[158], – возбудило в свою очередь толки. Предательская роль Стемпковского ясно определилась тотчас же по задержании Нечаева. Возмущение против него достигло таких пределов, что та самая группа, которая пыталась освободить Нечаева в дороге, решила убить его, но Стемпковский избег такой участи, вовремя скрывшись.
Большая же часть лиц, заинтересованных в выяснении истинной роли Стемпковского (который проживал в Цюрихе, как польский эмигрант) и удаления его, как предателя, из своей среды, вступила на путь более умеренных действий. Был назначен товарищеский суд, который должен был предъявить ему публичное обвинение в предательстве, выслушать его объяснения, допросить свидетелей, в том числе очевидца ареста Нечаева – видного швейцарского социалиста Грейлиха, и, соответственно с достигнутыми объективным следствием результатами, вынести приговор.
В состав суда входили по два человека от организаций, членом коих Стемпковский состоял.
Стемпковский, как и следовало ожидать, на суд не явился, а переехал в Берн.
Товарищеский суд, несмотря на неявку обвиняемого, приступил к заочному рассмотрению дела и после тщательного следствия вынес свой осуждающий приговор. Приговор этот, опубликованный в свое время в заграничной печати, до сих нор не перепечатан в России, почему и привожу его здесь в переводе из немецкой газеты «Täglicher Allgemeiner Anzeiger».
«По делу Адольфа Степмковского, живописца вывесок, проживающего здесь на улице Реннвег, № 21, обвиняемого в том, что он служил русскому правительству в качестве доносчика и шпиона в деле политического эмигранта Нечаева, нижеподписавшиеся, назначенные от различных Союзов и национальностей члены Суда чести, – после того, как они предварительно пригласили обвиняемого Стемпковского, сообщили ему все сведения об организации Суда и, в особенности, предоставили ему свободу отказаться от половины судей, привести защитника, свидетелей и всякие другие средства защиты, гарантируя ему также полную безопасность его личности, т. е. совершенно свободный пропуск; после того, как в повестке было ясно указано, что, в случае отсутствия обвиняемого, Суд приступит к допросу свидетелей и вынесет свое постановление в отсутствии обвиняемого, который прибегнул к помощи полиции против Суда, – по выслушании десяти свидетелей со стороны обвинения и по прочтении различных письменных документов и после пятичасового совещания, единогласно вынесли следующий приговор:
Да, обвиняемый Адольф Стемпковский признается виновным в том, что действовал, как доносчик и шпион, в деле политического эмигранта Нечаева.
Этот приговор доводится настоящим до всеобщего сведения. Цюрих, 1 сентября 1872 г.
Члены Суда: Яков Франц, Лазарь Гольденберг, Владимир Гольштейн, Павел П. Иованович, Павел Ст. Иованович, Бронислав Рихтер, Валерьян Смирнов, Петр Степиц, Эмиль Шимановский, Густав Теннер, Георгий-Вильгельм Залевский».
Что Стемпковский был польский эмигрант и участвовал в восстании 1863 г., было известно определенно. Знала об этом вся эмигрантская колония, и знало III отделение. Не раз его имя мелькало не только в служебной переписке, но даже в литературе[159]. Как над эмигрантом, именно, над ним и была назначен суд чести.
Нашелся однако историк, – правда, официальный, но работавший над первоисточниками, – который возлелеял мечту реабилитировать Стемпковского и свести его роль к роли простого шпиона, каковое занятие, в глазах этого историка, надо думать, граничило с известным почетом. Только шпион, но не явный предатель. Я говорю о Н.Н. Голицыне, авторе X главы «Истории социально-революционного движения в России», написанной по распоряжению департамента полиции и секретно тем же департаментом напечатанной в количестве пятидесяти экземпляров в 1887 г.[160]. Вот что писал о Стемпковском Н.Н. Голицын в этой книге: «Стемпковский был чиновником варшавского магистрата, не участвовавшим ни в одном из злоумышлений польского восстания. Он эмигрировал, подобно множеству его соотечественников, но за несколько дней до поджога магистрата, что дало именно повод предположить какое-то участие его в этом деле. […] Стемпковский ни в чем не судился, никогда не был даже вызываем к суду из-за границы и жил спокойно эмигрантом в Швейцарии, презрительно относясь к деяниям и русских, и польских эмигрантов. Всех их он знал довольно близко. Впоследствии он не раз еще оказывал правительству полезные услуги» (стр. 41 «Истории»).
Свое снисходительное отношение к Стемпковскому Н.Н. Голицын основывает на определенных документах, на которые он тут же ссылается. Мне удалось отыскать эти документы. Все они относятся к «помилованию» Стемпковского и достаточно полно выясняют его предательскую роль. На основании этих-то документов расскажу здесь о «помиловании» предателя. «Помилование» это интересно в некоторых отношениях: 1) оно показывает, как Н.Н. Голицын писал свою историю[161], 2) выясняет облик самого Стемпковского, 3) наглядно характеризует отношение III отделения к подобным личностям и в подобных случаях и 4) дополняет общую картину погони за Нечаевым.
Перебравшись в Берн, Стемпковский, немедля, стал обращаться к русским дипломатическим представителям с требованием амнистировать его и выдать ему паспорт для возвращения на родину. В одном из первых донесений русского посланника в Берне князя М.А. Горчакова товарищу министра иностранных дел В.И. Вестману по поводу притязаний Стемпковского, Горчаков писал (8/20 сентября 1872 г.): «Стемпковский был сегодня утром в канцелярии, прося дать знать в Петербург, что целью его работы и всех его стремлений было получение амнистии, что он будет ожидать еще две недели должный паспорт, но, если он такового не получит, то будет считать себя совершенно свободным от уз, связывающих его с III отделением, и будет искать какого-нибудь другого заработка».
За пять недель, прошедших со времени ареста Нечаева до момента, которым датировано цитированное письмо князя Горчакова, Стемпковский успел уже, судя по угрозе, выйти из терпения и изнервничаться. Нервность усугублялась трусостью: он боялся, очевидно, мести со стороны своих прежних товарищей. Александр II, который всегда был осведомлен о всех закулисных начинаниях своей канцелярии, когда ему доложили содержание приведенного письма князя Горчакова, выразил следующее: «Желательно господина этого не выпускать из наших рук». Стемпковского стали удерживать.
Еще 17 августа (через три дня после ареста Нечаева) от начальника варшавского жандармского округа была телеграфно затребована справка о Стемпковском. Вот как аттестовали его: «По сведениям, имеющимся во временной военно-следственной комиссии, Стемпковский, во время начавшихся в Царстве манифестаций, был одним из подстрекателей молодежи к беспорядкам. В 1861 г., по его распоряжению, была устроена так называемая «кошачья музыка» одному из русских генералов, проезжавших по варшавско-венской жел. дор., и он же распоряжался в Варшаве закрытием лавок, устройством на улицах баррикад и т. п. Впоследствии Адольф Стемпковский был офицером жандармов-кинжальщиков в Варшаве и потому прикосновенен ко многим убийствам, совершенным в Варшаве с 1862 по 1864 гг., как подстрекатель и главный распорядитель тех злодеяний. Наконец, Стемпковский распоряжался поджогом ратуши в Варшаве. После побега за границу Стемпковский, проживая в Цюрихе, предлагал некоторым из сановников свои услуги в качестве агента с тем, чтобы впоследствии получить прощение, но услуги его всего чаще не были принимаемы, ввиду важности совершенных им преступлений. […] Стемпковский человек не без способностей, ловкий, продажный и потому мог бы с пользою быть употреблен, как агент по делу о польской эмиграции. В случае возвращения в край, Стемпковский подлежал бы тяжкой ответственности по полевым уголовным законам»[162].
Отзыв начальника варшавского жандармского округа рисует Стемпковского с одной стороны – его революционности. Другая сторона деятельности Стемпковского освещается, хотя и не полно, в докладе, составленном в III отделении 11 декабря 1872 г. для Александра II. Скачок с сентября на декабрь месяц 1872 г, делается намеренно: в этот промежуток положение Стемпковского не изменилось, III отделение только удерживало его, как агента, обещанием скорой амнистии; но помилование, шедшее вразрез с категорическим отзывом варшавских жандармов, затягивалось. 11 декабря был составлен в III отделении всеподданнейший доклад, в коем «участь Стемпковского повергается на всемилостивейшее воззрение» Александра II:
«Три года тому назад III отделение собственной вашего императорского величества канцелярии приняло в число своих заграничных агентов проживавшего в Цюрихе польского выходца Адольфа Стемпковского, который до того, в течение пяти лет, был корреспондентом правительственной газеты «Варшавский Дневник» и в этом качестве оказывал немаловажные услуги разоблачением затей и проделок польской эмиграции и подрывом ее нравственного кредита в Польше[163].
Так как в то время, когда начались сношения Стемпковского с III отделением, в Швейцарии, под руководством Бакунина, Огарева и Нечаева, стало формироваться ядро русской революционной эмиграции, то ему было поручено сблизиться с русскими, прибывшими в Швейцарию на жительство, зорко наблюдать за теми, которые пристанут к названным коноводам, и в особенности не упускать из глаз Нечаева, неотступно следить за всеми его действиями и указать удобную минуту для задержания этого опасного преступника и агитатора. Стемпковский блистательным образом исполнил данное ему поручение, постоянно сообщал самые точные и подробные сведения о русских революционерах, приютившихся в Цюрихе или посеща