Арест С.Г. Нечаева на территории Швейцарии, – страны, гордившейся, якобы, своим гостеприимством, – и предстоявшая выдача его России вызвали справедливое возмущение и негодование среди эмигрантов всех оттенков и направлений, и не только русских, но и среди членов местных швейцарских социалистических и анархических организаций. По этому поводу за границей была поднята шумная агитация. Республиканскому федеральному правительству Швейцарии разными организациями и отдельными известными политическими и общественными деятелями Европы было послано несколько резких протестов против провокационного поведения швейцарских властей. Все эти протесты и агитация, как известно, не привели к цели. С.Г. Нечаев не только не был освобожден, но самая передача его в руки российских жандармов была бесповоротно предрешена заблаговременно. Тайная и всесильная тогда дипломатия победила, и протесты революционеров остались гласом вопиющего в пустыне. Попытка освободить Нечаева по пути из тюрьмы на Цюрихский вокзал, предпринятая группой революционеров, равным образом не увенчалась успехом. С.Г. Нечаев вопреки всему был выдан России.
Этот факт – арест С.Г. Нечаева агентами русского правительства в «свободной» Швейцарии – остался клеймом, не смытым «демократией» этой страны. Он прекрасно характеризует политику швейцарского правительства, поведение которого и в наши дни вызывает негодование и презрение. Убийство тов. В.В. Воровского, лицемерное оправдание его убийцы и т. д., все это – звенья одной цепи, факты одной цельной и стройной системы власти, ясно и ярко обнаружившейся еще полвека тому назад в деле ареста и выдачи Нечаева.
Среди протестов, предъявленных тогда швейцарскому правительству, на первом месте стоят два воззвания русских эмигрантов. Документы эти до сих пор в России не были опубликованы, почему и приводим их здесь целиком.
Первое из воззваний опубликовано на немецком языке в Цюрихе 16 августа 1872 г. в виде листовки. Второе – в виде брошюры на французском языке – несколькими днями позже. На титульном листе брошюры следующее заглавие: «Netschajeff est-il un criminel politique ou non?» (Напечатано в Женеве, Imprimerie coopérative, Rue du Conseil Général, 8). Оба воззвания приводятся в нашем переводе.
По сведениям Н.Н. Голицына («История социально-революционного движения в России», 1887 г., изд. департамента полиции, стр. 42), основанным на донесениях секретной агентуры III Отделения, воззвания эти будто бы написаны М.А. Бакуниным. Будь даже его сведения неверны, документы от того интереса своего не теряют. Они отчетливо рисуют отношение эмигрантов, подписавших воззвания, к аресту Нечаева и к самому Нечаеву и попутно разоблачают действия швейцарского правительства.
«В среду 14 августа в Неймюнстере был задержан цюрихской полицией молодой человек. Этот человек известен был здесь под именем серба Стефана Гражданова. Но полиция, по-видимому, считает его известным политическим эмигрантом Нечаевым, обвиняющимся в соучастии в политическом заговоре и убийстве и подвергающимся в течение трех лет преследованиям русского правительства, которое требует его выдачи.
Мы не знаем господина Гражданова; так же мало мы знаем, Нечаев ли он или нет. Но если предположить, – в чем мы сильно сомневаемся, – что подтвердилось бы предположение, будто арестованный молодой человек никто иной, как Нечаев, мы во всяком случае чувствуем себя обязанными всеми силами протестовать против этой выдачи.
Господин Нечаев нам совершенно чужой, и мы не хотим иметь ничего общего с приписываемыми ему – с основанием или без основания – принципами; но, поскольку он подвергается преследованиям со стороны ненавистного нам русского правительства, он для нас свят; мы все чувствуем себя обязанными встать на защиту его прав политического эмигранта. Нам слишком хорошо известны шулерские приемы русского правительства. Оно постарается выставить Нечаева в глазах швейцарских властей обыкновенным убийцей; для этой цели оно не будет гнушаться никакими средствами: ложь, лжесвидетельство, – все будет пущено в ход, чтобы овладеть этой новой жертвой. Но мы просим разрешения доказать на основании официальных, самим правительством опубликованных актов нечаевского процесса, на основании напечатанного в русских газетах стенографического отчета обвинительной речи прокурора, – что в самой России Нечаев преследовался русским правительством только как политический преступник.
Нет ни одного русского и, прибавим, ни одного иностранца, посвященного в условия русской действительности, который бы стал в этом сомневаться. Если бы совершилось неслыханное, если бы швейцарские власти выдали бы Нечаева русскому правительству, то со стороны швейцарской республики это было бы принесением народного политического вождя в жертву ненасытной мести русского кнута.
Мы взываем поэтому не только к правительству Цюриха, но также к общественному мнению Швейцарии и всей Европы. Мы не можем поверить, чтобы правительство свободного, республиканского народа, справедливо гордящегося своим великодушным гостеприимством, чтобы оно могло протянуть руку русскому деспотизму.
Владимир Гольштейн, Валериан Смирнов, Земфирий Ралли, Александр Эльсниц, Михаил Бакунин, Владимир Озеров – русские политические эмигранты.
Цюрих, 16 августа 1872 года».
«16-го августа мы выпустили воззвание, в котором выражали протест против ареста человека, которого, правильно или неправильно, принимают за Нечаева, русского политического агитатора. При этом нами руководило живейшее желание, чтобы во всей первоначальной чистоте и святости сохранено было то благородное право, которое Швейцария предоставляет эмигрантам, право убежища, которым все мы пользуемся.
Русское правительство преследует Нечаева, как преследует всякое деспотическое правительство человека, который, хотя бы безуспешно, сделал попытку к ниспровержению существующего строя. Всякий поймет, как страстно хочет русское правительство какою угодно ценою наложить руку на этого человека. Но Нечаев находится на территории гостеприимной Швейцарии; следовательно, Россия не может требовать его выдачи, поскольку он считается преступником политическим. Ей остается одно средство, чтобы добиться его выдачи, – обратить его в обыкновенного преступника. В подобных случаях деспотизм не останавливается ни перед какими средствами: для достижения своей цели он не гнушается ни ложью, ни клеветой, ни самой низкой интригой. Но чем ниже приемы, к которым прибегает русское правительство, чем неистовее его стремление лишить эмигранта его права убежища, тем сильнее мы чувствуем, что наш долг разоблачить его бесчестные приемы.
Вот почему мы считаем необходимым в нескольких словах выяснить сущность и характер процесса Нечаева. Мы будем придерживаться тех стенографических отчетов, которые, пройдя через предварительную цензуру, были опубликованы правительством в русских газетах. Этого будет достаточно для того, чтобы убедить каждого в том, что преступление Нечаева чисто политическое.
Чтобы избежать всякого недоразумения, мы считаем своим долгом высказать с еще большей ясностью и точностью все то, что сказано было в нашем протесте от 16 августа. Мы далеки от того, чтобы сочувствовать идеям Нечаева, его принципам, особенно их применению на практике. Мы могли бы даже доказать, если бы это понадобилось, что он с давних пор считает нас своими политическими противниками. Но тем не менее, это не мешает нам, наоборот, заставляет нас засвидетельствовать и поручиться собственной честью, что все деяния Нечаева, начиная с организации тайного общества и кончая убийством некоего Иванова, должны рассматриваться, как преступления политические, а не уголовные. Вот отчего Нечаев не может быть выдан русскому правительству. Мы должны еще заметить, что между Россией и Швейцарией не существует никакого договора о выдаче.
Но прежде чем заняться более детально делом Нечаева, скажем несколько слов о стране, в которой он действовал. Всем известно, что ни один народ Европы не живет в таком угнетении, как русский народ. Ярмо деспотизма и насилия душит в самом зародыше всякое общественное движение; свобода личности не существует в этом царстве кнута; нужно ли говорить о положении русского народа? Всякий, кто хоть немного знаком с Россией, знает, что из 80 миллионов ее жителей 70 миллионов, несмотря на прославленное освобождение крестьян от крепостного права, изнывают под бременем непосильного труда, и для чего? Для того, чтобы оплатить огромные расходы, которые государство тратит на содержание чиновничества, призванного душить в народе всякое человеческое чувство и преследовать того, кто бы захотел пробудить в нем мысль о свободе. Что же касается самого народа, то он чувствует себя счастливым, когда у него есть кусок хлеба из плохой муки и из сушеной коры деревьев. Удивительно ли, что при существующем положении жалкая судьба народа живо волнует учащуюся молодежь, которую еще не успело развратить влияние бюрократизма? Удивительно ли, что постыдная эксплоатация народных масс правительством так глубоко оскорбляет чувство справедливости, живущее в душе учащейся молодежи? Она встала на сторону народа, потому что видела его страдания и нашла их слишком тяжелыми. Не одними словами пыталась учащаяся молодежь выразить угнетенному народу свое сочувствие; нет, лучшая, самая, самая благородная часть молодежи не отступала ни перед какой жертвой, когда можно было хоть чем-нибудь помочь народу. Ни тюрьма, ни ссылка, ни даже смертная казнь не могли ослабить ее энергии, и как только правительству удавалось подавить одно движение, так вслед за ним возникало новое.
Было бы слишком долго рассказывать историю всех этих движений. Да и не в этом наша цель. Мы коснулись этого вопроса лишь для того, чтобы обрисовать среду, в которой действовал Нечаев. Установлено, что члены тайного сообщества, основанного им, принадлежали, по большей части, к учащейся молодежи. Это сообщество было основано в Москве в 1869 г. под названием Общества Народной Расправы.