Слова Гриши подтвердились, когда мы все же добрались до штабного аэродрома. Оказалось, что передний край наших войск заметили подлет разведчика противника и шуганули его. Вот только он набрал высоту и пролетел вглубь нашей территории. Перехватчики тут же были подняты по тревоге, но шустрый японец успел скрыться. Причем из-за своей же глупости — шел он не по ориентирам, как обычно поступают летчики на незнакомой местности, и не к важным объектам, если бы летел по приборам, а в «пустоту». Вот и потеряли его. Изначально он скрылся с горизонта, а перехватчики, когда взлетели, караулили его не там, где была самая высокая вероятность его появления.
— В рубашке ты родился, Сергей, — с такими словами встретил меня Василий Константинович. — Повезло тебе, что Григорий — мастер пилотажа. Так-то обычно Роман у нас за курьера, а Гриша на подхвате. Летать он любит, вот и просит всегда, стоит из вылета ему вернуться, еще какой полет дать.
— Он говорил, что часто за «почтальона» работает, — заметил я.
— Потому и часто, что постоянно просится, — ответил маршал Блюхер.
Но несмотря на показное радушие ко мне, стоило нам оказаться в штабе, как он тут же превратился в сурового и даже авторитарного командира.
— Разведка! — рявкнул он. — Почему проморгали вражеский самолет⁈ Вы чем занимаетесь? Где доклад о силах японцев на переднем крае⁈
— Товарищ командарм, — подскочил мужчина в звании подполковника, — разведка выслана три часа назад, но бойцы еще не вернулись…
— Чем они там занимаются? Мух считают⁈ Смирнов!
— Я! — подскочил молодой капитан.
— Радируй Миронову — пускай его конезадые пощупают узкоглазых. Если разведка провалилась, то надо спровоцировать врага.
— Есть! — козырнул капитан и тут же взял наушники, закрутив ручку рации.
Атмосфера в штабе разительно отличалась от той, что я видел на Западном фронте. Здесь «главной скрипкой» был сам маршал Блюхер, не отдавая инициативу никому из присутствующих. Он мог выслушать доклад, но не отдать решение важного вопроса на обсуждение или командование армией другому офицеру. Когда же раздача приказов прекращалась, он садился в углу и, сложив руки перед собой и положив их на стол, подпирал подбородок кулаком и внимательно следил за работой штаба, слегка прищурив глаза. Словно оценивая — кто как работает, достаточно ли хорошо смазан механизм, или есть «слабое звено» и необходимо принять срочные меры по устранению дефекта. Блюхера в штабе опасались. Не боялись, скорее не хотели подвести или попасть под горячую руку.
Зажигалки я купил не зря. Когда меня разместили, я стал искать, с кем из командиров можно поговорить о начале боевых действий, так сказать «приватно» и «без чинов». Мне попался устало привалившийся к гусенице танка лейтенант. Сами танки располагались в наспех сколоченном ангаре, поверх которого натянули масксетку, да накидали веток. Для обогрева использовали печки-"буржуйки'. Топили в основном их сухими дровами, которые давали очень мало дыма, а как разогреются, так и вовсе дымок можно было не заметить — над трубой поднимался горячий воздух, вызывая марево. Вот в такой ангар я и зашел, заинтересовавшись, что это за строение. Тут располагалось четыре танка. Возле каждого шла суета. Где-то с матерком меняли колесо (очень был удивлен еще на Западном фронте, увидев, что танки сейчас колесно-гусеничные), где подтаскивали снаряды к боевой машине. Вот у одного из БТ я и заметил привалившегося к нему усатого рыжеволосого парня, что мрачно крутил в пальцах самокрутку и поглядывал на печку, раздумывая — подойти или нет.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — начал я разговор, встав напротив. — Не помешаю?
— Если есть прикурить, то не помешаете, товарищ… — он вопросительно посмотрел на меня.
— Огнев. Сергей, — представился я. — Вот, держите, — достал я из кармана зажигалку.
Тот с благодарностью посмотрел на меня и закурил. После хотел вернуть, вот тут я и сказал, что это подарок. Разговорились, и лейтенант Урядников поведал мне о первых днях войны, когда японцы перешли границу.
В отличие от Западного фронта, здесь нашим войскам не приходилось «с колес» оборудовать позиции. Местность известная, ориентиры для артиллерии пристреляны, опорные пункты для обороны подготовлены, да и учения, пусть и лишь штабные, после реформы стали проводить — как действовать в случае нападения врага. А тут еще с началом боевых действий в Европе командирам «накрутили хвоста», из-за чего атака японцев не стала совсем уж неожиданной. Начать японцы решили, как и немцы — с выноса наших аэродромов. Вот только у них аналогов «колокольчика» не было, и в дело пошла авиация. Дежурные на посту не спали, поэтому подлет бомбардировщиков срисовали быстро. По тревоге была поднята вся граница и японских летчиков уже со всем вниманием встречали наши зенитчики. Вот только атака шла по всем направлениям. Пока их авиация пыталась убрать конкурента, в дело пошла японская артиллерия. И вот здесь успеха у врага было больше — не только у нас были пристреляны ориентиры. Когда она отработала, в атаку пошла и пехота, в рядах которой были бронемашины. Танков не так чтобы много, больше именно переоборудованные грузовики — с установленными пулеметами и какой-никакой, а все же броней. Батальон Урядникова, в котором он служил командиром взвода, подняли со всеми по тревоге. Лейтенанту повезло, что прибывший за день до начала действий японцев Блюхер приказал передислоцировать всю технику на новые позиции. Хоть и пришлось повозиться, и материли в тот момент самоуправство маршала (но тихо, не дай бог до его ушей дойдет), однако когда на оборудованные ангары стали падать снаряды помянули его решение добрым словом.
— Ну а как их артиллерия утихла, и пехота в атаку пошла, так нас и кинули им навстречу, — докуривая самокрутку, говорил лейтенант.
Я же порадовался в этот момент, что представился «корреспондентом». Корочки члена информбюро у меня были, сделал как раз на подобный случай. С корреспондентом общаться обычному рядовому или младшему командиру проще, чем с человеком из Ставки. Откровенней сразу разговор становится.
По итогу, атаку японцев сумели отбить, а потом от них пришла довольна странная телеграмма о том, что в случае продолжения помощи китайским «мятежникам», силы императора «ударят уже по-настоящему». О телеграмме мне, конечно, рассказал не Урядников, это я позже в штабе узнал. Чего хотели добиться японцы не совсем понятно, хотя их «телеграмма» была похожа на попытку сделать хорошую мину при плохой игре.
Оправившись после первого удара, уже наша армия пошла в атаку. Но и японцы оказались не лыком шиты. Позиции у них тоже были подготовлены, да и пехота поднималась в атаку при любой удобной возможности, что для необстрелянных бойцов выглядело жутковато — когда на тебя бежит с диким криком несколько сотен человек, у многих могут нервы сдать. А если их еще и поддерживает огонь пулемета из едущего рядом броневика, тот тут штаны сухими сохранить очень сложно. Как итог — пока обе стороны «прощупывали» друг друга и пытались понять, как действовать дальше. У меня же создалось впечатление, что-либо генерал у японцев самонадеянный дурак, понадеявшийся на «авось», либо, что более вероятно, на японского императора как-то сумели надавить, чтобы он отвлек часть наших сил от западного театра военных действий. С чем он прекрасно справился, надо сказать. Раздергать наши силы, заставить тратить драгоценные снаряды, технику, бойцов в отдалении от центральных районов страны и тем самым в долгосрочной перспективе ослабляя нас — это больше в духе британцев, которые имеют большое влияние при дворе императора. А ведь они сейчас и с Гитлером в союзе, пусть и неофициальном.
— Товарищ представитель, вот вы где! — зайдя в ангар, подбежал ко мне сержант. — А я вас обыскался. Вас в штабе товарищ маршал ждет!
Лицо Урядникова вытянулось, и он посмотрел на меня с опаской. Прямо на лице у него читалось «а не сболтнул ли я чего лишнего» и «пронесет, или накажут».
— Спасибо, товарищ лейтенант, — протянул я ему руку, — просветили меня. И не переживайте, я действительно в информбюро работаю, не соврал я вам. Просто не все сказал.
Тот пожал руку в ответ, уже более сухо, чем минуту назад, попрощался и пошел проверять, как его танкисты со своей работой справляются. А мне ничего не оставалось, как идти к Василию Константиновичу. Чего он меня ищет?
Оказалось — просто хочет, чтобы я был при штабе, поближе к нему. Неприятно маршалу, что за ним пригляд идет, вот и старается держать меня в поле зрения. Напрямую он мне это не говорил, но по взгляду читалось.
На восточном фронте я провел неделю. Ситуация здесь на мой взгляд почти не менялась. То наши японцев «пощупают», проверяя — изменилось ли у них что-то или нет. То японцы в ответ атаку устроят. Небо при благоприятной погоде часто рассекалось самолетами, в полную противоположность ситуации на западном фронте. Воздушные карусели я видел аж три раза — и это всего за неделю! Тут размен шел примерно один к трем — в пользу наших летчиков. Но все равно японская авиация не оставляла своих попыток скинуть побольше бомб на наши головы, пока их истребители «ёрики» отвлекали наших асов, давая своим «китам» подобраться поближе и не дать нашей ПВО вести воздушный бой. Но получалось у них плохо. Наши бойцы всячески старались увести бой в сторону, чтобы не заслонять небо для зенитчиков и в пылу сражения им это частенько удавалось. Хотя с каждым разом все слабее — было заметно, что и японцы учились не терять голову в бою от азарта. Вот японская авиация была, пожалуй, самой опасной лично для меня. Фиг знает, куда их бомба прилететь может. Поэтому при таких налетах я старался держаться поближе к штабу — он хоть укреплен был — полноценный блиндаж из бревен и насыпанным сверху метром земли.
Но через неделю я решил, что увидел достаточно, и попросил Василия Константиновича организовать мне доставку домой. Тот исполнил это почти с нескрываемым облегчением. Даже обидно немного.
Обратная дорога прошла без приключений. А в первый день даже непривычно было — такая тишина вокруг. Нет матерков командиров на замешкавшихся бойцов, нет звона тревожного колокола, используемого как сигнал оповещения об атаке, не слышно басовитого рева моторов над головой. Даже не заметил, как ко всему этому привык всего за неделю.