— Можно! Можно! Позволила! Идем.
Надя быстро одевается. Сердце стучит. Страшно. Еще одумаются и вернут.
Выбежали на улицу.
— Нехорошо только, что у нас платья такие короткие. Подумает, что девчонки, и не станет серьезно гадать.
— Ерунда,- утешает Вера,-На платье она внимания не обратит, а лица-то у нас не молоденькие.
— В пятницу, когда я шла из гимназии, меня один извозчик барыней назвал,- хвастает дылда Катя.
— Честное слово? Ей-богу!
— Надо было все-таки хоть косы подколоть,- беспокоится Надя.- А то она не отнесется серьезно.
— Нет, нет, не беспокойся, она очень серьезная. Она горничной Фене всю правду сказала. И привораживать умеет, и все.
— Привораживать?
Надя задумалась. Хорошо бы кого-нибудь приворожить. Вчера мадам Таубе рассказывала маме про своего дядю графа Градолли, который всегда в Париже живет. Старый богач. Вот бы его приворожить. Граф Градолли! Ну, есть ли что на свете красивее такой фамилии! Графиня Градолли. Надежда Александровна Градолли! Молодая красавица графиня.
— Тише, тише! Осторожно, тут ступеньки,- шепчет дылда.- Вот в этот подвал.
— В подвал? — пугается Надя.- Нет, я в подвал ни за что не полезу!
— Бою-усь! — пищит Вера.- А ты не спутала: это тот самый подвал?
— Ну, конечно. Мне горничная Феня показывала.
— Бою-усь!
— Ну, так нечего было и затевать,- демонстративно поворачивается дылда.- Жалею, что связалась.
— Как же быть? — томится Надя. Ступеньки подвала ослизлые, щербатые. На дверях — рваная клеенка и мочалка. Но, с другой стороны, что может быть красивее фамилии Градолли!.. Молодая графиня Градолли…
— Все равно: уже раз решили, так пойдем.
В подвале пахнет щами и прелыми досками.
— Вам кого надоть? — спрашивает тощий-тощий мужик в лиловой рубахе.
Подруги молчат. Им неловко и страшно сказать, что нужна гадалка. Мужик еще рассердится.
— Мы, наверно, не туда попали,- испуганно шепчет Вера и тянет Надю за рукав к выходу.
— Да им, верно, Дарью Семеновну нужно,- захрипел чей-то голос из-за печки.- Дарья! К тебе, что ли?
— Господи! Да их тут целая шайка! — волнуется Надя.
Из-за перегородки показывается рябая бабья рожа; темные внимательные глаза искоса приглядываются.
— Что, барышни, погадать, что ли? Только я ведь этим не занимаюсь. Это вам кто же сказал-то?
— Феня… Феня сказала.
— Феня? Рыжая, что ли?
— Да… да…
— Ну, уж так и быть. Только деньги вперед. Тридцать копеек за каждую. Пожалте-с.
За перегородкой стояла узкая железная кровать, стол, покрытый красной бумажной скатертью, и два кресла без всякой покрышки — просто одно мочальное содержимое.
На одно кресло села сама гадалка. На другое указала Кате, в которой сразу определила предводителя.
— На бубновую даму. Для сердца-удивит дорога. Через денежное предприятие червонный разговор в казенном доме. В торговом деле — бубновый человек вредит.
Дылда испуганно выкатила глаза. Торговых дел у нее не было, но все-таки пугало, что бубновый человек вредит.
— Теперь на которую? — скучающим голосом спросила гадалка.
Надя покраснела, засмеялась от смущения.
— Не можете ли вы… мне говорили… я бы хотела приворот.
— Приворот? — ничуть не удивилась гадалка.- За это особливо двугривенный. Деньги вперед. На чье имя?
— Меня… Надеждой зовут.
— А кого имярека-то?
— Что?
— Кого привораживать-то?
— Он… его… графа Градолли.
— А имя-то как?
— Имя? А имя я не знаю.
— Ну, как же так, без имени-то. Без имени трудно. Некрепко выйдет.
Гадалка озабоченно пожевала губами и вдруг запричитала:
— На синем море, на червонном камне лежит доска, под доской — тоска. Отвались доска, подымись тоска по морям, по долам, по зеленым лесам, пади тоска на сердце раба божьего Гре… Гра… Грыдоли (ишь, как неладно выходит!), истоми его, иссуши его, чтоб он спать не спал, чтоб он есть не ел, чтоб он пить не пил, по рабе божией Надежде сох. Аминь, аминь, аминь. Тьфу, тьфу, тьфу. Раба божья Надежда, плюнь три раза.
Надя нагнулась, добросовестно плюнула три раза под стол и вытерла губы.
На улицу вышли какие-то подавленные.
— Все-таки она поразительно верно говорит! — ежилась дылда от страха сверхъестественного.- Этот бубновый человек — это, наверное, доктор Крюкин. Он всегда рад повредить. Или батюшка. «Я тебе, Фиш Екатерина, после праздников кол влеплю». Наверное, бубновый, это — батюшка. Поразительно верно говорит. И как это она так может!
— Бою-усь! — повизгивает Вера.
Надя молчит. Ей не по себе. Связалась с этим Градолли, а вдруг он рожа!
Через два дня, за вечерним чаем, мать передала Наде флакончик духов.
— Это тебе мадам Таубе оставила. Она сегодня, бедненькая, в Париж уезжает. Расстроена ужасно.
— Почему расстроена?
— Телеграмму получила: дядя ее заболел. Помнишь, она рассказывала,- граф Градолли. Бедный старичок. Жалко, столько добра делал.
— А… а что с ним? — спрашивает Надя дрожащим голосом.
— Неизвестно что. Вдруг почувствовал себя худо. Должно быть, не выживет.
Надя вся застыла.
— Вот оно! Вот оно началось! Отвалилась доска, привалилась тоска! Господи, что мне теперь делать?!
— Мамочка, а разве он хороший, этот граф?
— Да, он известный благотворитель. Добрый старичок.
«За что я погубила его? За что? — терзается Надя.- Добрый, милый старичок, прости ты меня, окаянную! Ведь он даже о моем существовании не знает, и вдруг, откуда ни возьмись, отвалилась доска и навалилась тоска. И помочь нельзя. И не знают, как лечить!»
— Мамочка! Они его, наверное, неправильно лечат. Мамочка, ему, может быть, жениться хочется? А они не понимают.
— Что-о? Что ты за вздор болтаешь?
Лицо у Нади такое несчастное, такое расстроенное.
— Если бы я знала, что можно сделать отворот против приворота, я бы не пожалела всего своего состояния!..
— Какой отворот? Какое у тебя состояние? Ничего не понимаю.
— Шестьдесят пять… ко…копе…ек…
— Господи! Да она плачет!
Мать быстро подбежала к телефону и, не спуская глаз с рыдающей Нади, нажала кнопку «А» и вызвала доктора Крюкина.
Предсказатель прошлого
«На основании точнейших данных науки хиромантии предсказываю настоящее, прошедшее и будущее. Даю советы о пропавших вещах, неудачах в браке и способы разбогатеть».
Далее следовал адрес и часы приема: от 9 утра до 11 вечера.
— Нужно пойти,- подумала я.- А то живешь — ничего не знаешь. Пойду, хоть прошлое узнаю.
Разыскала дом. Спросила у швейцара.
— У нас таких нет,- отвечал он.- Прежде, действительно, жил тут дворник, умел зубы лечить. Пошепчет в рот, зуб и пройдет. Многим помогал. А теперь он на Фонтанке, а какой номер дому, я знать не могу, потому что с меня этого не спрашивается. А если вам знать требуется, где квартира N 32, так прямо вам скажу, что во дворе, налево, шестой этаж.
Я пошла во двор, налево, в шестой этаж.
Лестница была корявая и грязная. Кошки владели ею беспредельно. Они шныряли вверх и вниз, кричали, как бешеные, и вообще широко пользовались своими правами. Дверь, за которой предсказывают прошлое, была обита грязной клеенкой и украшена нелепым звонком, болтавшимся прямо снаружи.
Кто-то открыл мне и быстро шмыгнул в другую комнату.
— Пожалте-с сюда! — тихо заблеял простуженный голос.
Я пожаловала.
Комната была маленькая, в одно голое окно. Железная кровать, закрытая вместо одеяла газетной бумагой, два стула и ломберный стол. Над столом прикреплен булавкой к стене лист бумаги, с нарисованной на ней пятерней.
Хозяин стоял и грустно меня разглядывал. Он был очень маленький, с очень большим флюсом, перевязанным черным платком, торчащим на затылке двумя заячьими ушами.
— А, понимаю! — сказал он вдруг и улыбнулся, сколько позволял флюс.- Понимаю!.. Вас, вероятно, прислала ко мне графиня Изнарская?
— Нет,- удивилась я.
— Ну, в таком случае, княгиня Издорская?
— И не княгиня.
Он не был поражен таким ответом и как будто даже ждал его. Выслушал с интересом и спросил еще, словно для очистки совести:
— В таком случае, наверно, баронесса Изконская.
И тут же прибавил с достоинством:
— Это — все мои клиентки. И полковник Иванов — вы знаете полковника Иванова? — тоже приходил советоваться со мной, когда у него украли чайную ложку. Чистейшего серебра. С пробой. По пробе все и искали сначала… Чем могу служить? Настоящее, прошедшее или будущее? Позвольте вашу левую ручку. Которая у вас левая?.. Ах, да, виноват, эта. Они, знаете, так похожи, что даже мы, специалисты, часто путаем. Позвольте рассмотреть линии. Гм… да. Я этого ожидал! Вы проживете до девяноста… да, совершенно верно, до девяноста трех лет и умрете от самой пустой и безопасной болезни… от отравления карболовой кислотой. Остерегайтесь пить карболовую кислоту в преклонных летах!
— Благодарю вас! — сказала я.- Только я больше интересуюсь другим вопросом…
— Понимаю! — перебил он.- Для того, чтобы я понял, достаточно самого легкого намека. Вас беспокоит мысль о той вещи, которая у вас пропала на днях!
Я стала вспоминать, что у меня пропало: булавка от шляпы, последний номер журнала «Аполлон», перчатка с правой руки…
— Эта вещь была вам дорога и необходима,- я вижу это по линиям вашего указательного пальца.
Положительно, он намекал на перчатку. Она была, действительно, очень нужна, и я, разыскивая ее, полезла даже под шкаф и стукнула лоб.
— Вам бы хотелось знать, где теперь эта вещь! — пророческим голосом продолжал хиромант.
— Да! О-очень!..
— Она вам возвращена не будет. Но благодаря ей будет спасено от голода целое семейство. И оно будет благословлять ваше имя, даже не зная его!
— Несчастные!
— Теперь скажу вам о вашем прошлом. Вы были больны.
Я молчала.
— Не очень сильно.
Я молчала.
— И довольно давно. Еще в детстве.