Гелена сглатывает новый кусок пиццы, Виктор Михайлович больше не притрагивается. Рассказ не рассеивает его подозрений.
– Он ее силой… тащит от стола, – словно не зная, чем закончить, скороговоркой продолжает Муськина подруга. – Представляешь? Можно ли Людмилу заставить, если она не хочет? Так вот, он ее выволок… тут уже, конечно, все по-крупному пошло. – Сигарета давно потухла, Гелена не замечает этого, глаза устремлены вдаль, за окно. – Рассказывали очевидцы, будто Людмила прямо-таки взбесилась, разодрала ему лицо до крови… – Она замолчала.
– Ну и что? – в нетерпении подстегнул ее Виктор Михайлович.
– Что-что, он ее выволок из ресторана, так она, говорят, достала из сумочки острый предмет, пырнула его, он завопил. Когда ребята выбежали вслед, никто даже и не понял, что же произошло. – Гелена перевела глаза на Виктора Михайловича, подперла щеку. – Честно говоря, не было такого серьезного повода – в живот нож всаживать. – Темные дерзкие глаза не отпускают Виктора Михайловича. – Ты-то хоть знал, что она в сумке ножичек носила?
– Зачем?
– Думаю, для самообороны.
– А потом?
– Говорят, она его только чуть задела, а он руку перехватил, нож выпал…
И опять появилось у Виктора Михайловича смутное ощущение, что история чересчур плавно пересказывается, словно выученная.
– Вырвалась она от Тимошки, в морду ему плюнула. Так он ножик поднял и всадил ей в горло по самую рукоятку, – уже деловито, скороговоркой докончила она. – Вот такие дела.
У Виктора Михайловича выступают капельки пота. Гелена пережидает, пока он оботрет лоб.
– Соображаешь, как все получилось?
Да, Виктор Михайлович соображал. Чем больше соображал, тем больше настораживался.
– А что следствие?
– Стали разбираться, у кого был нож, кто первый начал. Полюбовно решили, что Тимошка защищался от ее нападения. Не замышлял, а убил. Куча свидетелей, все до одного подтвердили. – Она закуривает новую сигарету от старой, в темных глазах затухает возбуждение. – Ему повезло, конечно, что ее рассматривали как приезжую (от городка оторвалась), а его – как здешнего. Вырос у всех на глазах. На чьей стороне в таком раскладе будет общественность?
– При чем здесь общественность? – совсем опешил захмелевший Виктор Михайлович. – Где же, черт возьми, правосудие?
– А что правосудие? По-твоему, после эдаких скользких-то обстоятельств стоило дело затевать? – Она стряхивает пепел. – Послушай, какой из Тимошки убийца? Смех один, ты б на него только посмотрел. – Гелена шумно вздыхает. – Зачем ты ввязываешься? – шепчет она доверительно. – Ее с того света не вернешь.
– По твоей логике, домогания этого ублюдка – не в счет? – Подозрительность Виктора Михайловича просыпается с новой силой. – Суд будет, обещаю тебе! Не удастся по чьей-то воле убийство списать.
– Не будет суда. Говорят тебе, слава богу, прикрыли дело. Кому надо (из начальства) – на лапу дали и списали этот инцидент, чтобы память Людмилы не осквернять. И еще одного из их компании пришлось тоже подмазать. А тому, кто особо из-за нее суетился, по-другому рот заткнули. Пойми, всего лишь «трагическая случайность», умысла не было. – Гелена отбросила окурок подальше.
Виктор Михайлович выдохся, спорить дальше смысла не было. Он сделал вид, что доводы Гелены его убедили. («Что-то не так, что-то не состыковывается», – стучало в мозгу.)
Все же остатки пиццы, уже чуть остывшей, оказались вкусными, недомогание, тошнота медленно отступали.
– А для чего ты ее из Москвы вытащила? – спросил немного погодя. – Какой такой срочный у тебя повод был?
– Так это ж она сама попросила! – удивляется Гелена. – Она давно предупредила: «Как вода прогреется до девятнадцати градусов, так немедленно и вызывай». Понимаешь? «Немедленно!» Я и вызвала.
– Врешь! Что за вызов нужен в июне купаться? – снова теряет самообладание Виктор Михайлович. – Что вы тут натворили? Почему она как полоумная собралась и рванула из Москвы? – Глаза его темнеют, пальцы впиваются в полное женское плечо. – Все равно до всего докопаюсь. И не надейся провести меня.
– Ох-ох, какие мы нервные. – Благодушная улыбка играет на губах Гелены, и снова этот дерзкий изумленный взгляд. – Для чего, мой хороший, ты все знать хочешь? Что тебе это даст? – Она берет его за локоть, как бы удерживая от необдуманных порывов. – Уверяю, ничего для тебя светлого не приоткроется. Ее нет, понял? Езжай себе спокойненько домой в свою процветающую компанию и говори спасибо, что тебя в эту мутную историю не стали впутывать. Вот такое огромное «спасибо» скажи. – Она развела руки на всю ширину. – А то привлекли бы тебя, к примеру, свидетельствовать: в каком качестве ты Людмилу в Москве держал? И почему без прописки? Кто она тебе? Потягали бы тебя месяца два, и летел бы ты из всех своих начальственных кресел. Ясно?
– Меня не запугаешь! – перехватывает Виктор Михайлович руку женщины. – Пока правду из тебя не вытряхну, не отпущу. Говори лучше: кто у нее тут был?
– Ну ты уж совсем того, – сердится Гелена. – Не было никого. Отвяжись! – Она пытается вырваться, но Виктор Михайлович цепко держит ее локоть. – В одном ты прав: тебя она в расчет не взяла. Отпусти, говорю.
– Кто это был? – Виктор Михайлович не узнает своего голоса. Рука его непроизвольно выкручивает руку Гелены. Та вскрикивает.
– Раз ты настаиваешь – лопай! Ну был. Был иностранец один. Только убери немедля свои грабли. А то, честно говоря, у меня тоже лезвие припасено. – Гелена поправляет сбившуюся бретельку под оранжевым сарафаном. – Парень этот года два назад появился. Эдакий Гребенщиков испанского разлива. Когда он слинял, Людмила очень надеялась на его возвращение, ждала вестей, а потом отчаялась, в Москву укатила поступать в медицинский. Кто думал, что он снова объявится? Пришлось мне ей сообщить. – Гелена вытаскивает сигарету. – Откровенно скажу тебе, не предполагала, что она так быстро среагирует. Особо-то и переживать не стоит. Тебя она очень уважала, клянусь, она тебе вот так благодарна была. А эти амуры еще за год до тебя начались, понял?
– Ну, пусть так, – бледнея, соглашается Виктор Михайлович. – И где же был этот испанец, когда Муську убивали?
– Да не был он! И отстань от меня. Кончен разговор. Откуда мне знать, что меж ними происходило? За день до драки этот Френсис ни с того ни с сего опять исчез. Чокнутый какой-то! Или прикидывался. Скажи на милость, зачем мне эта грязь? У меня своих дел по горло.
– Не верю! Поняла? – вскакивает Виктор Михайлович, чувствуя, что теряет остатки терпения. – Все чушь собачья. Поехали на кладбище!
Гелена вздыхает, медленно сдвигает грязную посуду на поднос.
– Ладно, сам увидишь – цепляться перестанешь. Только не переживай ты, ради Христа. Все как надо сделали.
Она скрылась в соседней комнате, вернулась с Муськиной курткой, лиловой сумкой на молниях, потом начала извлекать содержимое. Вид этих вещей, как бы подтверждавших реальность случившегося, поразил Виктора Михайловича больше всего прежнего. Он узнал торчащие из сумки Муськины бермуды, купальник-бикини, из внутреннего кармана куртки Гелена извлекла билет на поезд.
– И в обратный конец сохранился, – посмотрела она на еще более побелевшего Виктора Михайловича. Затем, щелкнув замком маленькой сумки, вытащила из нее щетку для волос, набор косметики, наполовину уже бывшей в употреблении, деньги.
«А серьги-«будильники», а документы?» – почему-то мелькнуло у Виктора Михайловича.
– Вот, – Гелена помахала пачкой денег, – пять тысяч. Все ее, так сказать, достояние.
«На что же она жила здесь неделю?» – опять невпопад пронеслась мысль у Виктора Михайловича. Он не мог заставить себя произнести ни слова.
В дверь неожиданно постучали, ввалился Роман.
– Ну как, разобрались? – сразу же загремел он. Струйки пота стекали со лба, сам он дымился, как чан с картошкой. – Куда едем? Решили? Сейчас гроза полоснет, уже гремит.
– На кладбище, – овладев собой, приказал Виктор Михайлович, машинально нащупывая бумажник во внутреннем кармане. – И вообще, учти, до самого отлета будем с тобой ездить. – Ему категорически не хотелось влезать в Геленин «москвич». – Пока у меня не возникнет окончательная ясность, ты работаешь со мной. Понял? За башлями я не постою.
– Может, перекусишь? – показала Гелена водителю на пиццу. Она явно тянула время.
– Никаких перекусов! Уж сколько часов все закусываем и запиваем, – оборвал Виктор Михайлович.
– Да, вот что я подумала… – Гелена сняла с вешалки зонт, засунула босые ноги в лодочки. – Может, стоит еще к Фаине заскочить? Именно она в тот вечер с Муськой в ресторане была. Проходила потом как главная свидетельница. Захочешь, так она тебе всю сцену в деталях опишет. Как, а?
Роман одобрительно закивал. Раз пассажир серьезный, надо все сделать как положено. Он уже и сам начинал втягиваться в расследование.
Виктор Михайлович сразу же согласился: хоть кто-то живой заговорит кроме этой бабищи.
– Кстати, Фаина тебе подтвердит, сколько мы тебе в Москву названивали. И домой, и на работу. Пока твоя секретарша не разъяснила, что ты – в командировке.
Отъехали в предгрозовой темноте. На набережную проезд запрещен, двинулись вдоль пляжа пешком.
Торговая точка Фаины звалась «Ротонда», очередь к ней была видна еще издали. Подойдя ближе, Виктор Михайлович понял, что продавали там сахарную вату – новое лакомство, появившееся на Синем Берегу в нынешнем сезоне вместе с другим ассортиментом нового времени. Небезразличным взглядом Виктор Михайлович оценивал новую реальность городка, казалось знакомого ему до мелочей с детства, когда его, как многих московских детей, вывозили в крымские пионерлагеря. Теперь он не мог постичь, откуда берется такое количество импортного товара, который размещался прямо на земле, в коробках, на ящиках и вешалках. Кто завозит все эти пачки «Мальборо», «Винстона», греческих сигар, каким макаром и как доставлялись костюмы от «Адидаса», сумки «Гуччо», туфли «Саламандра», уж не говоря о батарее бутылок со спиртным и соками из Греции, Испании, Голландии, Израиля? Кто переправляет коробки с апельсинами, бананами, финиками, киви, что растут бог весть в каких краях? Все это, увиденное и услышанное, раздражало Виктора Михайловича полной нелогичностью, бесхозяйственностью.