К этому времени, после трёхлетнего затишья в связи с каракозовским выстрелом, в среде учащейся молодежи начало обнаруживаться заметное пробуждение общественной мысли.
Пытаясь установить известную преемственность с предыдущими поколениями, молодежь переносила в круг своих интересов не задачи политической борьбы, впервые выдвинутые[13].
По свидетельству Ралли, одного из участников этого кружка, книга Буонарроти произвела «потрясающее» впечатление. Знакомство с жизнью и революционной деятельностью такого блестящего представителя революционного коммунизма, как Франсуа Гракх Бабеф, определило направление нечаевского кружка. Благодаря влиянию Бабефа, в кружке определенно заговорили о необходимости организации в России тайного революционного общества для предстоящей политической борьбы. Но если для других членов кружка, как, например Ралли, «разговор о тайном обществе был излюбленным сюжетом», то лично для Нечаева организация тайного общества являлась ближайшей задачей его дальнейших революционных устремлений. Каракозовым, а то мирное разрешение социальных вопросов, какое определялось правой частью ишутинского кружка.
С легкой руки Чернышевского актуальный для первой половины 60-х годов вопрос – «Что делать?» – целиком, по Чернышевскому, переносился молодежью в изменившуюся политическую обстановку. Если для своего времени вопрос этот представлял свою историческую значимость и сводился к призыву молодежи начать организацию образцовых мастерских, в которых, выучившись тому или иному мастерству, молодежь могла бы начать революционную пропаганду среди народа, то для «радикальной» молодежи конца 60-х годов вопрос этот значительно утрачивал свой революционный смысл, превращаясь в вопрос чисто этического порядка. Что делать, чтобы принести пользу народу и облегчить тяжелое положение крестьян?
И «радикально» настроенная народническая молодежь разрешала его по старому рецепту Чернышевского, ни капли не задумываясь над тем, что такой рецепт» был продиктован условиями тогдашней цензуры, так как свой роман «Что делать?» Чернышевский писал в крепости, а не на свободе.
Кроме того, «радикальная» молодежь упускала из виду, что предшествующий период правительственной реакции достаточно четко обнаружил все уязвимые стороны этого рецепта, а сама жизнь достаточно вскрыла основные противоречия его. Но если для «радикальной» молодежи вопрос этот стоял в плоскости чисто этических достижений – вместе с народом разделить его тяжелое положение, – то для Нечаева выход из создавшегося политического положения намечался совершенно иной. До тех пор, пока будет существовать царское правительство, до тех пор абсолютно нельзя помышлять ни о каких социалистических мероприятиях, в роде мастерских.
Для достижения поставленной задачи молодежь прежде всего должна сорганизоваться в революционное общество, выработать программу, а потом уже «итти в народ», но не для того, чтобы учить его, а для того, чтобы начать агитацию за всенародное восстание против царя, против царского правительства и помещиков. С такими вот мыслями и настроениями осенью 1868 года Нечаев и поступил вольнослушателем в Петербургский университет.
Революционная деятельность Нечаева начинается со студенческих волнений, происходивших в Петербурге зимой 1868 и весною 1869 г. Во время этих волнений Нечаев впервые обнаружил себя в качестве политического организатора учащейся молодежи. Это были первые после 1861 г. крупные студенческие беспорядки. Вспыхнули они, как и в 1861 г., из-за ограничений академических вольностей. К этому времени значительно изменилась социально-политическая обстановка, изменился и классовый состав самого студенчества. Если в начале десятилетия преобладающим контингентом среди студенчества была до некоторой степени обеспеченная часть дворянства, то к концу десятилетия студенческая масса значительно выросла за счет разорившихся слоев дворянства и выходцев из чиновного и духовного сословий. Это обстоятельство не могло не отразиться на экономическом и политическом уровне самого студенчества. Экономически студенчество представляло собою крайне необеспеченную массу, принужденную по большей части жить случайным заработком.
Нищета среди студенчества настолько была велика, что многим приходилось довольствоваться только хлебом и водою. У многих не было даже собственной квартиры, так что приходилось ночевать или у знакомых или под открытым петербургским небом. В политическом отношении это была мелкобуржуазная среда, выросшая на почве более интенсивного распада старого помещичье-дворянского быта и растущих буржуазно-капиталистических взаимоотношений. Несмотря на свою оппозицию буржуазно-демократической группировке, она неразрывно связана была с ее идеологией. Для передовой части этого студенчества высшими запросами являлись вопросы нравственно-этического порядка, для большинства же они не выходили за пределы чисто материальных интересов.
Вспыхнувший впервые после 1861 года огромнейший водород в девяти центральных губерниях в 1867— 68 гг. еще более ухудшил экономическое положение студенчества.
Поэтому вопросы экономической взаимопомощи среди студенчества естественно выдвинуты были на первый план. Организация кассы взаимопомощи и дешевых студенческих столовых являлись самыми насущными вопросами студенческой жизни. Но, прежде чем приступить к практическому воплощению тех или иных мероприятий, необходима была известного рода самоорганизация. Потребность в студенческих сходках для обсуждения ряда вопросов, связанных с организацией взаимопомощи, выдвигалась самой жизнью. Но правительство не могло примириться даже с такой, сравнительно невинной формой самоорганизации студенчества. Усиливавшаяся с каждым годом правительственная реакция слепо шла по пути возможно полного лишения студентов самых невинных льгот, и в первую голову обрушилось прежде всего на студенческие столовые и кассы, признанные «крамольными». Чтобы обуздать студенчество, его начали постепенно «подтягивать».
Одной из таких мер было введение военного строя в стенах высших учебных заведений. Первым учебным заведением, подвергшимся подобной военизации, была Медико-Хирургическая Академия.
В результате грубого вмешательства правительства во внутреннюю академическую жизнь начало назревать недовольство в студенческой среде. Недовольство легко можно было ликвидировать, если бы правительство немного вдумчивей отнеслось бы к вопросам экономического положения студенчества. Но правительство сознательно шло по линии наибольшего сопротивления, предвидя, что в результате вспыхнувших волнений оно приобретет «законное право» в корне придушить всякие ростки общественной жизни в студенческой среде.
Первое столкновение между студентами и администрацией Медико-Хирургической Академии произошло из-за неотдания чести одним студентом инспектору Академии. Провинившийся студент был немедленно уволен. Возмущенные студенты потребовали обратного приема уволенного товарища. Начались сходки, которые с каждым днем стали принимать все более и более бурный характер, вылившиеся в серьезные студенческие волнения. Из Медико-Хирургической Академии студенческие волнения перекинулись в другие высшие учебные заведения. Вслед за медиками заволновались студенты Университета, Лесного и Технологического Институтов, так как правительственный произвол был одинаков во всех высших учебных заведениях.
Во имя солидарности студенчество решило дружно протестовать против домогательств правительства, выставив требование легализации сходок, студенческих столовых и касс взаимопомощи. Сергей Нечаев в это время был студентом Петербургского университета. Чисто академические вопросы в начавшихся волнениях не играли для него существенной роли. Тем не менее Нечаев ясно предвидел, что на почве возникших волнений легко могло произойти полевение студенческой массы, являвшееся необходимой предпосылкой политического оформления ее воззрений.
Только с этой целью Нечаев и принял самое деятельное участие в начавшихся волнениях.
Выступая на многочисленных сходках, он старался отвлечь внимание студентов от чисто академических вопросов в сторону вопросов политического характера, доказывая при этом, что главным виновником ограничения студенческих льгот являлись не академическое начальство, а само правительство, с которым и необходимо было начать политическую борьбу. Для большинства студенческой массы вопросы политического характера не стояли на первом плане.
Студенчество намерено было ограничиться только вопросами академического характера. Тем не менее в студенческой среде произошло резкое расслоение на две взаимно враждебные группы. Одна из них, во главе которой стоял студент Озерский и которую не без основания называли «консервативной партией», призывала студенчество воздержаться от политических выступлений и ограничиться только вопросами академической жизни. Группа Озерского больше всего боялась, что в результате начавшихся волнений большинство студентов будет уволено и выслано из Петербурга на родину. Наоборот, другая – так называемая «радикальная партия, бывшая в значительном меньшинстве, настаивала на необходимости сохранения всех академических льгот: столовых, касс, распределения пособий не начальством, а студенчеством, расширения правил приема в высшие учебные заведения за счет семинаристов и женщин, доступ которым в высшие учебные заведения был запрещён правительством.
Радикальная группа не так остро ставила вопрос о возможной высылке студентов на родину, считая, что в самом худшем случае это повлечет за собою расширение сферы влияния за счет провинциальной студенческой молодежи в плоскости оформления ее общественных взглядов. Лично Нечаева ни одна из этих группировок на могла удовлетворить. Горячо поддерживая и отстаивая требования радикалов, Нечаев выдвигал совершенно иные вопросы. Для него волновавшаяся студенческая масса являлась не чем иным, как резервом, откуда можно было черпать необходимые революционные силы для предстоящей политической борьбы.