Статья Ткачева, по свидетельству Лаврова, вызвала всеобщее возмущение сотрудников «Вперед!». Они негодовали на то, что Ткачев изобразил задачу социальной революции в виде «подобной картины обжорства, бездельничества и концентрировки имущества[172]». Лавров отказался печатать статью Ткачева. «Никакое раздражение против существующего подавляющего правительства, – писал он впоследствии, – никакая жажда ускорить революцию не может оправдать в глазах социалиста разжигание в народе страстей хищничества и бездельничания, стремления наслаждаться без труда, наслаждаться эгоистически, наслаждаться, как животное».
Этот инцидент сам по себе не привел к разрыву между Ткачевым и Лавровым, но побудил первого из них постараться определить точнее свое положение в редакции «Вперед!». Надо при этом иметь в виду, что Ткачев не считал Лаврова человеком, подходящим для редактирования революционного органа. Помня деятельность Лаврова в 60-е годы, когда он сотрудничал в умеренно-либеральном журнале «Отечественные записки» и вел полемику по вопросу о материализме с писателями радикального лагеря Антоновичем и Писаревым, и не имея точного представления о том, насколько изменились в начале 70-х годов, под влиянием знакомства с работой I Интернационала и Парижской Коммуной социально-политические взгляды Лаврова, Ткачев видел в Лаврове человека, чуждого революционному движению, в лучшем случае либерала, а не революционера. Естественно, что такой человек представлялся Ткачеву неспособным быть руководителем органа русской революционной мысли. Ткачев рассчитывал, что, приняв на себя редактирование журнала, Лавров, сознавая свою неподготовленность, будет охотно и внимательно прислушиваться к голосу людей, более, чем он сам, связанных с революционным движением. Однако этого не было. Лавров чрезвычайно ревниво относился к своим редакторским правам. Чем более знакомился Ткачев с постановкой дела в редакции «Вперед!», тем яснее становилось ему, что в основе этой постановки лежит принцип единоначалия, что, говоря словами самого Ткачева, «только одно лицо – полный хозяин дела, только оно одно имеет решающий голос, что все остальные участники могут лишь подавать свои мнения, но не более».
Не соглашаясь примириться с порядками, установленными в редакции журнала, Ткачев сделал попытку определить точно и ясно свои отношения в качестве постоянного сотрудника к редактору. Для этой цели он составил записку, в которой, с одной стороны, изложил некоторые программные соображения, а с другой – наметил изменения, необходимые, по его мнению, в организации редакционной части журнала.
Ткачев требовал «предоставления каждому постоянному сотруднику, сочувствующему журналу, равенства прав и обязанностей во всем, что касается литературной и экономической стороны издания».
Лавров, считая одного себя ответственным за направление журнала, категорически отказался делиться с кем бы то ни было, и в частности с Ткачевым, своими редакторскими правами.
Тогда Ткачев решил апеллировать к общественному мнению революционных кругов. С этой целью он написал брошюру «Задачи революционной пропаганды в России», в которой изложил свои разногласия с Лавровым[173]. Эта брошюра, вышедшая в свет в апреле 1874 года, была полна резких выпадов против Лаврова, которого Ткачев обвинял в том, что он чужд революционному движению, не понимает стоящих перед этим движением задач и старается революцию подменить мирным прогрессом. Лавров почувствовал себя очень задетым нападением Ткачева и поспешил ответить на него брошюрой «Русской социально-революционной молодежи». В этой полемике между Лавровым и Ткачевым с полной ясностью выявились глубокие идейные разногласия, разделявшие их и делавшие невозможным продолжительное сотрудничество Ткачева в журнале Лаврова. Действительно, оно ограничилось одним лишь «Письмом из Великих Лук», написанным Ткачевым еще в России и напечатанным во втором номере «Вперед!»[174].
После разрыва, происшедшего между Ткачевым и Лавровым в 1874 году, их революционные пути разошлись навсегда, и они встретились лишь тогда, когда Ткачев лежал в гробу, а Лавров выступил с речью на его могиле.
Вскоре после разрыва с Лавровым, а может быть и раньше его, Ткачев сблизился с небольшой группой русско-польских эмигрантов, придерживавшейся взглядов, близких ко взглядам Ткачева. Еще в 1873 году, когда Лавров напечатал в иностранных газетах объявление об издании «Вперед!» с изложением программы, которой будет придерживаться его журнал, эта группа, называвшая себя в то время «Cercle slave» («Славянский кружок»), опубликовала заметку, в которой подвергла критике программу Лаврова. В этой заметке, между прочим, было указано, что «ждать инициативы прогресса от большинства – глупость, если не измена». Это указание в краткой форме предвосхищало ту критику «Вперед!», с которой позднее выступил Ткачев в брошюре «Задачи революционной пропаганды в России», где он, подобно членам «Славянского кружка», доказывал, что откладывать революцию, по рецепту Лаврова, до того времени, пока большинство народа научится сознательно относиться к своему положению и убедится в необходимости насильственными средствами изменить его, – значило бы допустить измену революции, подменить революцию мирным прогрессом.
В том же 1873 году эта же эмигрантская группа выпустила литографированный перевод на русский язык брошюры известного французского бланкиста Эд. Вайяна – «Интернационал и революция». В предисловии к этой брошюре ее издатели, излагая свои взгляды на задачи революционной деятельности, так формулировали их: «Что делать? Ответ прямой: хорошо организованный заговор. Употребление в борьбе всех средств наших врагов». Такая постановка вопроса о задачах революционной партии в основном совпадала с той, которой придерживался и Ткачев.
Свою борьбу против Лаврова эта группа продолжала и после выхода «Вперед!». В 1874 году она издала несколько карикатурных листков, высмеивавших Лаврова и его последователей. В то же самое время группа отмежевалась и от бакунистов: и против них ею было выпущено несколько карикатур.
Как видим, Ткачев нашел в членах этой группы, во главе которой стояли поляки Каспар Турский и Карл Яницкий, своих естественных политических союзников и даже в значительной степени единомышленников.
Сблизившись с этой группой, Ткачев с конца 1875 года начал издавать журнал «Набат», выходивший с перерывами до 1881 года. На страницах этого журнала Ткачев впервые получил возможность подробно и открыто изложить и обосновать свои общественно-политические взгляды, а также резко отмежеваться не только от Лаврова и его последователей, но и от другой революционной фракции того времени, руководимой Бакуниным. В отличие от лавристов и бакунистов, Ткачев развил на страницах «Набата» бланкистскую программу революционной борьбы. Создание тайной организации, которая в подходящий момент захватила бы в России государственную власть и, пользуясь ее аппаратом, осуществила бы социалистическое преобразование общества, – вот основное содержание программы Ткачева и той эмигрантской группы, совместно с которой он предпринял издание «Набата».
Резко отмежевавшись от двух господствовавших в то время революционных фракций – лавристов и бакунистов – и постоянно полемизируя с ними, Ткачев поставил свой журнал в изолированное положение. Политические противники Ткачева не могли простить ему ту страстность, с которой он выступал против них, и обвиняли его в чрезмерном честолюбии и властолюбии. Революционеров 70-х годов отталкивали от Ткачева не только его личные свойства и черты характера, но – и это главное – политическая программа его журнала.
Громадное большинство революционеров того времени не понимало значения политической борьбы и относилось отрицательно к революциям политическим, ограничивающимся только сменою государственной власти и не затрагивающим социальных отношений. С их точки зрения, революции политические не приносили никакой пользы народу, так как в случае успеха их новая государственная власть продолжала давить и угнетать народ так же, как это делала старая. Революционеры 70-х годов мечтали о коренном социальном перевороте, который уничтожил бы весь существующий социальный и политический строй и заменил бы современный государственный аппарат союзом вольных общин.
Для людей, придерживавшихся подобных взглядов, программа «Набата», рассматривавшая политическую революцию в форме захвата власти революционной партией, как первый шаг на пути к социальному перевороту, представлялась вредной ересью, способной сбить революционное движение с правильного пути. Отсюда – крайне отрицательное отношение современников Ткачева ко всякому бланкизму и якобинству, а также ко всей литературной деятельности Ткачева. Еще в самом начале издания «Набата», в 1875 году, видный революционер того времени С.М. Кравчинский писал Лаврову: «Ткачев издает журнал под именем “Набат”. В сущности это будет одна мерзость – политическая революция, но она прикрыта, разумеется, социальной». Этот резкий отзыв о «Набате» очень характерен для революционеров того времени, считавших, подобно тому же Кравчинскому, «в революции все жанры хорошими, кроме якобинского и самодержавного»[175]. Этим определялось вполне отношение современников к Ткачеву и его журналу. Когда Н.А. Морозов, приехав за границу, стал посещать Ткачева, то это вызвало резкий протест со стороны его политических друзей, редакторов бакунистского «Работника», считавших всякое сближение с Ткачевым, – даже чисто личное, не политическое, – изменою революционному делу.
При таких неблагоприятных условиях Ткачеву, конечно, не удалось добиться более или менее широкого распространения «Набата» в революционных кругах. В Россию этот журнал проникал в весьма незначительном количестве вследствие того, что там у Ткачева было очень немного единомышленников, которые могли бы наладить пе