»[211].
Из этого видно, что Ткачев, обосновывая свои взгляды на возможность социальной революции в России, был вынужден допустить ряд отступлений от теории Маркса. В полном противоречии с учением Маркса он признавал, что современное ему русское государство стоит вне зависимости от каких бы то ни было общественных классов. Не поняв того, что социализм может осуществиться только в результате развития и перерождения капиталистического строя, Ткачев был склонен искать зародыши социализма в докапиталистических отношениях, сохранившихся в виде пережитков в русской деревне. Крестьянство он рассматривал как единое целое – как класс, представляющий интересы труда, а не мелкой земельной собственности. Обосновывая возможность социальной революции в России, он выдвигал теорию «исторических скачков», понимаемых им механистически, – как произвольный перерыв закономерного развития общественных явлений. Вот основные отступления Ткачева от теории К. Маркса. Эти отступления объясняют, почему Ткачев, немало воспринявший из учения Маркса, в своей практической революционной деятельности выступал как политический противник Маркса и руководимой им части I Интернационала.
Экономическая отсталость России, слабое развитие в ней фабрично-заводской промышленности, малочисленность и слабость ее рабочего класса – вот причины, не дававшие Ткачеву возможности усвоить теорию марксизма в ее законченном виде, понять ее как классовое учение промышленного пролетариата и сообразно с этим построить план своей революционной деятельности. Вот почему грубую ошибку делают те, кто готов признать Ткачева «первым русским марксистом». Но не меньшую ошибку делают и те, кто, говоря об идейных предшественниках марксизма в России и зачисляя в их ряды не только Чернышевского, но даже отчасти и Герцена, ни словом не упоминают о Ткачеве. Если Ткачев и не был марксистом, то никто в России его времени не воспринял так сильно и так глубоко учения Маркса, как он, за исключением, может быть, Н.Н. Зибера, прямого предшественника легальных марксистов 90-х годов, значительно лучше, чем Ткачев, разобравшегося в экономическом учении автора «Капитала», но не понявшего боевого классового характера марксизма.
Там, где в революционных построениях Ткачева кончалось влияние Маркса, там начинался бланкизм, якобинство.
В крестьянской по своему содержанию социальной революции, проповедником которой являлся Ткачев, главная роль должна была принадлежать не крестьянству, не «народу». Если мужик, по мнению Ткачева, и является в России «единственным представителем реальной экономической силы», то это еще не значит, что он выступит в социальной революции в активной роли.
В этом отношении Ткачев расходился как с приверженцами Бакунина, так и со сторонниками Лаврова. И те, и другие верили, что революцию сделают сами народные массы, что «в народе живет несокрушимая сила, против которой никто и ничто устоять не может» (Бакунин), что «в одном народе есть достаточно силы, достаточно энергии, достаточно свежести, чтобы совершить революцию» (Лавров). Ткачев стоял на иной точке зрения, полагая, что нечего «протягивать руку за помощью туда, куда следует протянуть руку помощи». Свой взгляд на роль народных масс в революции Ткачев подробно изложил еще в конце 60-х годов. Мы имеем в виду его статью «Разбитые иллюзии», в которой, рассматривая произведения Решетникова, Ткачев доказывал «совершенную неспособность массы к осмысленному протесту». Тяжелое экономическое положение народа, полная зависимость, в которой интересы труда находятся от интересов капитала, порождают, по мнению Ткачева, в народной массе такие черты, как «однообразие характера», «психическую убогость», «нравственную неразвитость» и т. п.[212]
«Человек массы, – пишет Ткачев, – прежде всего самый узкий эгоист. Причину этого эгоизма следует искать не в его умственной тупости и ограниченности, а в его материальной бедности». Он очень живо чувствует солидарность своих интересов с интересами своих собратий, но тем не менее он никогда не решится заступиться за товарища, зная, что это может угрожать ему самому потерей работы и куска хлеба. «Вследствие этого, общий интерес всегда упускается из виду; каждый действует врознь; каждый хлопочет только о себе и каждый проигрывает»[213].
Люди массы могут действовать сообща и солидарно, но для этого необходимо одно условие: твердая уверенность в успехе дела. «Недостаточно, – говорит Ткачев, – чтобы они знали, что их интересы солидарны, недостаточно, чтобы они знали, что, действуя сообща, они могут выиграть; необходимо, чтобы они были уверены, что за них стоит сила и что эта сила поддержит их. Только эта уверенность может объединить их; раз же объединившись, они почувствуют силу и сами в себе»[214].
Неправильно было бы приписывать Ткачеву уверенность в том, что социальную революцию можно произвести без участия в ней народа. По этому вопросу Ткачев совершенно ясно высказался в программе «Набата»: «Нападение на центр власти и захват ее в революционные руки, не сопровождающийся народным бунтом, (хотя бы и местным), лишь при крайне благоприятных обстоятельствах может привести к каким-нибудь положительным, прочным результатам»[215].
Мало этого, Ткачев считал, что русский народ, «несмотря на его кажущееся отупение», является «инстинктивным революционером». Экономическое и политическое положение, в котором находится народ, настолько тяжело и невыносимо, что он пользуется каждой возможностью, чтобы дать выход накопившемуся в нем чувству озлобления и ненависти к притеснителям. Отсюда – самые разнообразные формы народного протеста: и религиозные секты, и разбойничьи шайки, и поджоги, и отказы от уплаты податей, и различные формы сопротивления властям, и наконец, отдельные восстания («Открытое письмо» Фр. Энгельсу). Но всего этого недостаточно для того, чтобы уничтожить угнетение труда капиталом, чтобы ниспровергнуть существующий строй. Народ протестует, но протесты его «незначительны и разрозненны»: необходимо, чтобы на помощь ему пришла другая сила: сам народ своими силами не сможет освободить себя.
Это – во-первых. А во-вторых, – народ, по мнению Ткачева, способен выступить в социальной революции только как «сила разрушительная», а не созидающая. «Народ не может себя спасти, – писал Ткачев в статье “Народ и революция”, – народ, сам себе предоставленный, не может устроить свою судьбу сообразно своим реальным потребностям, не может провести и осуществить в жизни идею социальной революции»[216].
Ткачев гораздо более реалистически, чем его современники из революционного лагеря, относился к вопросу о том, какое значение могут иметь для социальной революции так называемые «народные идеалы». В статье «О почвенниках новейшей формации» (1876 год) он зло высмеивал правоверных народников типа П. Червинского, которые, «создав себе идеальное, чисто фантастическое представление о деревне, как о таком сожитии людей, которое насквозь проникнуто духом общности интересов и человеческой солидарности… утверждают, будто эта фантастическая деревня и есть настоящая, реальная русская деревня»[217]. Ткачев видел, что современная ему русская община, испытавшая уже на себе влияние буржуазного прогресса, не только не порождает в народе «духа солидарности и братского единства», но, напротив, благоприятствует скорее развитию духа соперничества и конкуренции».
Поэтому нельзя отводить народу той роли в переустройстве жизни, какая отводилась ему правоверными народниками.
«Предоставьте ему, – писал Ткачев в цитированной выше статье “Народ и революция”, – устроить его жизнь по его собственной воле, и вы увидите, что он не внесет в нее ничего нового, – он распространит формы своей жизни, свою общину, свой мир, свою семью на те сферы, из которых они теперь вытеснены влиянием буржуазного прогресса, но этим и ограничится его реформаторская деятельность, и перед нами явится тот же старый крестьянский мир с его заскорузлыми, окаменевшими устоями, с его неподвижным консерватизмом.
… Народ без руководителей не в состоянии построить на развалинах старого мира такой новый мир, какой был бы способен прогрессировать, развиваться в направлении коммунистического идеала»[218].
Кто же должен явиться руководителем народа в его разрушительной и созидательной деятельности? Где та сила, готовая помочь народу и поддержать его, о которой Ткачев писал еще в 1868 году в «Разбитых иллюзиях»?
Ответ на этот вопрос Ткачев впервые дал в том же 1868 году в статье «Подрастающие силы». Помогать народу и руководить им должна новая интеллигенция, пришедшая на смену старой дворянской, та мелкобуржуазная интеллигенция, которая получила название «разночинцев». Они по положению своему в обществе представляет собою «нечто среднее между сословием прочно обеспеченным и совсем не обеспеченным». Экономические условия, в которых приходится ей существовать, делают ее врагом существующего строя.
«Умственные занятия и другие тесно с ними связанные отрасли труда служат для него (т. е. этого “сословия” – Б.К.)
единственным средством к существованию, а так как запрос на продукты подобного труда при таких условиях, при которых живет большинство нашего населения, весьма ограничен, то понятно, что обеспечение этого класса не представляет никакой прочности, никакой солидности. Видя источник своего существования единственно в своей собственной деятельности, в своем личном труде, – он не имеет ни малейших оснований питать нежные чувствования к каким-либо другим, посторонним источникам, которые его не поят и не кормят. Отсюда весьма легко понять, к какого рода теориям и доктринам должен он отнестись всего симпатичнее и какое миросозерцание легче всего ему усвоить»