Стриж вышел из машины. Под аркой министерства безопасности застоялся туман ненастного утра. Систему ментальной проверки он не заметил, да и заметить не мог, зато обратил внимание на хмурые лица охраны и усталость, которая налетом лежала на всем облике Миши Бейтса. Стриж пожал руку друга, ладонь оказалась твердой и холодной. Карниз над стеной облюбовали серые голуби. Они ворковали, не обращая внимания на людей. Из-за зрелища глухой кирпичной кладки и потому, что в квадратном дворе не росли деревья, близость весны не ощущалась, несмотря на воркование голубей. Вымощенный двор выглядел очень чистым — точь-в-точь как будто его за ночь вымыли с мылом.
— Этот человек сейчас способен говорить?
Бейтс кивнул.
…Хотя внешние стены строили из кирпича, но дерево на обшивку внутри пустили дорогое. Доски лежали плотно, сохраняя естественный рисунок. Тихо и красиво, как в частной библиотеке.
— Не туда, Алекс. Он внизу, в изоляторе.
В лифт вошли втроем — консул Дезет, сам Бейтс и молчаливый внимательный телохранитель. Подземный этаж отличался разительно, он был выкрашен серой краской.
— Келлера следовало бы отправить в лазарет, — нехотя заметил Бейтс, — мы придержали его еще на трое суток. Если окажется, что арестованный бесполезен, нет смысла напрягать медиков, а потом судей.
— Он сильно покалечен?
— Не очень, наши люди, которые ловили его, специально не применяли излучатели. Несколько ссадин и собачьих укусов. Еще возобновилась старая травма колена. Такие ранения суставов довольно неприятны.
— Но говорить он может?
— Ему вводят обезболивающее — небольшую дозу, иначе он заснет.
Стриж пошел в комнату, перегороженную металлической сеткой пополам. Свистела вентиляция, но, несмотря на это, запах сырой плесени и страха, упрямо не выветривался.
— Откройте замок.
— Лучше поговорите на некотором расстоянии.
— Он что, сенс?
— Для вас что сенс, что не сенс — все едино не опасно, но у Келлера и впрямь нет никаких псионических способностей. Просто он в раздражении, от еды отказывается, и приходит в себя полностью только для брани или плевков. Парень знает, что обречен, стремится напоследок оскорбить кого угодно, особенно будет рад обратить свои наклонности против вас.
— Меня это не волнует, а вам, Миша, не стоит лишний раз мерзнуть среди сырости. Откройте замок и подождите меня наверху.
— Как хотите, ваше превосходительство. Но помните — я предупредил, что зрелище довольно отвратное.
Бейтс почему-то чуть обиделся, но все же повернул ключ и открыл зарешеченную дверь.
— Я буду ждать вас в кабинете.
Бейтс ушел, телохранитель остался в коридоре, а Стриж вступил в отгороженную часть комнаты.
Келлер не лежал, а сидел в специальном кресле, неподвижно, откинувшись и запрокинув голову. Причиной неестественной неподвижности оказались захваты, которые удерживали предплечья бывшего референта притянутыми к подлокотникам. Правую, прокушенную руку охватывала повязка. Пластырь прикрывал ссадину над бровью. Темные блестящие глаза, еще более темные от сильно расширившихся зрачков, отрешенно смотрели вверх. В углу треснувшей губы запеклась кровь.
— Вы слышите меня? — спросил Стриж по-иллирански.
В ожидании ответа он отыскал в углу табурет и сел напротив пленника, на расстоянии вытянутой руки.
— Нет, — прошептал тот.
— Значит, слышите.
Келлер выпрямил шею и сфокусировал взгляд на посетителе.
— А, это консул? Мне плохо. Я неважно понимаю каленусийскую речь. Иллирианскую почему-то тоже. Все, что собирался сказать, я уже сказал. Уйдите и предоставьте мне подыхать.
— Вы кое о чем умолчали.
— Разве? Я не отвечу больше ни на один вопрос. Возьмите протоколы у вашего цепного пса.
— Как хотите. Вас отправят в госпиталь прямо сейчас, дождемся выздоровления, начнем сначала, и я задам свои вопросы столько раз, сколько понадобится. Следствие продлится очень долго. Хотите?
Келлер внезапно рванулся так, что зазвенели захваты на предплечьях. Это движение причинило бывшему референту Оттона сильную боль, очутившись на грани обморока, он снова обмяк в кресле и закрыл глаза.
— Не могу больше ждать, — невнятно пробормотал он, но Стриж легко понял смысл слов.
— Хотите смерти?
— Да.
— Обычно люди цепляются за существование.
— Не на половинной анестезии.
— Если дело только в этом, вы получите укол. Хотите прямо сейчас?
— Хочу, конечно. Чтоб вас размазало, ваше превосходительство.
Стриж набрал код на браслете и подождал, пока подойдет медицинский брат. Он пришел, молоденький светловолосый парень, должно быть, практикант, и в нерешительности остановился по ту сторону решетки.
— Отдайте бикс, что нужно, я сделаю сам.
Медик скрылся, радуясь в душе, что не придется прикасаться к пациенту. Стриж сломал головку ампулы, наполнил шприц и ввел содержимое под кожу иллирианцу.
Несколько минут Келлер сидел, расслабившись, насколько это позволяли захваты, когда же открыл глаза, зрачки его заметно сузились, а взгляд принял более осмысленное выражение.
— Спасибо.
— Спать не хотите?
— У меня немного измененный метаболизм, так что пока не хочу. Если собираетесь спрашивать, начинайте прямо сейчас. Хотя, что я могу добавить к сказанному? Делал свое дело в интересах нанимателей, на забывая, понятно, и себя. Незаконные акции — моя профессия. Я был хорош, но вы подловили меня. Никто не в силах изменить свою сущность, та, которая еще теплится во мне, враждебна Арбелу, вам же лично желает зла. Когда ошибаются такие, как я, специалисты высокого уровня, расплатой за неловкость служит смерть. Для себя лично я ничего другого и не желаю. Убейте меня.
— Это все?
— Нет. Если вы оставите меня в живых, я найду способ вам навредить.
Стриж сунул пустой шприц в отверстие утилизатора. Прибор загудел. Эхо заметалось в тесном пространстве подвала. Консул вернулся к креслу Келлера и снова опустился на табурет. Пленник старался смотреть в угол и наискосок. Анестезия, сделав свое дело, попутно одурманила его и лишила одной ценной способности. Наркотик не заставлял иллирианца говорить правду, но мешал ему правдоподобно лгать. Теперь все попытки превратить факты в нечто иное ясно читались на лице бывшего референта Оттона.
— Ну-ну. Давно спутались с Оркусом? — ровным голосом спросил Стриж.
На этот раз Келлер не рванулся в своих путах, только слегка вздрогнул.
— Зачем спрашиваете, если и сами все знаете?
— Хочу проверить, правдивы вы или нет.
— Сорок лет назад.
— Ложь. Вам всего-то с хвостиком тридцать.
— Понимаете, я родился с этим. Мать посвятила меня еще до рождения. Она взяла деньги и дала клятву, что отдаст им ребенка.
— Кто провел посвящение?
— Адепты ордена.
— Ваши незаконные операции в Иллирианской Империи, Конфедерации или Арбеле всегда заказывалось ими?
— Иногда да, иногда нет. Помимо заданий ордена я брал криминальные заказы и делал то, чего хотел. Да, за деньги, но одобрение Оркуса тоже имело значение.
— Вы говорили об этом еще кому-нибудь?
— Этому атеисту, шефу безопасности Арбела?
Келлер расхохотался и смеялся, пока слезы не покатились по серо-бледным скулам.
— Есть хорошее правило, — добавил он, успокоившись. — Говорить людям только то, что они в состоянии понять. Ваш друг в любом потустороннем явлении видит только подрывные действия врагов. Я пересказал ему голые факты — то, что близко его менталитету. Оркус Бейтсу не по зубам.
— Тогда зачем открылись мне?
— Я чувствую, что вы уже сталкивались с этим, поэтому более сообразительны, чем другие. Я не хочу умирать никем не понятым.
— Разве Оркус не спасает друзей?
— У него нет друзей, только слуги. Он само небытие и даже хуже. Это время наизнанку, перевернутая эволюция, Мое разрушение для него не зло, а благо, как и разрушение любого другого человека.
— Или как естественная смерть?
— Чушь! Смерть от старости — часть закономерного хода вещей. Преждевременное изъятие объекта куда интереснее Оркусу. Например, уничтожение личности накануне ее полного расцвета.
Келлер замолк. Он дышал медленно и глубоко, но не спал, а разглядывал стену, всю в грязных разводах старой побелки. Где-то капала вода.
— Вы знаете адреса других адептов в Арбеле?
— Нет.
— Не правда.
— Не хотите — не верьте. Можете проверять меня любыми способами. Хотите, ломайте мозги, хотите — кости. Давайте, не церемоньтесь.
— Вам нужны допросы следующей степени?
— Так я быстрее умру.
Стриж задумался.
— Ладно, адептов мы сами найдем, — сказал он наконец. — А насчет прочего… Из вашей биографии стремление к смерти не следует. Вы всегда старались выжить сами, а других убивали редко и по необходимости. Так что, если и работали на разрушение, то служили ему чрезвычайно паршиво.
Стриж встал с табурета и пошел к выходу.
— Погодите!
— Что, опять нужна анестезия?
— Если это не приказ извне, тогда почему я так сильно хочу умереть?
— Спросите у психиатров… Ладно, не дергайтесь. У вас покалечено колено, и сильная посттравматическая депрессия. Не сомневайтесь, пройдет.
— Вы мне не верите? — тускло спросил иллирианец.
— Насчет Оркуса, пожалуй, верю. Насчет ваших мотивов — однозначно нет. Претензии на нечеловеческий образ мыслей не подтверждаются вашими действиями. Что, по-прежнему очень хотите умереть?
— Да.
— Тогда я попробую продлить вашу жизнь, насколько получится.
— Я собирался застрелить вашу дочь.
— Да, и действовали непрофессионально.
Стриж уже уходил. Он обернулся с порога.
— Как консул Арбела я сделаю так, как будет выгодно Арбелу. А как частное лицо я прощаю вас, и меня не волнует, что вы этого не хотите.
Келлер вслед выругался по-иллириански, а Стриж, ухмыляясь, вышел из клетки. Бейтс в нетерпении ждал консула этажом выше, в кабинете.
— Добились того, чего хотели?