следить за моими наблюдениями, что я никогда не был в соприкосновении с религиозными преподавателями, что, напротив, все мои занятия, начиная с первоначальной школы до степени доктора медицины, от свидетельства об окончании первоначального учения и грамматики до аттестата на степень бакалавра, проходили в светских школах или в коллегии Роллена. Значит, тут нечего искать болезненного предрасположения, происходящего из наставлений детства.
В 1882 году я начал изучать медицину и нашел в Парижской школе все важнейшие кафедры занятыми материалистами, преподававшими доктрины, дорогие их сердцу, под окраской эволюционизма.
Итак, я сделался горячим «эволюционистом», разделяя и распространяя, насколько возможно, материалистическую веру. Ведь существует вера материалистов, которую я считаю как бы необходимой каждому уму, начинающему в известный момент развиваться. Материализм, который учит трудиться для общества без всякой надежды на награду, потому что только одна память о вашей личности может существовать после вас, эта доктрина, которая сушит сердца и учит поклоняться только сильным в борьбе за жизнь, имеет, однако, могущественное действие на рассудок, и это немного искупает ее заблуждения и опасности. Известно, какую выгоду материализм сумел извлечь из учения об эволюции. А между тем глубокое ее изучение должно было показать мне слабости материализма и его заблуждения.
Мне говорили: эти минеральные соли, эта земля, медленно разлагаемая и поглощаемая корнем растения, будет эволюционировать, и сделаются клеточками растения. Это растение, в свою очередь переработанное продуктами и брожением желудка животного, превратится в млечный сок и преобразуется в клеточки того же животного. Но размышление дало мне понять, что в этом деле забыты важные факторы разрешаемой задачи.
Да, минерал эволюционирует, и его главные свойства делаются вещественными элементами растительной клеточки, однако при условии, что физико-химические силы и само Солнце способствуют этому явлению, т. е. при условии, что высшие силы своей эволюцией приносят себя в жертву эволюции сил низших.
Да, переработанное растение становится основой клеточки животного, но при условии, что кровь и нервная сила (т. е. силы высшие на ступени эволюции) приносят себя в жертву для эволюции клеточки растения и ее преобразования в млечный сок. В общем, каждый подъем в этом ряду, каждая эволюция требовали жертвы со стороны одной, а чаще двух высших сил. Учение об эволюции неполно. Он выставляет лишь одну сторону факта, пренебрегая другой. Оно освещает закон борьбы за существование, забывая закон жертвы, господствующий над всеми явлениями. Охваченный этой идеей, ясно мне представшей, я решился по возможности углубиться в свое открытие, для чего проводил целые дни в Национальной библиотеке. Я был экстерном в госпиталях, и год-другой занятий дозволил бы мне совершать поприще медика, быть может, даже с пользой.
Изучению трудов алхимиков, старинных волшебных книг и основ еврейского языка я посвятил те годы, которые мои товарищи провели, изучая сочинения экзаменаторов, и с этого момента решилась моя будущность. То открытие, которое я приписывал себе, я нашел в сочинениях Луи Люкаса, а также в герметических текстах, в индийских преданиях и в еврейской каббале. Только язык был иной, и там, где мы пишем НСI, алхимики рисовали зеленого льва, а где мы пишем Fe алхимики изображали воина (Марс и железо), пожираемого зеленым львом (кислотой).
2НСI + Fe = FeCI2 + 2Н
Через несколько месяцев мне так же легко было читать эти пресловутые волшебные книги, как и сочинения наших современных педантов химиков, к слову сказать, еще более темные. Сверх того, я научился владеть аналогическим методом, так мало известным современным философам, дозволяющим соединять все науки в один общий синтез, что доказывает, что древние были напрасно оклеветаны с научной точки зрения благодаря беспримерному историческому невежеству современных профессоров.
При изучении герметических книг я впервые сделал открытие о существовании принципа, действующего в человеческом существе, который дает возможность легко объяснить все факты гипнотизма и спиритизма.
В медицинской школе я изучал, что всякая болезнь происходит от повреждения клеточек и что все функции производятся тоже действиями клеточек. Все психические явления, проявления воли и мысли, все факты памяти соответствуют работе известных нервных клеточек, а понятие о Боге и добре есть механический процесс, происходящий от действий последовательности или среды на эволюцию нервных клеточек. Что касается философов, называемых спиритуалистами и богословами, то их следует признать за невежд, не знающих ни анатомии, ни физиологии, или как бы за помешанных, страдающих более или менее, смотря по обстоятельствам. Книга по психологии имела некоторое значение только в том случае, если была написана медиком и если этот медик принадлежал к числу людей ученых и разумных, т. е. к официальной мате-риалистической школе. Наивным, которые верили еще в душу, говорили: «Душа никогда не встречалась под нашим скальпелем».
Вот в кратких словах перечень философских мнений, которыми нас поучали. У меня всегда была опасная мания принимать мысли не иначе, как проверив их тщательно со всех сторон. Я сначала с восторгом следовал преподаванию в школе, но постепенно у меня явилось сомнение, которое я хочу здесь поведать.
Школа учила, что всякое действие совершается с помощью органов; чем значительнее число органов, тем правильнее и лучше распределен труд в организме. Во время пожара в больнице «Hotel-Dieu» видели, что параличные, ноги которых были атрофированы, а нервы бездействовали, внезапно получили употребление членов, до сих пор бесполезных.
Но это только слабый довод.
Опыты Флуранса указывают, что все наши клеточки возобновляются в течение известного времени для человека, не превышающего трех лет. Встречаясь с приятелем через три года, я не нахожу в нем ни одной из прежних его клеточек. Однако общая форма тела сохранилась, и черты его лица тоже, что дает мне возможность узнать его. Какой же орган управляет порядком сохранения форм, в то время как все органы его тела подверглись требованию закона природы? Этот довод сильнее всех поражал меня. Однако иду еще далее.
Клод Бернар, изучая соотношение мозговой деятельности с произведением идеи, пришел к убеждению, что рождение каждой мысли убивает одну или несколько нервных клеточек; так что эти пресловутые нервные клеточки, служащие оплотом аргументациям материалистов, вследствие исследований принимали свое настоящее назначение – служить орудиями, а не производительными агентами. Нервная клеточка была средством к выражению мысли, но сама не производила этой мысли. Еще одно доказательство подтверждало значение этого аргумента.
Все клеточки человеческого существа заменяются новыми в продолжение известного срока. Следовательно, когда я припоминаю факт, бывший десять лет тому назад, то нервная клеточка, зарегистрировавшая этот факт, была уже заменена сто или тысячу раз. Каким образом воспоминание об этом факте сохранилось в целости, несмотря на массовое уничтожение клеточек?
Что происходит здесь с теорией клеточки произво-дительницы?
И даже те нервные элементы, которым придают такое значение в деле движения, так ли они необходимы для этого движения?
Эмбриология нас учит, что группа зачаточных клеточек, составляющая впоследствии сердце, бьется мерно, тогда как нервные элементы сердца еще не составлены.
Такие примеры, случайно взятые из множества фактов, привели меня к убеждению, что здесь материализм ведет своих последователей по ложному пути, смешивая простое орудие с настоящим фактором действия.
Доказательством, что нервный центр производит идею, говорит материалист, служит то, что каждое повреждение в центре нервов отражается на фактах мышления, и что если повреждение произойдет в третьей извилине левой лобной стороны, то вы лишитесь речи, и лишение это будет особого рода, согласно группе нервных клеточек, подвергшихся повреждению. Это рассуждение – абсурд, и в доказательство я приложу эти же рассуждения к какому-нибудь примеру, хотя бы к телеграфу.
Доказательство, что телеграфный аппарат производит депеши, есть то, что всякое повреждение аппарата отражается на передаче депеши; если же порвать проволоку телеграфа, то депеша не может идти. Вот точное значение рассуждений материалистов: они забывают телеграфиста или не хотят знать о его существовании.
Мозг является духовным началом, которое существует в нас, таким же, как в телеграфе передаточный аппарат. Сравнение не новое, но превосходное.
Материалист говорит: предположим, что телеграфист не существует, и будем рассуждать так, как если бы его не было. После этого он представляет догматическое утверждение: «Телеграфный аппарат действует один и производит телеграмму вследствие целого ряда механических движений, вызванных рефлексами».
Раз это представлено, остальное идет само собой, и материалист, довольный, делает заключение, что души нет и что мозг самостоятельно производит мысли, как телеграфный аппарат депешу. И нельзя касаться такого решения, это учение положительное, фанатически изучаемое.
Я знаю, чего мне стоило открытие несостоятельности этих рассуждений; я был обвинен в недобросовестности, потому что предполагают, что материалист, сделавшийся мистиком, может быть или недобросовестным, или помешанным. Еще спасибо, что мои противники дали мне первое название. Но будем продолжать.
Как клеточки – только орудия чего-то, сохраняющего формы тела во время замены их, так же точно нервные центры – орудия чего-то, утилизирующего эти центры под видом орудий действия или восприятия.
Анатом, вооруженный своим скальпелем, не откроет души, разбирая тело по частям, так же как рабочий при помощи своих щипцов не откроет телеграфиста, разбирая телеграфный аппарат, или пианиста – разбирая фортепиано. Нет надобности продолжать разоблачений несостоятельности рассуждений, которые выставляют всегда так называемые философы-позитивисты своим противникам.