Мы говорили уже, что Роман был наиболее ловкий, осторожный агент. Это подтверждает и приведенная цитата из письма Н. Мезенцева к П.А. Шувалову. Можно еще добавить, что в тот 1869 г. он был почти единственным агентом, которым III Отделение могло располагать в минуты острой нужды. Вот компетентное свидетельство самого руководителя агентурой, К.Ф. Фллиппеуса, о численном и качественном составе агентуры того времени, которое мы заимствуем из упоминавшейся «исповеди» его:
«Живо помню мое удивление, – пишет он, – когда 1 апреля 1869 г. мне впервые были вручены секретные суммы, и вслед затем представились мне господа агенты, а именно: один убогий писака, которого обязанность заключалась в ежедневном сообщении городских происшествий и сплетен. Первые он зауряд выписывал из газет, а последние сам выдумывал. […] Отметив тогда же эти вздорные записки, я дал автору их поручение съездить в село Иваново и составить подробное описание этого «русского Манчестера». Но вскоре после того я был вынужден уволить этого господина. Кроме того, ко мне явились: один граф, идиот и безграмотный; один сапожник с Выборгской стороны – писать он не умел вовсе, а что говорил, того никто не понимал и с его слов записать не мог; двое пьяниц, из коих один обыкновенно пропадал первую половину каждого месяца, а другого я не видел без фонарей под глазами или царапин на физиономии; одна замужняя женщина, не столько агентша сама по себе, сколько любовница и сподручница одного из агентов; одна вдовствовавшая, хронически беременная полковница из Кронштадта и только два действительно юрких агента. Вот состав агентуры, которой я принял при вступлении в управление III экспедицией. Все исчисленные агенты получали в сложности до 500 рублей в месяц. Полагаю, что мне не были переданы те лица, которые сами не пожелали сделаться известными новому начальнику агентуры. О покойном Романе я не упомянул, так как он в то время состоял еще в штатной службе».
В словах Филиппеуса чувствуется скрытое признание таланта А. Романа. И не трудно после такого свидетельства понять, почему именно за границу был отправлен Роман. Два юрких агента да Роман – вот и вся тогдашняя агентура. А последний, очевидно, превзошел первых своею образованностью, вообще интеллектуальным развитием, способностями и общительностью.
Глава VПокупка архива князяП.В. Долгорукова
В десятых числах августа 1869 г. Роман отправился за границу. Его официальная отставка, о которой мы выше имели случай упомянуть, вызвана была, видимо, предстоявшей командировкой. Никто из чинов III Отделения, за исключением нескольких руководителей учреждения, не знал истинную цель поездки. Все были уверены, что Роман действительно, как сказано в его прошении об отставке, поданном в начале того же августа 1869 г., отправился за границу «для поправления расстроенного здоровья», требующего «лечения минеральными водами».
На руки ему был выдан паспорт покойного штаб-ротмистра новомиргородского уланского полка Постникова, без вести пропавшего во время Крымской кампании в 1855 г.
15/27 августа мы застаем его уже в Женеве. Первым делом ему предстояло разузнать все о Ст. Тхоржевском – собственнике архива князя Долгорукова – и пытаться познакомиться с ним, не вызывая никаких подозрений.
«Адрес Тхоржевского, – писал он в тот день, – я уже знаю и узнал его весьма просто от разносчика писем: Route de Cаrouge, № 20. Да еще с прибавлением, что он скоро намеревается уехать, но куда – неизвестно. Даже рискуя выездом Тхоржевского из Женевы, я не предприму ничего решительного до получения от вас (К.Ф. Филиппеуса) окончательных инструкций. Несмотря на всю опытность мою, на все терпение, на всю любовь к моему делу, я вижу, что оно не так легко в своем исполнении, как казалось в Петербурге. Оно, если хотите, и легко, но становится трудным при мысли, что первый шаг будет и последним и должен решить вопрос утвердительно или отрицательно».
К моменту приезда Романа в Женеву там находились несколько агентов III Отделения: там был А. Бутковский, Роте, были некие «Владимир» и «О», чьи имена установить не удалось.
Эти агенты, очевидно, информировали раньше петербургское начальство, чтоб Женеве носится слух будто бы Ст. Тхоржевский предполагает продать бумаги покойного князя и ищет покупателя. Такие слухи, вероятно, и побудили Александра II и графа П.А. Шувалова теперь именно включить в порядок дня вопрос о приобретении архива. Если бы Тхоржевский действительно искал покупателя, то тем самым задача Романа была бы облегчена. Но в Женеве, к неудовольствию Романа, выяснилось, что слухи неосновательны: Тхоржевский не только не гонится за покупателем, но даже напечатал было объявление о предстоящем, издании продолжения «мемуаров» князя. Роман, таким образом, лишался повода непосредственно заговорить об архиве. Надо было основательно продумать план. «Я полагаю, – писал он в том же письме, – что как медленность, так и торопливость могут быть вредны, а потому я полагал бы избрать середину, т. е. еще подождать около недели и затем уже отправиться к Тхоржевскому».
На следующий день, 16/28 августа, Роман зашел «на удачу» в книжную лавку Georg’a – комиссионера всех нелегальных изданий, печатавшихся в Женеве, бывшего в тесных связях с эмигрантскими кругами, – от которого Роман надеялся что-либо узнать.
«Ожидания мои не обманули меня. На окне магазина красовались «Полярная Звезда», «Народное Дело», умерший «Колокол». Не желая сразу броситься на весь этот сумбур, я купил сначала немецкую книгу, а потом уже спросил себе «Народное Дело». В магазине никого не было. Книгопродавец, словоохотливый рыжий немец, предложил моему вниманию целую запылившуюся полку разных Чернышевских, Бакуниных, Искандеров и т. д. Порывшись достаточно, я взял в руки «Les mémoires de Prince Pierre Dolgoroukoff», изд. 1867 г., с вопросом – новейшее ли это издание? На это Georg ответил отрицательно и, когда я положил книгу на место, то он пустился в следующие излияния: Новейшее издание мемуаров Долгорукова последует в скором времени. Предпринял его Тхоржевский, которому Долгоруков завещал все свои бумаги. Издание это будет крайне интересно, ибо в нем будут помещены самые любопытные секретные бумаги князя Долгорукова относительно русского правительства».
Упомянув далее о том, что, по словам Georg’a, Тхоржевский ныне работает над рукописями, подготовляя их к печати, Роман далее пишет Филиппеусу: «Полагаю, что теперь уже смело или самому, или через Georg’a, если это признается удобным, можно приступить с переговорами с Тхоржевским о покупке у него права издания (прямо покупать манускрипты рискованно в виду отказа и подозрения), объявив, что печатание будет производиться в Париже или Брюсселе; если же Тхоржевский пожелает оставить за собой право перевода манускриптов и их компиляцию, то и это можно за ним оставить для отвлечения подозрения. Тогда нечего делать, придется начать, для вида, печатание в Париже, конечно, не выпуская в продажу. Если же Тхоржевский связан с типографией какими-либо условиями, то можно заплатить за уничтожение этих условий. Словом, надобно сделать так, чтобы Тхоржевского лишить документов и права распоряжаться их копиями. Разумеется, покупая для издания, представляется удобным предлогом сделать все дело непременно нотариальным порядком».
Предстоящую ему роль Роман рассматривает, как роль «любителя издательской деятельности, с которою я хорошо знаком. С характером этих любителей я тоже хорошо знаком: они не останавливаются перед материальными затратами. Покойный штаб-ротмистр новомиргородского уланского полка Постников, без вести пропавший в 1855 г., был богатый человек. Пусть Тхоржевский справляется – не боюсь. Паспорт покажу в крайности»[60].
Стараясь как можно удачнее разыгрывать роль «любителя» и богатого туриста, Роман отправляется в трехдневное путешествие по Швейцарии «для того, чтобы следовать обычаю всех путешественников и показаться не очень засидевшимся в Женеве в гостинице».
Во время путешествия он обдумывает план переговоров с Тхоржевским. Одна мысль сменяет другую. Его озадачивает вопрос о том, как быть в случае, если Тхоржевский не согласится предоставить ему бумаги для издания? Он находит выход из положения и в кратком письме от 23/4 августа 1869 г. спешит обменяться мнением с К.Ф. Филиппеусом:
«Хотя, быть может, и дикая, но тем не менее вот какая мысль пришла мне в голову: если бы не удалось купить, то нельзя ли нанять вора, который бы утащил у Тхоржевского бумаги и, конечно, передал бы их уже не на швейцарской земле? Где взять такого человека? Кроме того, в случае неудачи, не будет ли полезно подкупить французские и немецкие газеты и поместить в них дельную статью на основании I т. мемуаров Долгорукова и слухов о выходе II тома? Статью, по моему, можно бы повернуть в нашу пользу. Вообще же мне кажется, что то, что другие государства имеют в изобилии, того у нас недостает, а именно: оплаченных нами за границею журналов».
С книгопродавцем Georg’ом Роман в эти дни раздумья и ожидания инструкций из Петербурга поддерживает связь. Он «мне не мешает, а, напротив, я узнал от него много характерных черт о нашей и польской эмиграции», – пишет он в том же донесении. Благодаря Georg’у же, Роман вскоре, отбросив всякие проектировавшиеся им планы, имел возможность познакомиться с Тхоржевским и Н.П. Огаревым, о чем подробно сообщал Филиппеусу письмом от 29/10 августа 1869 г.:
«Вчера, еще до получения вашей телеграммы, я встретил случайно в «Café de Musée» Тхоржевского, где я был с книгопродавцем Georg’oм. Тхоржевский подошел к столу и Georg меня ему представил. Это лысый, небольшого роста, пожилой, лет 50, человек с длинной с проседью бородой. Случай этот несколько уклоняется от той инструкции, которая выражена в вашей первой и вчера в 3 часа полученной депеше, но, наткнувшись на него, нельзя было его избежать, и он на первый раз повел к хорошим результатам. После первого обмена обычных фраз, мы разговорились с Тхоржевским о разных посторонних предметах; когда же Georg со своей женой ушел, тогда я начал говорить уже об издании и приобретении бумаг. Поговорив немного, Тхоржевский просил меня зайти к нему в 6 час. вечера, объявив, что он должен теперь отправиться к Огареву, которому, конечно, он передал встречу со мной. Собрав всю силу своих способностей, я отправился в назначенное время к Тхоржевскому. Шел я, признаюсь, не без опасения, не за свою личность, но за успех моей роли, которая в этот момент должна была решить весь вопрос, всю задачу и всю мою компетентность, как в ваших, так и в моих собственных глазах. Невольный, малейший промах мог все и навсегда испортить. У Тхоржевского я застал Огарева; я его не сконфузился, ибо шел с твердым намерением выдержать роль. Тхоржевский, у которого была моя визитная карточка, представил меня Огареву. Он (Огарев) сухо поклонился, напустив на себя всю эмиграционную важность».