Виктору Михайловичу уже все было без разницы. «Лишь бы действовать, – стучало в мозгу. – Отбросить унизительную пробуксовку». Невмоготу было человеку, привыкшему безостановочно крутить педали, приводя в движение механизм огромной мощности, натыкаться на грубую неисполнительность, мелочовку, которую дельный сотрудник сковырнул бы в пять минут, одним ногтем. О чем, собственно, речь? Разобраться, жестоко наказать виновных. Внезапно он подумал: какая насмешка судьбы – воскресни Муська, вряд ли б меж ними что-либо изменилось, он не может стать другим. Ситуации, в которые он попадал, выбирала его натура. Как тогда, когда семья уехала в Соликамск, он не стал провожать их в аэропорт, посчитав это зряшной потерей времени, – отговорить все равно не удалось бы.
В душном затишье отделения милиции дежурил совсем юный, прыщавый парень, мощный торс и шея не соответствовали маленькой голове. За ним, на стене, висел плакат с давно устаревшими аббревиатурами, призывающий беречь природу, под стеклом лежал пожелтевший прошлогодний календарь, составленный из портретов звезд советского экрана. Казалось, все здесь нарочно внушало посетителю: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
«Время остановилось на прошлом сезоне, – раздраженно растравлял себя Виктор Михайлович, – и сидящему здесь правоохранителю невдомек, что преступный мир уже захватывает власть в их городишке, вот-вот грозя смести вольное безделье здешних блюстителей порядка».
– Честно сказать, первый раз слышу о деле Людмилы Гуцко, – сразу же отозвался прыщавый дежурный. Голос у него оказался тонким, с легкой шепелявостью. – Видно, оно не начавшись тут же и закрылось. – Он побарабанил пальцем по столу. – А тот, кто наверняка в курсе этой истории, сержант Рулев, – того нема. Бригада выехала в санаторий «Залив».
– Изнасиловали кого? – полюбопытствовал Роман.
– Если бы, – широко улыбнулся дежурный. – Машины у поляков обчистили. Ночью поснимали аккумуляторы, боковые стекла, ну и барахлом, естественно, не побрезговали.
– Найдут, – убежденно хмыкнул Роман. – Если бы наших, а то иностранцев.
– Надо найти, – веско подтвердил дежурный, но тонкость голоса не подкрепляла этой вескости. – Машины у них застрахованы. Ох, какой убыточной валютой пахнет… – Он присвистнул.
– Что за машины? – вяло поинтересовался Роман. – Марки, спрашиваю, какие?
– Не обязан отчитываться, – отрезал дежурный. – Тебе не положено знать.
– Да ладно прикидываться! Не в курсе – другое дело.
– В курсе. Три «мерседеса», одна – «тойота-кардинал». На этом «кардинале» они и накрылись. Только дотронулись – сигнализация завопила. Чувствительность у тачки – высший класс.
– Ну и что?
– Что-что… Отдыхающие повыскакивали, бросились за ними. Пришлось им крупные детали побросать в кустах.
– Побросали?.. – засомневался Роман.
– Ага. На одном аккумуляторе отпечатки остались. Весь район обшарим, а найдем. – Он посмотрел со значением на Романа. – Сейчас наш Рулев пытается уговорить поляков. Пусть еще пару дней здесь отдохнут – зачем же иск подавать?
– Знала шпана, что делала, – усмехнулся Роман. – Перед самым отъездом грабанули.
На столе зазвонил телефон, дежурный лениво потянулся к трубке.
Виктора Михайловича уже трясло от негодования. «Поляками, вишь, озабочены, а тут насильственная смерть. И никто ухом не ведет».
– Это что за лавочка?! – заорал он не своим голосом. – Средь бела дня человека пришили, а милиции плевать? Так я это не оставлю!
– А что вы можете? – не обратил внимания на его крик дежурный. – И вообще, откуда я должен знать о вашем убийстве? Родители не объявились. Время упущено.
– Если родных нет, то и концы в воду? Ошибаешься, командир, еще кое-кто остался.
Молодой милиционер посмотрел на бешеные глаза посетителя.
– Может, случай у вас действительно серьезный, – почесал он затылок. – Только вы же сами виноваты. Где вы пропадали целых десять дней?
Роман дернулся в нетерпении:
– Придется тебе, москвич, здесь подождать. Я поехал. Да не расстраивайся ты так! – тронул он Виктора Михайловича за плечо. – Все образуется. Накручу пару сотен кэмэ – вернусь. Вот те крест, вернусь.
Приемная опустела.
Летали осы, стукаясь о мутное стекло, изредка звонил телефон. Являлись и пострадавшие. Преодолевая отвращение, Виктор Михайлович наблюдал разъяренных покупателей, которые учинили расправу над двумя подростками, а теперь требовали суда. Дело разгорелось из-за фальшивой водки, которую они обменяли на дефицитные стиральные порошки в магазине «Уют». Перемазанные грязью пополам с кровью, герои скромного бизнеса долго запирались, наконец, расколовшись, признались, что наклейки на бутылках им сделали в ларьке кока-колы. Вслед за ними вбежала рыдающая молодка, у которой сперли сумку в автобусе. Еще кто-то требовал объявить розыск, кто-то пытался найти сбежавшего из дома пацана.
Виктора Михайловича мутило все больше, бесполезное сидение вызывало саморазрушительную злобу. Нестерпимо доставала жара, пить хотелось до умопомрачения. И все же он приказал себе не расслабляться, выстоять до конца. В какой-то момент остро засосало под ложечкой, он прикрыл веки, и медленно, как из тумана, выплыли сцены их совместной с Муськой жизни, ненужные мысли и подробности.
Казалось, Муська заполняла собой ничтожно малую, несущественную часть его бытия. Всего-то и вспоминались мгновенные и необходимые ему провалы в топкую вязь секса, или залитый солнцем номер дома отдыха с тенями ветвей на стене, или сумрачное зимнее утро, когда он опоздал проснуться. Тогда, вскочив как шальной, он стал метаться из душа в кухню, хватал вещи, на ходу сглотнул кофе, затем, так же не глядя, вдел в рукава куртки сонные руки. Он страшился не поспеть к началу переговоров, где должен был сделать следующий, решающий ход, чтобы «Тренинг-центр» стал реальностью. Они уже закупили семь современных компьютеров – рабочих станций. Вышло, что создание первого класса обучения стоило в год пятьдесят тысяч зеленых, подготовка каждого поступившего – двести долларов в день. После первой неширокой рекламы в их отдел регистрации начали звонить желающие; как и предполагал Виктор Михайлович, стоимость для них не была проблемой. Их направляли фирмы, которым позарез нужны были подобные специалисты. Особенно много звонили из городов ближнего зарубежья, где разработка компьютерных систем и овладение информационным пространством еще только начинались. Однако сложности возрастали в основном направлении работы их АО: все более жестко надо было действовать, чтобы увеличить свою долю на рынке сбыта, где конкуренты уже пытались серьезно потеснить их.
И позднее, когда Муська начала работать на их фирме, она его тоже мало занимала. Она стояла как бы в стороне, ей до лампочки были заботы НТЦ, ее порывов делать что-то хватало пока на официальный график обязанностей. Правда, в самое последнее время бизнес вроде бы начал притягивать ее. Но что-то в ней сопротивлялось…
Уже за полночь, иногда в подпитии (необходимость пить вечерами с партнерами и гостями входила в дежурный ритуал переговоров), он ей что-то рассказывал, заполняя пустоты молчания. Про каких-то преподавателей, которых наконец нашел для центра, и что один из них уже составляет программы, а другой подбирает слушателей, что милые девочки из их офиса Вера и Лена бегают по выставкам молодых художников и уже выбрали «шикарные» картины, которые украсят коридоры и комнаты нового блока. Из его рассказов получалось, что все у них увлечены НТЦ, как маленьким ребенком, который растет на глазах. Теперь, полагал Виктор Михайлович, оставалось выбрать для нового центра первые, наиболее перспективные технологии, по которым существует дефицит специалистов. И сегодня они приняли решение о первой, которая называлась что-то вроде «Проектирование компьютерных сетей в связи с обновлением систем управления во всех сферах современного общества». Муська теребила его, напоминая, что давно пора спать, но Виктор Михайлович не унимался. Он злился на «болвана» Володьку Мадунина, который «так и не сумел заказать достойную рекламу на первом канале ТВ, из-за чего фирма понесет большие убытки», недоволен был тем, что компания N их опередила броским офисом на Ордынке, куда «заказчики сами текли рекой». Но в общем-то он был весел, жизнь доставляла ему удовольствие.
Слышала ли его Муська? Понимающе кивала, не отводя глаз от его лица, вроде бы ловила каждое слово.
Были нечастые выходы в свет.
Однажды, возвращаясь домой из офиса, он принял решение взять ее с собой на прием. Прием официальный, с отечественными чиновниками, по случаю заключения контракта на крупный заказ. Муська умела собраться мгновенно, в этом надо отдать ей должное. Сквозь прищур Виктор Михайлович оглядел ее, прикинув, как будет смотреться его партнерша в новом американском ресторане, где требовалась куча купюр высокого достоинства, чтобы даже просто кофе попить, как отнесутся к его спутнице чиновники и воротилы бизнеса. Тугое плиссе зеленых шорт в виде юбочки открывало по-детски тонкие ноги, перелив шелка особенно подчеркивал персиковый тон лица, ярко-голубых, будто всегда влажных, глаз. На шее поблескивала тонкая серебристая цепочка, и Виктор Михайлович впервые заметил, что шея у Муськи длинная, а плечи покатые, как у балерины.
– Блеск, – оторопел он. – Откуда ты взялась такая?
Она поняла его правильно:
– Глядеть надо было лучше.
– А шорты-то, шорты, – хохотал он, представляя лица некоторых гостей при Муськином появлении. – Ну и ну! То-то будет шок, когда ты возникнешь среди них.
Она стояла, хмуро отвернувшись, с флаконом духов «Опиум», которые надоумили Виктора Михайловича подарить Муське к Новому году бабы из офиса.
– Кто-то зависит от мнения других, а кому-то наплевать, – внезапно заявила она.
– Вторые давно вымерли, как майские жуки, – схватил он ее за руку. – Бежим, опаздывать не полагается.
– Как майские жуки… – Она подошла очень близко, все еще держа флакон.
Его обволокло запахом яблочного сока, он приподнял ее, точно зеленую лампу с абажуром, переставил к самой двери.