближе. – И серьезный такой вопросик. У тебя в доме жила приезжая, ее, говорит пассажир, убили. Муж он ей, специально из Москвы ночью прилетел по вызову твоей Гелены. Так вот, он очень интересуется: как это посреди отдыха девку молодую укокошили? И за что? Пока он не получит ответа на свой интерес, мы не уедем. Понятно говорю? Или еще объяснить?
– Я не милиция, – сбавил тон светловолосый. Он отключил поливальный шланг, закрутил воду. – Понятия не имею, чем тут занималась ваша телка. – Он пристально посмотрел на Виктора Михайловича. – Может, она сбывала столичные шмотки. Или просто на пляже загорала. Какое мое дело, чего они не поделили?
– Именно что на пляже загорала, – убежденно согласился таксист. – На пляже.
Парень кивнул, не спеша достал пачку «Винстона», убедился, что в ней пусто. Воспользовавшись моментом, Роман поманил хозяина глазами, потом они о чем-то поговорили и, кивнув гостю: «Присядьте, мы – на минутку», оба мгновенно испарились.
Упоминание о пляже резануло Виктора Михайловича воспоминанием о прежней жизни. Перед глазами всплыла та совместная с Муськой неделя, украденная у судьбы поздней осенью, когда под предлогом трехдневной конференции в Сочи он надумал рвануть на Пицунду в корпуса. Уже изрядно потрепанные (а когда-то мечта московского истеблишмента) корпуса эти еще в том, прошлом, сезоне резко отличались от доступных среднему завлабу ведомственных домов отдыха; теперь же, судя по рассказам очевидцев, за какие-то месяцы грузино-абхазского противостояния, все перевернулось. На Черноморском побережье желанным и безопасным казался только Крым, но надо же так случиться, что именно в нем Виктору Михайловичу сегодня пришлось окунуться в пошлость будничного убийства, которое опутало его, повязало, напрочь отделив от юга, моря и тех (незнакомых ему по почерку) новых отдыхающих, что и сейчас гуляли здесь напропалую. Не своею волей он оставался чужим толпе людей, наслаждавшихся небывалым воздухом шального переходного времени, когда пришла в городок заграница с сигаретами, фирменными напитками, пиршественным набором украденной у кого-то гуманитарной помощи. И от острого одиночества и воспоминания о к