[43]. Но в Петербурге на все это вместе взятое как будто определенно не полагались. Наблюдательная агентура, видимо, не вселяла полной уверенности в благополучном исходе предпринятой погони. Пристально наблюдать хотя бы за одной русской эмиграцией и лицами, соприкасающимися с ней, все же было трудно, почти невозможно, ибо количественно соотношение сторон было чересчур разительное.
При таком недоверии к собственно полицейским силам, само собою напрашивалось средство исключительное, из ряда вон выходящее. Надо было поимку Нечаева обставить возможно большими гарантиями. Путь был один: раз главные деятели эмиграции неподкупны, то тем или иным способом нужно добраться до главного эмигрантского ядра, надо строить провокационную ловушку; надо в среду, где должен был бы вращаться Нечаев, ввести своего человека, который, сблизившись с кем нужно, сумел бы выведать, выпытать настоящее местонахождение разыскиваемого. Шаг довольно рискованный, грозящий возможным крупным скандалом, но зато наиболее целесообразный. Нужен только ловкий и надежный человек, способный провести такого рода дело и могущий расположить к себе эмигрантские круги.
Такой человек нашелся. Он сам в нужную минуту явился с предложением своих ценных услуг. Он продолжительное время пользовался уже доверием III Отделения и вполне оправдал его. Больше того, незадолго до этого он сумел уже опутать таких эмигрантов, как Герцен, Огарев и др., обеспечив известным образом к себе доброе и доверчивое отношение. После недолгих колебаний III Отделение соглашается на его услуги, и отставной коллежский асессор К.-А. Роман – так звали этого агента-провокатора – отправляется, с благословения Шувалова и Филиппеуса, в чужие края на поиски Нечаева…
Глава IIОтставной коллежский асессорК.А. Роман
О поездке Романа за границу с провокационной миссией распространился слух тогда же. Алексей Тверитинов, заподозренный в прикосновенности к «нечаевцам», рассказывает: «Когда я присутствовал летом 1871 г. на нечаевском процессе (т. е. на процессе 4-х сообщников Нечаева – Прыжова, Успенского, Николаева, Кузнецова – и еще 70 слишком лиц), я слышал, как один адвокат, кажется Герард, рассказывал такую историю: киевский генерал-губернатор, фамилию не помню, послал в Швейцарию чиновника особых поручений Романа для того, чтобы познакомиться с Бакуниным и на казенный счет издать бакунинские прокламации, что в точности Роман и исполнил. Генерал-губернатор, по привозе Романом прокламаций, разослал их по городской почте разным молодым людям, из которых никто не принес, по получении, прокламации в полицию. Полиция сама приходила, находила и забирала ее вместе с адресатом. Тогда председатель (Любимов) сказал Герарду, что это к делу не относится, но уже все существенное было сказано…»[44]. Роман, как увидим ниже, действительно, издавал произведения эмигрантов на казенный счет, но не бакунинские прокламации. Фактическая сторона рассказа Тверитинова-Герарда не соответствует действительности. Тут верно лишь то, что Роман отправился за границу с провокационным поручением.
Биография нашего героя представляется в следующем виде.
Карл-Арвид Иоганов Роман, уроженец гор. Бауска, Курляндской губернии, лютеранин, окончил полный курс наук в Ришельевском лицее в 1850–1851 учебном году по физико-математическому отделению, удостоившись похвального аттестата с правом на чин XII класса[45]. По выходе из лицея он всецело отдается военной службе, поступив в июле 1852 г. унтер-офицером в Олонецкий пехотный (переименованный потом в Олонецкий пехотный его королевского высочества принца Карла Баварского) полк. На военной службе он быстро делает карьеру. Через год он производится в прапорщики, в начале 1855 г. – в подпоручики и в сентябре того же года назначается на должность адъютанта при и. о. начальника штаба 2-го пехотного армейского корпуса.
Крымская кампания дает ему возможность выдвинуться и помимо обычного чинопроизводства. Роман, как значится в его формулярном списке, участвует «в действительном сражении на р. Черной 4 августа 1855 г.; с 6 по 28 августа на южной стороне г. Севастополя для починки укреплений и устройства баррикад под неприятельскими выстрелами; 27 августа при штурме Севастополя; с 28 августа по 13 ноября переходил по разным боевым позициям. Ранен». В ноябре 1855 г. «за отличие, оказанное при штурме Севастополя 27 августа 1855 г.» он награждается орденом св. Анны 4-й степени с надписью «за храбрость», а спустя полгода «за отлично-усердную службу» удостаивается получить «монаршее благоволение».
Нет пока возможности установить, с кем из влиятельных военных он близко сталкивался во время крымской кампании; но бесспорно, что среди них был известный военный писатель генерал-лейтенант П.К. Меньков и, по всей вероятности, сам руководитель обороны Севастополя князь М.Д. Горчаков. Во всяком случае, именно боевая обстановка сблизила Романа с теми лицами, которые в последующие годы могли способствовать и, несомненно, способствовали ему в устройстве его карьеры.
В июле 1858 г. он производится в поручики и в ноябре назначается старшим адъютантом в штаб 2-го армейского корпуса. Проходит еще год – и Роман занимает видный военный пост.
22 ноября 1859 г. он получает назначение состоять по военному министерству с зачислением по армейской пехоте, а через шесть дней неожиданно назначается помощником главного редактора «Военного Сборника». Тут определенно сказались его связи по крымской кампании.
Редактором «Военного Сборника», основанного в 1858 г., с 1859 г. состоял П.К. Меньков, заменивший, по собственному признанию, чрезмерно «либерального» Н.Г. Чернышевского. По штатам в помощь главному редактору полагалось два помощника. (В течение 1858 г., когда журнал редактировался Н.Г. Чернышевским, одним из его помощников был В.А. Обручев.) Назначением на такую должность Роман обязан, надо полагать, исключительно Менькову, познакомившемуся с ним в Севастополе[46].
На литературной ниве Роман ничем себя не проявил. Статей за его подписью или под его инициалами в «Военном Сборнике» тех лет нет, если только он не подписывался псевдонимом. Нам кажется, что он вообще не был способен к спокойной кабинетной работе. Его призвание лежало в другой сфере деятельности.
Меньше года пробыл он в должности помощника редактора «Военного Сборника». Причина, по которой он так скоро вынужден был оставить редакторство, неизвестна. Переведенный обратно после этого в Олонецкий пехотный полк, Роман решает бросить военную службу. Судьба изменила ему. Добившись высокой и по-своему почетной должности, он, казалось, обеспечил себе видную карьеру в будущем. Он жаждал этой карьеры, готовый и теперь и позже решиться на какой угодно шаг, лишь бы только заслужить видное и влиятельное положение среди высшего чиновничества. А тут неожиданно сладкие мечты разбиваются вдребезги. Вынужденный вернуться в полк, квартировавший в далекой провинции, Роман потерял надежду снова выдвинуться и разрывает поэтому с военной средой. 7 марта 1862 г. он высочайшим приказом увольняется «по домашним обстоятельствам» от военной службы в чине штабс-капитана.
Недолго, однако, остается он без службы. В мае того же года он изъявляет желание поступить на службу в хозяйственный департамент министерства внутренних дел. Аттестованный «способным и достойным», он 1 июня 1862 г. назначается на скромную должность помощника столоначальника во 2-е городское отделение хозяйственного департамента. Проработав в этом скучном учреждении целый год, отставной штабс-капитан Роман пристает, наконец, после долгих странствий к нужным берегам. 28 мая 1863 г. он «просит милостивого ходатайства о переводе чиновником в III Отделение»; а 14 июня приказом шефа жандармов князя Долгорукова, как человек «испытанный и надежный», определяется в Отделение «для занятия письмоводством».
Официальная история прохождения им службы в III Отделении коротка. Как человек способный и не без нужной сноровки, Роман скоро зарекомендовал себя в глазах жандармов. В мае 1864 г. о нем докладывается по начальству: «Чиновник для письмоводства коллежский секретарь Роман занимается не одною перепискою бумаг, но и самым составлением их, требующим опытности и знания иностранных языков». Тогда же он назначается исправляющим должность младшего чиновника. В благодарность за усердные труды он через год удостаивается звания титулярного советника, а в 1868 г. – коллежского асессора. Ревностно прослужив в Отделении шесть лет, Роман в августе 1869 г., имея от роду 40 лет, подает заявление об отставке, так как «для поправления расстроенного здоровья ему необходимо отправиться за границу для лечения минеральными водами и оставить на долгое время служебные занятия». Александр II против отставки не возражал. Отныне отставной коллежский асессор Роман, получив за долголетнюю усердную службу престолу и отечеству награду в размере годового оклада содержания, официально якобы порывает с III Отделением[47].
К сказанному о его службе в III Отделении следует добавить, что Роман был незаурядный, как ныне выражаются, филер. В этой профессии коренилось его основное призвание. Филерский талант обнаружился у него скоро. Официальные дела о прохождении им службы в III Отделении умалчивают об этой стороне его деятельности. В цитированные выше слова из одного доклада, что «Роман занимается не одною перепискою бумаг», вложено, по-видимому, известное содержание. Если сейчас у нас отсутствует документальное доказательство того, что в 1864 г., когда указанный доклад составлялся, Роман, кроме переписки и составления бумаг, требующих опытности и знания иностранных языков, исполнял обязанности филера, то бесспорно зато можно утверждать, что в следующем, 1865 г., он выполнял роль настоящего и ответственного филера. Сохранились несколько его писем того времени, отправленных им из Москвы и Нижнего Новгорода, в которых он подробно сообщает III Отделению о своих похождениях по выслеживанию тех или иных лиц. А в последующие годы, вплоть до 1869, сплошь да рядом наталкиваешься на его донесения, писанные его характерным почерком и подписывавшиеся им или инициалами «А. Р.», или одной буквой «Р». Все эти разнообразнейшие донесения свидетельствуют об исключительном доверии к нему руководителей III Отделения и об его удивительном филерском таланте.