А банок с рыбами! Их было больше всего.
Костя несколько сник под этим напором человеческих страстей.
– Они умеют не только продать, – шепнул ему Петя. – Они сами разводят. И породу новую могут вывести. Здесь добудешь то, чего и на рынке нет. У каждого свои закрепленные дни. Их всегда здесь можно застать.
Костя таращил глаза, не веря, что перед ним Петя Моржов, изнеженный горемычный потомок великих князей. Этот парень, словно опытный гребец в зарослях обмелевшей реки, лавировал меж банками, нырял в толпу, смеялся, обходя пропасти, и чувствовалось, что бывал он здесь помногу и во всем разбирался. Костя снова терял власть над потомком, он был оглушен и измят своими безутешными мыслями, этим скопищем непонятных людей.
Наконец они протиснулись в магазин.
Посреди, вмонтированный в стену, стоял громадный аквариум из гранита. В трех его секциях существовали разные рыбы в благословенной тени водорослей.
Костя поглядел на аквариум-гигант:
– Давай хоть рыб купим? Гуппи, а?
Парень вдруг поскучнел, словно вспомнил о Косте.
– Не-е… Зачем они. – Он вздохнул. – Знаете, бывают летающие рыбы. Слыхали?
– Нет, – соврал Костя.
– А отец сам видел. У островов Зеленого Мыса. – Петя приостановился, вспоминая. – Штук пятьдесят, говорит, летели за кораблем. С дятла величиной. И все стаями, против течения.
Теперь они попали в комнату, где на прилавках лежали корма. Червяки, дафнии, сушеная рябина, какая-то особая смесь для щеглов. К Косте подкатил подросток с гнездом из конопли.
– Здорово! – оценил Костя.
– Противу вшей хорошо стоит, – сказал тот. – Бери, не бойсь. Конопля вшей не примает! – Костя разглядывал изделие. – Дело тебе говорю, выведешь птенцов – доволен будешь. За пятерку отдам.
Костя заколебался.
– Черт, может…
– Слышите? – толкнул его Петя. – Слышите? – Он замер и совсем походил на зайца, застигнутого в поле непривычным звуком.
Костя ничего особого не различал. В другой секции два типа о чем-то спорили.
– Скорее, – дернулся потомок и схватил Костю за руку. – Бежим туда. Это раз в тысячу лет бывает. Петушиные бои.
«Спятил, – подумал Костя. – Какие еще петухи?» Но парень дернул его за руку, пока они не приблизились вплотную к торговцам рыб. Там возле аквариумов с рыбами уже толпились любопытные.
– Да не жмись ты! – вопил невысокий брюнет, весь прошитый молниями. – Пять против пяти. Это только-только.
– А кто мне заплатит, корешок? Не ты ли? – Владелец собственного небольшого аквариума, тоже «укомплектованного» растениями и камнями, бил себя по бедру жестом эпилептика и наступал на брюнета с молниями: – Не ты ли, красавец, штаны скинешь?
– Да будет, – отмахивался тот. – Их же у тебя тысячи. Покажи настоящую борьбу. Вся наша жизнь, папаша, есть борьба.
Вокруг спорящих пенилось возбуждение. Одни держали сторону владельца аквариума, другие подначивали того, с молниями.
– Раскошеливайся, папаша! – кричали одни.
– Да что он, скаженный, добро разбазаривать…
– Наддай, братцы… Кино будет.
– Хочешь, подсоблю, – предложил парень с молниями.
– Нужен ты мне, как зайцу спидометр, – огрызнулся продавец.
– Я плачу, – выступил из толпы круглый, маленький человек и победоносно оглянулся на свою даму.
Розовая, тестообразная дама его приятно выделялась в толпе своей голубой с цветком шляпой и белым пальто из кожзаменителя. Лицо ее хранило непроницаемость, а кавалер все порывался заглянуть ей под шляпку.
– Ну, сколько? Сколько за десяток петушков? – пищал он мгновение спустя, наскакивая на владельца аквариума. – Только ты не запрашивай. Я ведь вас, мародеров, знаю.
В толпе захихикали.
– Чистый туз, ребята…
– Не видишь разве, он на «кадиллаке» приплюхал…
– А чувиху небось из Аргентины вывез… Ха…
Но парень с молниями оборвал зубоскалов. Он шагнул к толстяку и хлопнул его по заду:
– Молодец, земляк. Покажи им, как жить надо. Раз гуляем… Владелец аквариума назвал цену.
Для приличия поторговались.
И началось.
Аквариум поставили на окно. Петухи в лучах солнца засветились неземными оттенками фиолетового, изумрудного, серебристо-лунного. Подобные маленьким ярким витражам, они устремились друг на друга в дикой страсти кровопролития и разрушения. Как в цветном кино при столкновении автомобилей летят колеса, дверцы, мосты, так отрывались от тела рыб чешуя и плавники. Неземные создания крушили свою красоту, как варвары. Даже тот, кто должен был выйти победителем, был обречен на вечное безобразие.
Публика выражала восторг, улюлюкала, словно на ринге или стадионе. Как и положено, она аплодировала ловкости, силе, везучести. И, глядя на это, Костя невольно думал о том, как могуч в человеке древний инстинкт права сильного. И как редко люди сочувствуют неловким, неприспособленным. Все эти мысли были некстати, но Косте хотелось, чтобы люди были другими, и он стал уверять себя, что именно с подобных удовольствий, от разного рода петушиных боев, коррид и бокса, начинается жажда крови, уничтожения. С этого начинается, а где конец!..
– Пойдем-ка, – позвал он Петю.
Но тот не слышал. Его глаза, расширенные от ужаса и восторга, были устремлены на происходящее. Теперь в драке участвовало уже всего три петуха. Первый, с красновато-лиловыми плавниками, плыл боком, как парусник, у которого выбыло рулевое управление, второй, чуть приоткрывая задыхающиеся жабры, едва касался противника, и только третий, с черным веерообразным хвостом, изодранный и покалеченный, наскакивал с прежней силой.
Толпа очнулась, когда все было кончено.
Победил чернохвостый. Тело его мерно передвигалось в воде, мутной от рыбьей чешуи.
Костя молча направился из магазина. Ему было омерзительно и горько. Потомок поплелся за ним.
– Чернохвостый сильнее всех оказался, – подал он голос.
Косте не хотелось вести светскую беседу. Он помнил ликующее лицо Пети Моржова при виде дерущихся петухов.
– Сильнее – это не всегда лучше, – процедил он и зашагал быстрее.
Нерасположение к потомку вернулось. Этот парень со Второго Крутицкого переулка был сейчас так чужд и далек Косте, как бывают иногда чужды люди за витриной шумного ресторана, когда в кармане ни копейки или хочется побыть одному. Он дорого дал бы за то, чтобы Петя Моржов исчез с его пути, растаял, как предутренний кошмар. Но чем больше Костя заводился, яростно вспоминая все самое унизительное, что произошло за день, тем настойчивее в его душе разрасталась тоска. В сущности, говорила эта тоска, если разобраться, логика твоих поступков по отношению к потомку напоминает логику колонизатора, осваивающего остров, на котором обнаружены нефть или уран. Что ты, почтенный аспирант, знаешь о Пете Моржове? Ничего. С самого утра ты неуклонно рвался к его сокровищам, и, если уж начистоту, ты хотел лишь запутать парня, околпачить его, чтобы задарма добыть «Переписку».
Но сейчас у Кости уже не было времени менять тактику. В голове копилось раздражение, он чувствовал себя бездарным и немощным. Поэтому он снова решил идти напролом. Устроить все с покупкой, отвязаться от потомка и – домой.
– Посидим минутку, – сказал он, делая бесполезное усилие настроиться.
Они сели на скамейку. Здесь было пусто, гул рынка отошел в просвет берез. Прошлогодние листья пахли прелым. Потомок взял прут и стал разгребать листья, вытаскивая хилых червяков.
– Зачем вы копаетесь в прошлом? – спросил он. – Неужели вам интересно?
Костя думал о том, как унизительно чувство зависимости от кого-либо, чего-либо. Из всех состояний люди хуже всего переносят именно это: зависимость. Не по доброй воле, а компромисс, вынужденное приспособление, насилие над собой. Вот и сегодня в рассказах потомку он оглупляет важные для него вещи.
– Человек должен помнить и знать свое прошлое, – невпопад сказал Костя. Безразличие немного отступило в глубину его души. Его потянуло к пряному запаху земли, и он растянулся на листьях лицом вверх. Только краем глаза ему виден был этот потомок с наклонностями юного садиста. Его щуплое колено, плечо, как торчащая кость, и оттопыренное правое ухо. Туманные облака, словно прозрачные медузы, наплывали на солнце, катились за горизонт, падали куда-то в небытие. – Люди обязаны исследовать опыт общества, чтобы избежать ошибок.
Костя потянулся, раздумывая. Но увидел, что из глаз парня, усталых, припухших, уже ушло внимание. Они снова блуждали. Должно быть, в очередном зоопарке или питомнике.
– В общем, это долгая песня, – поднялся Костя.
Круг солнца цеплял за крайнюю березу, стало прохладно. Груз разнообразных впечатлений дня уже осел в сознании. Костя знал, что оба они устали и тяготились друг другом. Он чувствовал себя вконец опустошенным.
Может, он вообще не привык действовать? Что смог он в жизни сам? Без толчков извне. Что предопределил? Напротив, он только умел портить все, даже когда ему само в руки шло. Занимался рефлексиями, тянул с диссертацией, с Ниной тоже, да и вообще с любыми решениями тянул. Метания, срывы, увлечения – все это, так сказать, внутренние события его личности. Именно здесь происходили неведомые миру сражения. Внешний же рисунок его жизни был неярок, несамобытен. Все за него решили другие. Школа, аспирантура, библиотека и архивы. Пожалуй, единственным значительным событием была встреча с Ниной. Впрочем, и встреча-то произошла случайно, и знакомство продолжалось без его особых заслуг. Ничего он не завоевывал, никаких крепостей не брал, рассказать нечего.
В Ленинской библиотеке, у библиографического каталога, он искал материал на букву «С». (Может, попадется что неизвестное о Сухово-Кобылине.) А Нине нужен был ящик с фамилией «Пржевальский». Здесь она надеялась почерпнуть новые сведения о первом маршруте великого исследователя и путешественника. Быть может, знакомство даже не состоялось бы. И извечная электрическая искра не пробежала бы между ними, если бы ящик с карточками на букву «С» лежал сверху. Но он был внизу, под буквой «П», и, выпрямляясь, затылок Кости столкнулся с Нининым опускающимся подбородком. Костя, конечно, извинился. И выслушал последовавшее любезное отпущение грехов. С этой минуты они передавали ящики с карточками каталога из рук в руки. Потом вместе обедали в библиотечной столовой. Потом взаимный обмен мнениями по многим вопросам истории, географии, литературы окончательно сблизил их. Расставаясь, Костя решился попросить номер ее телефона. Нина не отказала.