ьное состояние ухудшается день ото дня. Фиона приходит довольно часто. Я обязан выдать ее полиции, но я не могу. Причинить ей вред — все равно, что ранить себя. Вероятно, она опасна. Несмотря на хрупкость, это существо способно на все. Она уже созналась мне в разнообразных грехах. Конечно, исправить ее довольно заманчиво, но я не так глуп.
Тридцатое марта. Мало что изменилось. Фиона любит играть с храмовым кристаллом, но я не обращаю внимания — возможно, это удержит ее от общения с другими преступниками.
Пятое апреля. Все то же самое.
Пятнадцатое апреля. Фиона исчезла. Должно быть, вернулась на дно. Комментариев не оставляю. Такие неудачи болезненны.
Пятнадцатое мая. Очень много разных событий. Фиона появилась снова, у женщины сильные травмы — сломан нос, рассечены бровь и ухо, трещина в берцовой кости и, без сомнения, гематома на легких. Я нашел ее на пороге ночью, внес ее в дом и осмотрел, и как врач, и как псионик. Били, видимо, металлическим прутом. Раненая так и лежит в моем кабинете — на специально купленной складной кровати. Фиона дышит часто и неглубоко, время от времени приподнимается и сплевывает в чашку кровь. Наверное, это безобразно для такой красивой девушки, но мне теперь все равно. Несомненно, она поправится и этот изъян исчезнет.
Я ни о чем не спрашиваю. Не надо эмоций. Я не могу их себе позволить. Возможно, следовало бы обратиться к Румику, но я знаю, что он не одобрит моих действий.
Первое августа. Война с Иллирой, созданное ею общественное потрясение и лечение раненой отвлекли меня от продолжения дневника. Теперь все считают Фиону моей невестой, а я молчу и не опровергаю сплетни. Ситуация запутанная, и причина не в преступлениях, недостатках или прелестях этой женщины, источник всех проблем только в моей голове. Фиона рассказала все, она хочет получить святой фонарь. Кто-то заказал артефакт, и этот кто-то внушает мне страх. Не думаю, что он собрался бороться со злом.
Я могу и даже должен передать Фиону полиции, ее осудят на долгие годы тюрьмы… Иногда я думаю, что мог бы вылечить эту девушку от ее преступных наклонностей и негласно отпустить, но это не согласуется со здравым смыслом.
Фонарь… Чем дольше я думаю, тем больше начинаю уважать эту вещицу. У меня есть соблазн, великий и не преходящий — опробовать эту вещь на Фионе. Если прибор не работает, то девушка не изменится и я подарю ей бесполезную вещицу. Если же…
Пятнадцатое августа. Идея испытания сделалась моим наваждением. А вдруг Фиона на самом деле исправится? На деле это моя совесть ищет оправданий — очень хочется эксперимента на человеке.
Двадцатое августа. Ждать не имеет смысла. Фиона вполне здорова. Она высоко ценит свою неотразимость и не сомневается, что сможет выпросить у меня что угодно, но я дал аферистке лишь имитацию артефакта. Мой собственный план созрел — достаточно включить фонарь и ненадолго направить его на Фиону — пока она, бедняжка, спит.
Двадцать пятое августа. У меня все готово — вплоть до слабого снотворного для Фи. Я не буду пугать ее и хочу, чтобы трансформация психики совершилась во сне. Это последние строки, которые я пишу перед тем, как изменить природу человека. Став совершенной, сумеет ли Фиона не презирать меня? Плохо все-таки бояться. Это унижает. Впрочем, от совершенного бесстрашия и честности меня отделяет только шаг. Достаточно придавить кнопку, потом развернуть фонарь на себя. Вот он, лежит рядом, на столе. Я не сделаю это, о, нет! Иначе, боюсь, у меня возникнет неистребимое делание уйти в ночь и никогда больше не возвращаться. Брести по ночным улицам, тенью заходить в дома, делать идеальным каждого человека, не спрашивая его совета и согласия. Совершенному человеку нужно такое же идеальное окружение, в противном случае он скатится на дно. Гений, которого попирают ботинками, это чертовски обидное зрелище.
…Сейчас я сделаю это, я разверну конус света на себя…
Ошеломленный Лу закончил чтение. Фонарь лежал на самом дне тайника. На первый взгляд прибор почти ничем не отличался от фальшивки, которую получила и вернула Фиона. У капеллана Лу не возникло соблазна прикоснуться к кнопке. Он подумал о Каэрти, который использовал фонарь и просто ушел в ночь, даже не разбудив любимую, о которой… по-видимому, забыл!
Лу сунул приборчик в карман, загнал чужого кибера обратно в тайник, потом опустил доску на место. Оставалось только явиться к Румику с отчетом.
«Странно, но стресс почти прошел, видно, клин выбило клином. Хочу вернуться на должность армейского капеллана, хорошо, если место в отряде Мирса не занято». Он снова, как в первый день при храме, ощущал стволы деревьев, тяжелые волны в заливе, мыс и соленый ветер над бухтой. Это единение с вечным помогало Лу понять себя. Он так сильно задумался, что не заметил ни чужой ауры, ни чужих шагов. Пришелец явился и устроился между капелланом и дверью.
— Каэрти? — в изумлении спросил Лу.
— Какой Каэрти? Ну ты даешь, идиот.
В следующий момент нож вошел между ребер капеллана. Вышел и погрузился в бок еще раз. Лу рухнул мгновенно — прямо как стоял.
Враг ухватил жертву за ноги и протащил в сторону ванной комнаты, оставляя на полу широкий влажный след. В ванной сторож склонился над капелланом и саркастически осклабился.
— Я так и знал, что все плохо кончится… для вас. Не стоило совать нос в чужие дела, я насквозь вижу сыщиков.
Лу кашлял, захлебываясь собственной кровью. Сторож укоризненно покачал крупной головой.
— Вы вот даже не спросили, как меня зовут. Думаете почему? Из гордости. Такие, как я, для таких, как вы, все равно, что пустое место. Думали, сделаете свое подлое дело, отправите меня на виселицу и исчезнете с повышением. Вот и выдали себя. А зовут меня Люпином. Слышите? Люпином зовут.
— …Убил я Каэрти, стало быть. — очень просто сказал Люпин. — Думаете, почему убил? Опять из-за гордости, мы оба были гордыми, только каждый по-своему. Он думал, что сможет жить как святой. В нашем мире жить в святости нельзя, в святости тут только помирают, да и то изредка. В общем, той ночью, как фонарь сработал, а баба проповедника спала, я задушил Тара Каэрти веревкой. Моя супруга вечно подглядывает, но не думай, что она, мол, грешница, я прикрылся как должно и о деле ей ничего не сказал. Отца Каэрти распотрошил и забальзамировал, чистенькая мумия получилась, аккуратная. Так он до сих пор отдыхает — да прямо рядом с вами, в шкафу под ключом, так что вместе ляжете.
Люпин открыл ключом шкаф, запах хвои заполнил пространство. Лу зажмурился, чтобы не смотреть на останки самого совершенного гражданина Конфедерации. Для крика, ментального или настоящего, не хватало сил. Убийца присел рядом на корточки и закурил, жадно рассматривая лицо капеллана.
— Говорят, после Трансмутации сумасшедших много стало, только не думайте, я совсем не чокнутый. Я все продумал наперед.
Лу опять кашлянул, стараясь освободить горло от крови. Она, густея, струйкой стекала с губы на пол. Люпин покачал головой, недовольно оглядывая испачканный кафель.
— Кричите, если хотите, никто не услышит. Тот, другой, тоже любил умничать, его бумаги я собрал и сжег, а пепел закопал в газоне. Фонарь не нашел, наверное, Каэрти его кинул в утилизатор, чтобы никто с ним сравниться не смог.
Лу шевельнул пальцами, они слушались его и еще не начали холодеть.
— Не корячьтесь зря, — жалостливо посоветовал Люпин. — Все равно сдохнете. Чего зря трепыхаться? Я знаю, у вас нет пистолета.
Лу протолкнул немую, шершавую от засохшей крови руку в карман, зацепив, выдернул фонарь (Люпин даже не успел понять, что происходит), направил его прямо в лицо сторожу, одновременно придавив кнопку.
— Есть кое-что получше…
…Вспоминая о ночи своего подвига, Лу слегка жалел о том, что отключился и не видел чуда. Представить себе реморализованного Люпина он не смог, как ни пытался. Сторож исчез той же ночью, скрылся навсегда, пополнив статистику Порт-Калинуса еще одним «лицом, объявленным в розыск».
Трансмутация спасла капеллану жизнь, он не истек кровью на полу, постепенно поправился и к тому же избавился от бессонницы. Имитацию артефакта он вернул Румику, который искренне порадовался спасению подчиненного. Дневник Каэрти Лу уничтожил, подлинный фонарь некоторое время держал у себя, а затем с боязливым почтением утопил в заливе.
Для наказания злодеев существуют другие, более традиционные способы.
Глава 6. Пророки играют
Осень извергала на Порт-Калинус столько дождя, что водостоки не справлялись — на мостовых шапками стояла бежевая пена. Она, цепляясь за туфельки и ботинки, колеса и обшивку механизмов, слепила датчики и, в конечном счете, повредила часть коммуникаций столицы, нарушив работу Системы.
Такая погода весьма способствует медитации.
— Я сломала калейдоскоп, твой подарок, — сказала Нина Северину.
— А я потерял собаку, которую подарила мне ты.
— Значит, квиты, но бездомного пса жаль.
Нина подолгу просматривала новости, Мик же переживал период поганого настроения — ему не нравился Порт-Калинус — угловатые архитектурные формы и прохожие псионики, которые смахивали на одержимых.
— Мне жутко, — в конце концов признался он. — Логика места мне непонятна. Суди сама, приехал я, наверное, нарушив законы, но документов никто не спрашивает, работы нет, деньги скоро кончатся. Я — сомнительный тип, но всем на это наплевать.
— У этого места есть логика, если вспомнить про трансмутацию. Твои мозги открыты всем, так что частной жизни нет и не будет. Если следовать букве правил, тебя следовало бы выставить обратно в Иллиру, но и независимой Иллиры больше нет. По здешним меркам ты ментальный инвалид, то есть не псионик.
— Так меня еще никто не оскорблял.
— Утешься. Несмотря на потуги на превосходство, никто из здешних мутантов не берется меня защитить. Ты единственный спаситель.
— Смеешься?
— Нет. Безмерно благодарна. А по поводу остального — запомни, хотя по нашим меркам, они тут все чокнутые, но это просто так кажется. В столице несколько мистических конгрегаций. Это очень серьезные ребята, если поссоришься, могут и отлупить за недогадливость.