.
Я почувствовал себя не на совещании, а словно в игре «кинь мяч другому». Максим Максимович всеми силами старался выстроить свой доклад так, что он только собирает и подает информацию, но за ее обработку и реализацию на практике отвечать должны другие. Не знаю, с чем это связано, но уж очень нехарактерно такое поведение для наркома. Неужели в чем-то провинился и хочет показать, что в любом провале не он виновен, а другие «не справившиеся» со своей задачей? Или… тут у меня мелькнула догадка… Литвинов уже проморгал какой-то тайный союз между Румынией и Рейхом? Узнал об этом, а сейчас старается либо замылить вопрос, либо сделать «круглые глаза» и кивнуть на других, а сам он «занимался договором с Турцией», испанские события вон под контролем держит, еще что-нибудь накидает. Да то же взаимодействие с Белопольской не зря упомянул! Если что не так — аналитики виноваты, не предупредили!
Но перевести стрелки на другого докладчика ему все же удалось. Вон все на меня смотрят, ожидая ответа.
— Работа в Румынии крайне осложнена запретом короля Карла любой оппозиции и иного мнения, отличного от его собственного. Коминтерн, на членов которого опирается при работе в других странах Информбюро, в Румынии на подпольном положении. Распространение агитационной или даже просто новостной информации, не подчиненной королевским СМИ, при поимке карается тюремным заключением. Если не будет достигнута договоренность по дипломатической линии, всех наших сторонников ждет преследование, а идеалы коммунизма и даже социализма всячески очерняются и дискредитируются на правительственном уровне. В информационном плане население Румынии готовят к войне с СССР. И помешать мы этому в текущих условиях не можем.
— Есть ли варианты переломить ситуацию? — спросил товарищ Сталин, продолжая смотреть на меня.
— Как известно, война — это продолжение экономики иными средствами. Если убедить короля Карла в том, что с СССР выгоднее дружить и торговать, а не воевать, тогда варианты появятся. Но убедить в этом его станет возможно лишь в том случае, если он будет уверен, что такое сотрудничество не приведет к его свержению. Монархия же прямо противоречит идеологии коммунизма. Это понимает и сам Карл II. Поэтому… — я лишь развел руками, не закончив фразу.
В таком формате и прошло все совещание. Обычно один из членов Ставки делал доклад по своей работе. Его обсуждали, каждый мог дополнить или задать вопрос. Иосиф Виссарионович «вел процесс», иногда задавая утоняющие вопросы, иногда прося прокомментировать то или иное положение доклада кого-нибудь из участников совещания. После этого Сталин подводил краткий итог в виде выдачи новых заданий, или же назначая отдельные встречи с членами Ставки.
Лично для меня эти заседания были полезны тем, что можно было увидеть, как идет война в целом. Вот как сейчас — доклад Литвинова позволил заметить, что намечаются проблемы в Черном море и в целом в южной Европе. Придется сконцентрировать работу на этом направлении. Хорошо хоть в той же Польше пока затишье. Выборы они провели в рекордно короткий срок — всего через полтора месяца после гибели Мосцицкого. Новым президентом у них стал Моравецкий, что было ожидаемо. Но получилось, что кресло премьер-министра он освободил, и теперь Сейму нужно было выбрать нового. Которого предложит президент. Ага «выборная» вроде должность, а по факту — назначаемая. Но Моравецкий пока никого предлагать не спешил. Тут и договор с нашей страной имел значение и новые выборы в парламент, которые решено было провести в связи с признанием коммунистической партии Польши. Так что ситуация на политическом Олимпе этой страны в некотором роде подвисла, что позволяло Моравецкому не слишком активно и нам помогать, выполняя пункты договора относительно формально, и от союза Рейх-Великобритания отмахиваться, напоминая им про провал их посла.
Но все мои планы полетели к черту, когда поступила просьба посетить Лаврентия Павловича.
Берия был мрачен. Казалось, негласный договор с британской разведкой не трогать советских людей и не пытаться устранять физически действует, но видимо на фоне войны и смены руководства в МИ-6 им решили «подтереться».
Только что через агентов пришла новость — похищена и убита Анна Белопольская. Что более важно — эта информация была распространена самими британцами среди своей резидентуры, с наказом — «показать, что бывает с людьми, предавшими МИ-6». Это был удар сразу по нескольким направлениям: с одной стороны англичане показывали своим людям, что способны завербовать даже столь высокопоставленную личность, как глава аналитического института, делающего доклады в само Политбюро. С другой — показали, что выявили факт ее предательства. Третий слой — напугать текущих своих завербованных агентов. Чтобы те понимали, если уж фигуру такого масштаба не постеснялись устранить, то с ними-то и подавно церемониться никто не будет. И все это на фоне участившихся случаев попыток подкупа рабочих, относящихся к военной сфере. Да уж, «выступление» нового бомбардировщика с особо дальнобойными ракетами британцы оценили по достоинству. Вон как рыскать стали.
Однако теперь требовалось срочно найти кого-то на замену Белопольской. Уж очень сильно влияли доклады института на политические решения и к их точности и удобству привыкли все в Кремле. На короткий срок ее сможет заменить Огнев, это уже согласовано с товарищем Сталиным, но у генерального секретаря на парня иные планы. Потому и требовалось понять, кому отдать столь важный пост. А еще — придумать, чем ответить британцам, чтобы те понимали — такая наглость не останется проигнорированной!
Глава 17
Май 1938 года
— Это точно? — спросил я глухим голосом.
Новость о смерти Анны сильно ударила по мне. Я помнил эту неуверенную девушку, и как она преобразилась, когда заняла пост главы института. Необходимость разговаривать со многими высокопоставленными людьми и самое главное — отстаивать свою позицию пошла на пользу ее характеру. Вот только кто знал, что ее «двойная жизнь» в качестве работы на НКВД станет настолько опасной.
— Снимки настоящие. Место захоронения мы тоже нашли. Тело — ее.
— Вы же говорили, что решили вопрос с убийством наших граждан, — посмотрел я на Берию. — А тут… Кто следующий? Снова я? Или тот же Королев? Если британцы узнают, что новейшее оружие — его рук дело, то повторная попытка его устранить будет лишь вопросом времени. Анну они вот… не постеснялись.
— Анна была «их агентом», — из чувства противоречия стал со мной спорить Лаврентий Павлович. — И они устранили «своего». Так нам ответили, когда мы по неофициальным каналам задали им вопрос о нарушении «статус-кво».
— Кто мешает им постфактум объявить любого ликвидированного «своим агентом»? — с сарказмом спросил я.
Внутри было горько. И росла злость на британцев. Все самые подлые приемы борьбы за власть и уничтожения людей за последнее столетие придумали именно англосаксы. Руки так и зачесались шарахнуть по их острову чем-нибудь «потяжелее». Будь сейчас создана атомная бомба, на ближайшем совещании Ставки предложил бы решить вопрос с бриттами самым кардинальным способом. Может это и наивность, может — эмоции, но один урок из общения с ними я для себя вынес стопроцентный — верить их слову нельзя. Никогда. И всегда стоит держать руку у них на горле. Иначе будет как сейчас.
— За Анну мы с них спросим, можешь не сомневаться, — сказал Лаврентий Павлович. — Сейчас важнее другое. Институт остался без главы. Временно ты вновь возглавишь его. Пока не найдешь другого человека на это место.
— У Анны разве не было заместителей? — удивился я. — На мне и так информбюро висит, в командировки отправляют как представителя Ставки. Куда мне еще такая нагрузка?
— Распоряжение о твоем временном назначении подписано товарищем Сталиным. Лично, — припечатал Берия. — В твоих же интересах найти нового главу как можно быстрее. Что касается ее заместителей… — Берия недовольно скривился. — Может, мозги у них и есть, но вот умения отстаивать свою точку зрения перед начальством — отсутствует. Для главы института, подающего порой не самые оптимистичные прогнозы, это очень большой минус. К работе приступаешь с завтрашнего дня.
На этом собственно наш разговор и закончился.
Домой я вернулся мрачный, в подавленном состоянии. Люда сразу заметила это и, уложив детей спать, налила мне чай и осторожно стала расспрашивать, что случилось. Я не знал, секретна ли информация о смерти Ани, но держать в себе не хотелось. Поэтому пусть не сразу, но рассказал ей все. Даже чуть легче стало, когда выговорился. А утром я впервые за последние пару лет вновь посетил институт прогнозирования.
Начало мая выдавалось довольно теплым. Солнце пригревало так, что рубашка под пиджаком промокла от пота в первые несколько минут. Не выдержав, я снял его и закинул на плечо. Демонстрацию на первое мая в этом году не проводили. В условиях все нарастающих боевых действий и мобилизации людей на войну сочли это неразумным. Но в самом институте похоже праздник отмечали — когда я зашел, по стенам были развешаны плакаты, которые обычно несут в колонне перед Кремлем, а в комнате, приспособленной под совещания, были видны остатки гулянки — сдвинутые столы, собранный в ведра мусор, развешанные по стенам красные флажки.
И тем контрастнее выглядели люди. Новость о смерти Анны уже облетела институт, и у всех встреченных мной сотрудников было угрюмое выражение на лице. Аню здесь любили и уважали.
Пройдя до своего бывшего кабинета, я дернул ручку двери и не смог ее открыть. Слегка растерянно оглянулся и заметил парторга института. Он как раз шел в мою сторону и, увидев мой взгляд, помахал мне рукой.
— Сейчас, Сергей Федорович, я открою!
— А где Анин заместитель? Кто, кстати, на этой должности работает? — спросил я, пока Валерий Семенович возился с ключом.
— Перебрал он маленько, — буркнул мужчина. — Нам как вчера новость сообщили, так и… — он махнул горестно рукой.