– Скажите, Павел, как у вас вообще складываются дела со вступительными экзаменами? Английский язык – это ваш последний экзамен, и я бы хотела знать вашу перспективу на поступление в наш ВУЗ.
Я сообщил ей, что оценки мои таковы: сочинение – 4, история – 5, география – 5, и теперь, вот, английский…
Она немного задумалась, изучающе и внимательно глядя в мои глаза. Опять вздохнула и заключила:
– В общем, что я могу сказать… У вас есть способность освоить английский язык, возможно и другой язык, но все это со временем… А сейчас, я, пожалуй, поставлю вам «хорошо»…
Сердце мое прыгнуло в верх от радости, ибо я понимал, что больше тройки мой ответ не заслуживал. Я согласно кивнул головой, но…преподаватель не спешила ставить оценку. Она подносила ручку к экзаменационному листу, а затем в задумчивости останавливалась. Она колебалась, и в результате спросила:
– Вам четверки хватит для поступления или нужно… выше?
У меня не хватило наглости сказать, что нужно выше, да и полагался я на льготу. В общем, я выскочил от преподавательницы радостный с оценкой «хорошо». И остался ей благодарен на всю жизнь.
Что было потом, в ВУЗе, не столь важно. Сидел я за книгами и иностранными языками, как проклятый, до конца третьего курса даже не было практически времени для свиданий, но возможно и должно быть имел место какой-нибудь интеллектуальный прогресс. Мы пока ведем речь обо мне в сравнении с судьбой Кости. Сравнения не получаются, поскольку та, которая должна была стать моей «второй половиной», к этому времени даже не просматривалась. Вокруг себя я таковой не видел. Но в чем я был всегда уверен, это в том, что судьба есть (!) и она предопределяет жизнь каждого человека, а значит, – и мою жизнь тоже.
Завершив сессию третьего учебного года, а мне к тому времени, как ни крути, было двадцать шесть лет, возраст, когда мужчине вполне позволительно жениться, я сгреб в сумку свои простые летние вещи и отправился на пару недель отдыхать в бывший мне родным Киев. Там у меня оставался мой старший брат, и было много друзей – знакомых по суворовскому и офицерскому училищам, большинство из которых, кстати, то же уже оказались на гражданке.
Киев, конечно, имеет массу привлекательных возможностей, но все они были мне известны, ибо в течении моей жизни там, под погонами, нас добровольно-принудительно, даже строем, водили по воскресеньям на разного рода выставки, в музеи, в театры и иногда даже на футбольные матчи. Получилось так, что с точки зрения познавательно – культурной, Киев для меня серьезного интереса не представлял. Однако, этот город был всегда славен своими пляжами. Весь левый берег Днепра был тогда не застроен, там тянулись километровые песчаные пляжи, куда жители города и его гости добирались на вместительных катерах. На пляжах я и проводил все свободное время, по большей части в одиночестве с какой-нибудь интересной книгой.
Неделя отдыха прошла таким образом, а в воскресенье я вновь уютно разместился в дальнем спокойном углу пляжа. Погода была прекрасная, вода теплая, песочек мягкий, народу вокруг немного, удовольствие для меня было полным. Все шло обычным порядком, но спустя какое-то время ситуация изменилась. Рядом с моим местом отдыха была волейбольная площадка. Этому факту я сначала не придал значения, поскольку на ней никого не было. Потом подошли игроки – девушки и ребята и организовали игру – девочки против мальчиков, четыре на четыре. Про себя я это отметил, но значения и в этот раз не придал, погрузившись опять в интересное чтиво – популярный для того времени детектив известного английского писателя Яна Флеминга «Голдфингер». Он был на английском языке и я таким образом объединял приятное (содержание) с полезным (английский язык). В начале игроки на площадке не очень мешали, а затем страсти у них разгорелись, количество криков и их сила увеличились. Меня это стало доставать так, что книжку пришлось отложить в сторону и переключить внимание на игру. Интереса добавило то, что, как оказалось, игру выигрывали девушки. Они выглядели весьма спортивно в противоположность интеллигентно полненьким ребятам. Я сменил комфортную позу лежа, сел. Спустя какое-то время моё внимание привлекла одна из девушек. Не только тем, что она была весьма хороша собой и играла с полной отдачей, азартно, но мне показалось, что где-то я её уже видел. Я смотрел на игру и вспоминал, где и когда я мог её видеть? В Киеве я не был последние три года, срок не большой и если бы я с ней познакомился здесь, то узнал бы её сразу. Знакомство в Москве исключалось: мне тогда было не до этого. Остается Порккала-Удд? Мне только этого не хватало! Не было там её. Но уверенность, что эту девушку знаю, росла.
И вот игра закончилась. Девушки с победными криками обнялись и оживленно направились к воде. Путь их проходил мимо меня. Я встал, и когда они поравнялись со мной, вопросил:
– Настя…!?
Девушки остановились, стрекотание их голосов прекратилось, они все уставились на меня. Та девушка, к которой я обратился, подошла совсем близко, с любопытством и удивлением разглядывая меня. Улыбка не сходила с её губ, недоумение, а потом и удивление в её глазах стало проглядывать все ярче. Девушки тоже подошли поближе. Сцена происходящего их забавляла.
– Да, я Настя…
По её взгляду я понял, что она тоже что-то вспоминает. И через короткое время Настя воскликнула:
– Боже мой, да никак это далекий морпех…?!
Мы оба в растерянности смотрели друг на друга, вспоминая нашу встречу в Морском госпитале в Таллине лет пять назад. Нужные по случаю слова как-то не находились, девушки потихоньку хихикали. Тогда Настя задорно и с каким-то вызовом, обернулась к подругам и пояснила:
– Мы с морпехом как-то встречались, давно, ещё в Таллине. Наверное я бы сейчас его не вспомнила, но он тогда, в больнице, куда он заявился за своими матросами, мне брякнул по ходу нашей милой беседы, что вот, мол, Настя, когда ты разойдешься, я на тебе женюсь.
Обращаясь ко мне, спросила:
– Было такое, сознавайся?
– А что мне сознаваться, было! И если хочешь, могу опять повторить.
Повисла смущенная тишина. Даже стало слышно пение птиц в соседних кустах. Настя нашлась:
– Так что, морпех, ты, значит, берешь меня в жёны?
Все напряглись.
– А ты развелась?
– Ага, тогда почти сразу…
Конечно, такие вопросы так вот, сразу, не решаются, это совершенно ясно. Но ситуация для меня получалась абсолютно патовой. Нужно было либо идти во-банк и дать определенный положительный ответ, либо…? Тут и была загвоздка: начав вилять, прекрасную во всех, как казалось, смыслах девушку можно было и не получить. И здесь возможно решающую, хоть и случайную роль сыграло обращение ко мне Насти «морпех». Мне нравилась военная служба, я гордился честью быть морпехом и по сути в душе я к тому времени все ещё оставался им, и в решающий момент я именно таким себя и почувствовал. Отбросив колебания, я заявил четко и конкретно:
– Я на тебе женюсь! В ЗАГС – хоть завтра!
Все присутствующие обомлели, включая и Настю. Она, вся румяная после игры, в ярком купальнике, такая красивая, кажется, даже вздрогнула. В глазах её было удивление, вопрос, но вместе с тем и решимость. Взгляд её был тверд, но добрый и, скорее всего, даже ласковый.
– Подождать нужно морпех, ты же меня совсем не знаешь… А, кстати, я не помню твоего имени. Все было так давно, да ничего ведь и не было… Поскольку наступила неловкая пауза, подали голос девушки. Смысл сказанного ими сводился к тому, что ты, мол, Настя, разбирайся со всем сама, мы не хотим быть вам в тягость. Они со смехом пошли к воде.
Я молчал, поскольку мне после моего столь решительного заявления говорить, вроде, было нечего. Настя тоже молчала, ковыряя песок босым носком, глаза её были опущены. А мои чувства были смятены. Шаг-то я сделал своим заявлением решительный, а был ли он осмотрительным? Да, тогда в Таллине в получасовой беседы в больнице я был под мощным впечатлением от молодой женщины, а впрочем, – ещё, пожалуй, по возрасту – девушки, которой не было тогда и девятнадцати лет. Моё предложение звучало для нас обоих шуткой, поскольку она уже была замужем и, как мне тогда показалось, вполне счастлива. А сейчас все сказанное далеко не выглядело шуткой как для Насти, так и для меня.
Настя вскинула на меня свои большие серые глаза, в них не было улыбки. Сердце мое екнуло в ожидании отказа. Но отказа не было, был лишь её серьезный взгляд и голос, в котором был то ли вопрос, то ли сомнение?
– Знаешь, Паша, ты мне тогда как парень вполне приглянулся, с тобой разговаривать было легко и интересно. Ты вообще приятен и симпатичен, но… ты же меня совсем не знаешь. А я ведь уже побывала замужем и развестись успела, то есть жизненного опыта поднабралась… да и что я о тебе знаю? Что ты когда-то был морпехом? И это все? При моем-то опыте было бы безумием просто так, с бухты – барахты, опять выскочить замуж. Нет, голубчик, так нельзя. Я смотрю на тебя и не понимаю: ты действительно такой решительный или, прости, дурак?
Настя замолчала, тяжко вздохнула.
– Вот видишь, Паша, какую ты задачку задал себе, да и мне. Самое разумное, пожалуй, это обратить все случившееся в шутку. Я тоже хороша, нужно же было вспомнить ту твою нелепую фразу. Но я то и запомнила её как некий курьез. И мужу я рассказала, мы вместе посмеялись, а потом, через две недели разошлись. И я переехала в больничное общежитие, а потом далее – вернулась в Киев. Ну да, ладно! Пошли купаться!
Не получил я тогда от Насти ни «да», ни «нет». Но, накупавшись в волю, с видимым удовольствием договорились о свидании вечером. Там, на скамейке у кручи над Днепром она поведала мне о событиях своей жизни, благо их было не столь много.
В школьное время она, как это, в общем-то, и положено, получила, как дар божий, первую большую любовь. Однако была она тогда всего лишь в девятом классе, а парень был старше её на три, а то и на четыре года. Ни о женитьбе, ни о чувственной близости речь тогда и не вели, ибо парню предстояло отъехать служить в армию. Настя, конечно же, по своей молодости поклялась ждать его возвращения. И уже почти было дождалась, оставалось ему дослужить каких-то полгода, но…стало быть не судьба…