Пока Ольга обиженно фыркала, Оксана привела какую-то соседку, седую бабулю в очках с толстенными линзами, после чего я предложил ей выдать все вещи, принадлежащие ее знакомому — Столярову Игорю Сергеевичу.
В куче мужских трусов, брюк и свитеров я нашел несколько клочков бумаги с именами и телефонами Горно-Алтайска, после чего изъял альбом с фотографиями Оксаны и Столярова, на фоне разнообразных машин.
— Вы, Оксана, когда Игорь вам позвонит…
— Он мне не звонит!
— Вы дослушайте, пожалуйста, потом будете сами говорить. Так вот, когда Игорь вам позвонит, передайте ему, чтоб он со мной связался. — я положил на стол визитку: — Лучше в Городе, за кражи сидеть, тем более, что срок для него один будет, что за одну машину, что за двадцать. А если не явится ко мне, то его, рано или поздно поймают, и увезут в Горно-Алтайск, а там за убийство своего, ой как, спросят. Ему после этого, если жить останется, наша зона раем на земле покажется…
— Какое убийство⁈ Он на Алтае все время со мной был!
— Да-да, конечно. То есть, когда меня убивали, вы рядом с Игорем прятались?
— Да это все не так было!
— Знаете, Оксана, моим глазам свидетелей не надо, и я вам доказывать ничего не собираюсь. Вы просто Игорю передайте, что если хочет жить, пусть лучше мне сдастся…
Оксана не выдержала, зарыдала и убежала в спальню, за ней, окатив меня, полным презрением взглядом, как будто это я кого-то там убил, побежала Ольга, а я, прихватив альбом с фотографиями, покинул квартиру, оставив на столе копию протокола обыска.
— Паша! — к сожалению, лифт не успел сомкнуть створки дверей и мне пришлось вернутся на лестничную площадку.
— Почему ты меня бросил⁈ Что я тебе сделала? — как актриса трагического жанра, Ольга играла вполне на уровне самодеятельного театра «Правобережный».
— Я тебя не бросал, просто в тюрьме сидел. — я ответил, практически, правду.
— Где⁈ — на этот раз Ольга не играла, а была реально удивлена.
— В Горно-Алтайске, в тюрьме, поэтому не мог тебя забрать с базы отдыха.
— И за что ты сидел?
— За убийство гражданина Колюжного. — опять ответил я истинную правду.
— Ну и дурак! И не звони мне! — услышал я, к своему облегчению, прежде чем дверь квартиры Оксаны, с грохотом, захлопнулась.
На следующее утро.
— Павел Николаевич! Это Валентина…- из телефонной трубки раздался трагический шепот моего юриста: — Вас директор срочно вызывает. Он очень злой.
— Привет Валя. Не знаешь, в чем проблема?
— Не знаю. Я у него была, у него какие-то бумаги на столе лежали, но я не рассмотрела.
Валентина, при всех ее достоинствах, была крайне пуглива, особенно, когда изволило гневаться начальство.
— Если в ближайшее время позвонит Григорий Андреевич, скажи, что я приеду в течении получаса. — я начал одеваться, все-таки с завода я получал в разы больше, чем платило мне государство, а последний раз, под грозные очи генерального директора, я появлялся неделю назад.
До завода я успел добраться за обещанные полчаса, и даже в начальственный кабинет был допущен сразу, без маринования в приемной.
— Добрый день, Елена Анатольевна. — отвесил я учтивый поклон главному бухгалтеру завода, что глядела на меня сочувственно из-под модных, затемненных очков с узкими стеклами.
— Здравствуйте, Григорий Андреевич, вызывали?
— Павел, а где ты столько дней был?
— На Алтае, на базе отдыха… — честно ответил я, ведь чистую правду говорить легко и приятно…
— То есть ты там, на Алтае, отдыхаешь…
— Разоблачил банду автоугонщиков, причем они в меня стреляли… — я потыкал в дырку рукава куртки, которую так и не удосужился залатать: — В результате, один труп, несколько машин нашли. Ну и так, по мелочи… Но, как освободился, то сразу к вам!
— Кхм…- как автомобилист и любитель джипов, генеральный не мог оставаться равнодушным к теме борьбы краж автотранспорта, поэтому подготовленная выволочка осталась не высказана. Но, генеральный не был бы генеральным, если бы не мог быстро перестроится.
— То, что ты там кого-то поймал, ты, Павел Николаевич, безусловно, молодец. Но вот подскажи нам, как у нас дела с дебиторской задолженностью? Что с этим все делается? — в мою сторону, по поверхности столешницы, заскользила толстая стопка списков должников.
В глубине души я заржал, как конь — не ту тему поднял генеральный директор если хотел прижать меня к ногтю.
— Что с дебиторской задолженностью? — я равнодушно пожал плечами: — Определенная работа проведена. Претензии всем должникам направлены. К моему удивлению, штук пять даже свои долги закрыли.
Главный бухгалтер молча кивнула головой, подтверждая мои слова, и я продолжил:
— Исковые заявления по списку прошлого месяца подготовлены, все в компьютере. Проблема только в одном — в уплате государственной пошлины.
— Лена, что с пошлиной? — директор бросил сердитый взгляд на главбуха, но я ее опередил:
— У нас счета арестованы, а другое юридическое лицо не может заплатить за вас, запрещено это…
— И что теперь делать? — директор ударил тяжелой ладонью по списку должников, так, что опрокинулся стакан с ручками на его столе: — Все похерить теперь, что ли?
— Да нет, херить нельзя, тем более, что у многих трехлетний срок заканчивается исковой давности, надо торопится.
— Что ты предлагаешь?
— Я могу попробовать заплатить как физическое лицо, представитель по доверенности, через Сбербанк, но только мне нужна наличка.
— Сколько?
— Ну, примерно пять процентов от суммы иска, в среднем. Плюс-минус. Там сложная таблица…
— Лена, ты слышала?
— Наличка в кассе будет дней через десять, не раньше. — отрезала главный бухгалтер: — И давить на меня бесполезно.
— Это долго. — я помотал головой, мысленно срывая с головы шапку и ударяя ей оземь: — Ладно, я оплачу, сам, но, только через десять дней вы мне эти квитанции закрываете, в первую очередь, и никаких вариантов, типа многодетных, инвалидов и прочих, иначе я вам доверять больше не буду.
— Я тебе обещаю, что получишь деньги в первую очередь. — решив вопрос, директор даже расслабился и повеселел.
— Ну, тогда я пошел. — я дошел до входной двери, после чего резко обернулся и погрозил пальцем главному бухгалтеру, вроде бы в шутку: — И, Елена Анатольевна, вариант, что до меня не могли дозвонится я не приемлю, сразу говорю.
Так как не все сторонники независимого профсоюза забрали свои бумаги у судебных исполнителей и все счета завода были под арестом, появление в кассе предприятия наличных сумм происходило в окружении секретных манипуляций, предательства и даже кровавых трагедий. Хотя, время завоза наличных денег в кассу, являлся величайшей тайной завода, о ней все узнавали примерно за час, после чего начинались народные волнения и прочие революции. Когда денег было много, все было ясно — от каждого участка прибывал доверенные кассиры на общественных началах, в сопровождении нескольких, наиболее крепких бойцов, получали деньги по ведомости цеха или участка и исчезали, оставив исполнителей с носом. Когда же на завод приходила небольшая сумма, не тянущая на выдачу заработной платы всему заводу, тут и начиналась заваруха. Кабинет главного бухгалтера атаковали всякие нуждающиеся, инвалиды, пенсионеры, погорельцы и матери-одиночки, тряся заявлениями о срочной материальной поддержки. Пока эти неорганизованные граждане создавали сутолоку и беспорядок, работники, которые поверили в силу судебных приставов, коварно звонили исполнителем и пытались, с помощью физической силы не дать раздать деньги нуждающимся. Пару раз это удавалось, и ворвавшиеся на территорию завода приставы изымали у кассира какие-то суммы денег. Но эти победы приставов и независимого профсоюза были локальными, в основной массе рабочие, подавшие на завод заявления, ничего еще не получили. Поэтому я и, в шутливой форме, но вполне серьезно и предупредил главного бухгалтера, что если я потрачу на завод свои, кровные деньги, этот долг должен быть закрыт в течении десяти дней.
Этим же вечером.
Знаете ли вы за Сбербанк? Поверьте, вы за Сбербанк ничего не знаете, и до того, как его возглавил либерал Герман Греф, Сбербанк был чем-то средним между филиалом дурдома и зоной общего режима. Пока я, кося одним глазом за бабушкой, которая отозвалась на мой крик «Кто последний?», строчил от руки цифры реквизитов арбитражных судов, боясь ошибиться хоть на одну цифру, плотный, как испанская терция, строй бабушек-пенсионерок, осаждал две угрюмые зарешеченные амбразуры, продолбленные в толстых стенах отделения старейшего банка России. Я успел заскочить в этот строй бессмертных бабушек, ощутить твердость плеч соседок по очереди, сделать несколько шагов вперед, когда вся очередь, как на плацу, шагала в ногу, одновременно. Наконец меня притиснули к заветному окошку, и я сунул между прутьев три заветные квитанции.
— От юридических лиц не принимаем… — в проеме амбразуры мелькнула пухлая рука и мои бумажки вылетели обратно с такой силой, что я едва успел их поймать: — Следующий!
— А…- только успел открыть рот я, как монолитная многоножка очереди сделала шаг, и я отлетел от заветного окошка, тут же намертво закупоренного бабулей в темном шерстяном платке.
Я с тоской оглядел очередь, которая упиралась своим концом в входную группу дверей, поднял голову к механическим часам, висящим на стене, покрытой густыми разводами извести — равнодушная стрелка дернулась, перемещаясь на следующее деление, проинформировав меня, что до закрытия отделения СберБанка осталось девятнадцать минут. Даже если я вновь встану в, злобно зыркающую на всех, осмелившихся приблизится к заветному окошку ближе, чем пять метро, очередь, и успею добраться до окна, то переделать все квитанции я, все равно, не успею. Я понял, что сегодняшний забег я проиграл, злобно выгреб из деревянного ящичка все имеющиеся в наличии, бланки квитанций и поехал домой.
Надо ли говорить, что весь вечер, я только и делал, что заполнял. Одну за другой, бесконечные квитанции о оплате госпошлины.